– Эй? Что с тобой?

Молли словно очнулась от глубокого сна. Том? А что здесь де… Ах Том, да, конечно. И Молли натянула дежурную улыбочку.

– Нет, ничего, задумалась…

Что бы такое соврать, чтобы не выбивалось из контекста разговора? О! Шекспир!

– Это я о Дездемоне. – Молли наивно захлопала ресницами, как можно чаще, чтобы скрыть слезы. – Какая страшная судьба…

Том удивленно нахмурился. Вероятно, переход от трагедии к комедии произошел слишком резко: декорации не сменили, костюмы не переодели, грим не успели смыть. Молли словно видела себя со стороны: на душе мерзко, гадко, но на лице намалевана улыбка веселого клоуна. Зачем этот фарс? Эта комедия без комического?

– Он меня сегодня бросил… – пролепетала Молли.

Пролепетала робко, неуверенно, но на душе сразу стало легче: больше не надо притворяться, играть несвойственную роль. Почему-то Молли захотелось все рассказать Тому. Жестоко, конечно. Мужчина провожает ее домой, окрыленный надеждами. Но это же Том… Он поймет, непременно поймет. И не обидится, и не примет близко к сердцу, не устроит истерики или скандала. Такие, как он, легко идут по жизни, ни на чем подолгу не задерживая веселого, живого взгляда. А этот к тому же еще не утратил детской непосредственности (если в его случае вообще возможно предположить подобное изменение характера), в детстве же не бывает долгих огорчений, не говоря уже об унынии и скорби. Да, Тому, безусловно, можно довериться, как другу.

– Прости меня… пожалуйста. – Только сейчас Молли неожиданно заметила, что стоит уже у двери собственного дома. – Я не должна была сегодня… – Она запнулась, не зная, как назвать свой демонстративный флирт.

Том улыбнулся, заглянул ей в глаза, и Молли увидела свое крохотное отражение, такое растерянное, подавленное… И рядом плутовские, игривые огоньки. Том доверительно обнял ее за плечи. Это были объятия друга, а не мужчины. И Молли вдруг охватил странный горячий порыв, словно ближе Тома у нее никогда никого на свете не было. Словно он один мог услышать эти давящие сердце слова, и… Горечь, обида, зависть, гнев вырвались из груди единым звуком:

– Изменник! – Молли отстранилась и закрыла лицо руками. А потом слова потекли рекой: – Я ему доверилась. Я ему так доверяла, больше, чем себе самой! Больше, чем тебе, Том. А ты…

Молли не смогла сдержать слез, всхлипы то и дело разрывали и без того слишком эмоциональную речь. Казалось, будто лоскуты звуков ложатся на черный асфальт и тают подобно первому снегу. Да, сегодня Молли впервые изливала душу этому человеку. Неожиданно для него и для самой себя, как… как… и первый снег всегда выпадает внезапно.

– А ты… останься моим другом. Я уже полюбила его. А за сегодняшний вечер прости. Пожалуйста, прости. Я не хотела. Нет, я хотела… Хотела ему показать, что я тоже не одна. Я… Я…

Теплая ладонь коснулась пальцев, Том отнял ее руки от лица.

– Не плачь, если ты выбрала Дарвея, то я не в обиде. В конце концов он старше, он настоящий мужчина, а мое призвание – комедия. Только не плачь. – Широкая добродушная улыбка сияла на его лице. Улыбка, которую нельзя сыграть: искренняя, открытая, ласковая. – Я ведь могу быть только другом, – продолжал Том. – И не думай о моих чувствах. У меня всегда их такое множество, что сам порой путаюсь. Ты мне нравишься, это верно. Но если не судьба – значит, не судьба. Забудь.

Молли уже несколько раз порывалась встрять в монолог, но Том говорил столь вдохновенно, что жалко было прерывать. Но все же она сказала:

– Я вовсе не Дарвея имела в виду.

– Нет? – Том опешил. – А… а… кого?

– Джеральда Стэнфорда, полицейского. У нас с ним было что-то вроде романа. По крайней мере, до сегодняшнего вечера я так думала. Но сегодня он пришел в театр с другой. И еще намеренно дефилировал с ней у меня перед носом.

Том провел ладонью по ее щеке, вытирая слезы.

– А я даже не заметил его, если честно. Я вообще не очень наблюдательный. Так он тебе изменил?

