Итак, в одиннадцать часов безукоризненно и строго одетый молодой аристократ с невозмутимым и бесстрастным видом протянул пожилой секретарше мсье Жювийона свою визитку. Подсиненные кудряшки взметнулись, и пожилая женщина весьма приличного вида отколола номер – всплеснула руками и всхлипнула:
– Боже, как вы на него похожи, на нашего бедного Того!
Джон Ормонд почувствовал, что пол покачнулся у него под ногами.
– Го... Кого?
– Ну на вашего дорогого дядюшку, на кого же еще? Вы себе не представляете, какая это утрата для нас. Все девочки в бакалее рыдают уже третий... нет, четвертый день, а мсье Фермой, молочник, закрыл свою лавку в знак траура. И мальчики на бульваре Распай переживают, а разве им можно волноваться – все-таки возраст!
Джон собрал рассудок в кулак, хотя это было нелегко. В мозгу возникали совершенно бредовые картины. Бакалейщицы, рыдающие по усопшему миллиардеру... Седовласые мальчики с бульвара Распай... Того...
Мсье Жювийон распахнул дверь своего кабинета и укоризненно взглянул на секретаршу, а потом обратился к Джону.
– Не осуждайте ее, мсье Ормонд. Натали проработала у меня сорок лет, ваш дядя знал ее с тех пор, когда она пришла совсем молоденькой девочкой. У нас были прекрасные отношения, можно сказать, дружеские. Ваш дядюшка был очень легким человеком, дорогой мой. Его любили абсолютно все. Он словно сеял свет вокруг себя. Примите наши искренние соболезнования и поверьте, что мы скорбим вместе с вами и всей вашей семьей.
Джон только кивнул в ответ. Неожиданно стало очень жаль дядю Гарри, а еще – что он, Джон, по какой-то дурацкой причине совершенно не общался со своим крестным. Между тем поверенный сделал широкий жест пухлой ручкой, приглашая молодого человека пройти в кабинет.
Мсье Жювийон был маленьким и пухленьким, весьма подвижным старичком, о котором так и хотелось сказать: он кругленький и катается, как мячик. Легкий жемчужный пух венчиком окружал розовую и блестящую лысину, на пухлом мизинчике интимно поблескивал изящный золотой перстень с опалом. Черные глазки пристально и дружелюбно смотрели из-под лохматых седых бровей, но на этом набор растительности на голове мсье Жювийона заканчивался. Он был гладко выбрит, не носил ни усов, ни бороды, ни баков, хотя последние ему бы очень пошли. Одет поверенный был в самый настоящий и прекрасно пошитый черный сюртук, а галстук ему заменял бирюзовый шелковый платок, заколотый золотой булавкой. Одним словом, мсье Жювийон прекрасно смотрелся бы и во времена Наполеона, и во времена де Голля, и совершенно не выглядел старомодным сегодня.
Он пригласил Джона присесть, сам обежал стол, плюхнулся в кресло и энергично придвинул к себе толстую папку с бумагами.
– Ну-с, мой друг, – вы позволите так вас называть? Приступим. Да, и еще раз прошу у вас прощения. Вчера я даже не имел возможности предупредить, когда вернусь. У меня был трудный день.
– У меня тоже. Забудем об этом. Я здесь, и мы можем все обсудить.
– Да, разумеется. Что ж, возьмем быка, так сказать, за рога. Общее состояние вашего дядюшки оценивается... минуточку... в два с половиной миллиарда американских долларов. Правда, нужно отметить, что большую часть составляет недвижимое имущество, как то: музеи, галереи, два дома моды, виллы в Монако, Швейцарии и Малайзии, два коралловых атолла...
– А...
– Потом, потом... Три острова в Тихом океане, два из них необитаемые, четыре банка, два рыболовецких сейнера в Северном море и один Национальный парк в Кении. Эта недвижимость, разумеется, приносит определенный доход, но, в некотором роде, совершенно, пардон за каламбур, недвижима. В том смысле, что ее нельзя обратить в наличные. Я бы даже сказал, что подобным образом ваш дядюшка просто поддерживал экономику сразу нескольких государств.
Джон только прерывисто вздохнул. Паршивая Овца! Позор семьи! Кого боги желают наказать, у того отнимают разум...