– Да. А еще… – Молли виновато опустила глаза, не зная, как сказать покорректнее. – Мы ведь теперь друзья? – Она наивно вскинула ресницы и замерла.

– Что? – Том сосредоточился, силясь угадать продолжение недосказанной фразы. – Ты хочешь о чем-то попросить?

Молли даже сделала шаг вперед и поднялась на ступеньку, чтобы казаться выше, как-никак это всегда придает уверенности:

– Да, я хочу попросить… – Ресницы – хлоп-хлоп, прямо кукла Барби. – Только не подумай ничего такого. Э-э-э… проведи у меня ночь.

Как именно эта фраза оказалась сформулирована в голове столь неподходящим образом, оставалось только догадываться, Молли сама удивилась, но результат последовал сразу:

– Что?!

Конечно, только говорили о невозможности взаимной любви – и тут на тебе…

– Подожди, подожди, – поспешила поправиться Молли. – Я объясню. Ты же знаешь Дарвея. Он такой настырный, я боюсь оставаться одна в доме. Мне нужен защитник, причем без намерений. Друг. Как ты.

– А-а, – облегченно выдохнул Том. – Я уж было начал сомневаться в своих способностях по восприятию чужой речи. – Он засмеялся. – Ну что ж, леди просит защиты у благородного рыцаря. Божественная Гвиневера, я весь к вашим услугам. – И Том отвесил театральный поклон. – Кстати, у тебя есть чем наполнить желудок? А то я как-то с утра забыл о физиологической потребности организма время от времени поглощать определенное количество энергосодержащих элементов.

Надо же! Что за поразительная способность! Нет, ей-богу, люди вроде Тома единственные по-настоящему счастливые существа на Земле. Ведь несчастным становишься от обилия проблем, а они их просто не замечают. Подумать только: девушка минуту назад банально предложила ему дружбу, и… Том согласился. Так легко и непринужденно, словно поменял платок в кармане. Прелесть, а не парень. Целый вечер он теперь будет развлекать ее, и ни слова о любви, о чувствах.

Молли отперла дверь, учтиво пропуская гостя вперед.

– Прошу.

– Только после вас. – Том вывел невообразимый реверанс, от какого шарахнулся бы любой средневековый человек, зато японский ниндзя подобный пируэт наверняка одобрил бы.

Так или иначе, но через пару минут оба уже стояли на кухне: Молли – у раскрытого холодильника, Том – рядом, принимая вынимаемые продукты.

– А может, мы лучше закажем пиццу по телефону?

Вид у Молли был жалобнее некуда. Том неосмотрительно предложил приготовить что-нибудь самим, хотя бы ради того, чтобы отвлечься от проблем, переключиться, но…

– Послушай, я половину сознательной жизни ела стряпню мамы и еще половину заказывала готовые обеды, на худой конец разогревала полуфабрикаты в микроволновке, – краснея, призналась Молли. – Я не умею.

Она как можно выразительнее развела руками. Однако Тома, похоже, вовсе не волновал результат, мероприятие организовывалось ради процесса творческого поиска.

– Я тоже, – невозмутимо сообщил он. – Тем лучше, научимся. Кажется, в тесте вода и мука. Еще в пицце почти всегда есть грибы, сыр, оливки, соленые огурцы.

– Можем положить паштет. – Молли извлекла из дальнего угла консервную банку. – И рыба есть. Тоже такая.

– Давай разберемся. – Том сгрузил все заготовки для будущего кулинарного шедевра на стол. – Куда-нибудь приспособим.

– Лимон? – робко поинтересовалась Молли, не столько серьезно предполагая положить эту кислятину в блюдо, сколько в шутку.

К ее удивлению, Том с удовольствием взял лимон, объявив:

– Добавим по вкусу.

– По какому вкусу?! – возопила Молли. – Может, еще джем положим?

Том состроил задумчивую мину.

– Знаешь, а было бы неплохо. – С этими словами он взял из рук опешившей хозяйки дома темно-бордовую запечатанную баночку. – О, вишневый! Никогда не ел ничего вкуснее соленых огурцов с джемом, просто изумительное сочетание, достойное английских гурманов.

– Или людей с дефектами вкусового восприятия. – Смеясь, Молли отобрала у не в меру смелого кулинара опасные ингредиенты и, вернув их на место, быстро захлопнула холодильник, дабы горе-экспериментатору не попалось на глаза еще что-нибудь экзотическое. – Итак, – она окинула взглядом стол, – перец, сыр, мука… а что здесь делает морская капуста?