– ... Таким образом, реальная сумма, подлежащая разделу и имеющая реальный денежный эквивалент, составляет порядка... шестидесяти миллионов долларов.
– Слава богу!
– Да, мне тоже нравится. Вот список тех, кому причитаются доли. Напротив суммы.
– Налоги уже, разумеется...
– Ни-ни-ни! Ни боже мой!
– В каком смысле?
– Ваш дядюшка был принципиальным противником налоговой системы. Все деньги, которые получат наследники, лежат на офшорных счетах и не подлежат налогообложению. Мсье Гарольд позаботился о том, чтобы суммы заблаговременно были переведены на личные счета.
– То есть на момент смерти у дяди...
– Не было ничего. Ну, в метафорическом смысле, разумеется. Дом на месте, утварь, картины, посуда, драгоценности – все это никуда не делось. Ваш дядя очень уважал вас, молодой человек. Он считал, что именно вы сможете достойно и профессионально уладить все формальности. Именно поэтому вы и назначены душеприказчиком.
Джон просматривал бумаги со смешанным чувством зависти и восхищения. Документы были составлены идеально.
– Мсье Жювийон, а что это за «особое условие», которое мне надлежит выполнить?
– О, именно это на самом деле и является предметом нашей беседы. Все остальное более-менее понятно, а вот с этим пунктом... Я ведь говорил вам о деликатности вопроса?
– Да, но я...
Маленький поверенный посерьезнел, сцепил ручки на круглом животе, и во взгляде, устремленном на Джона, отчетливо нарисовалась скорбь.
– Дело в том, мой друг, что вы становитесь душеприказчиком и наследником только при выполнении одного условия вашего дяди.
– Я слушаю.
– Вы не можете от него отказаться, потому что такова предсмертная воля Гарольда Ормонда, и он считал вас человеком чести.
– Разумеется, но я...
– Он ни в коем случае не имел в виду, что жажда денег заставит вас поневоле принять на себя эти обязательства, будучи прекрасно осведомлен, что вы и сами – человек далеко не бедный.
– Да что это за обязательство?
– Вы, дорогой Джон, должны будете принять на себя обязанности опекуна одной особы. Юной особы. Ранее эту роль выполнял ваш дядя, относясь к этому в высшей степени серьезно, и теперь эта роль возлагается на вас.
Джон пожал плечами. Такое прозаическое завершение столь интригующего рассказа даже несколько разочаровало его.
– Я вовсе не имею намерений отказываться от этой роли, мсье Жювийон. Опека – это не самое сложное дело в жизни. Моя тетя, Гортензия Ормонд, в течение последних десяти лет состоит под моей опекой. Благотворительный фонд Ормондов опекает три детских приюта в Англии и два детских госпиталя во Франции...
– Здесь немного другое. Означенная юная особа должна войти в вашу семью и жить вместе с вами. Ее доля указана в завещании, она достаточно велика, и по достижении двадцати трех лет она, то есть особа, станет одной из самых обеспеченных девушек в мире. Но некоторые обстоятельства ее рождения и детства вынудили мсье Гарольда настаивать на том, чтобы данная особа жила в вашей семье на правах ее члена.
Джон проявил некоторое нетерпение.
– Короче говоря, мсье Жювийон, есть некая девочка, которую я должен увезти с собой в Англию, поселить в Форрест-Хилле и дать ей нашу фамилию.
– Последнее – не обязательно.
– Что ж, как угодно. Меня совершенно не расстроило бы и такое условие. Я не вижу в данном пункте ничего сверхординарного. Вот если бы дядя Гарри завещал мне своего любимого крокодила с непременным условием содержать его в моей собственной ванне...
Маленький поверенный стремительно перегнулся через стол и страстно выдохнул в лицо опешившему Джону Ормонду:
– Поверьте мне, это было бы гораздо проще!
Через полчаса Джон Ормонд в общих чертах ознакомился с историей дядиной воспитанницы. Ее звали мадемуазель Арно, Жюльетта Арно, ей было семнадцать, впрочем, скоро должно было исполниться восемнадцать, и в доме дяди Гарольда она проживала последние четыре года. Судя по всему – в этом месте Жювийон красноречиво, но непонятно округлил глаза – девочка происходила из довольно бедной семьи, родных у нее не было, а причина, по которой Гарольд Ормонд забрал ее к себе, была мэтру Жювийону неизвестна.