Говорят, человек жив, пока его помнишь…

Юра Парфенов году эдак в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом отпуск провел у друга в тундре. Как в песенке поется "Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар, городок невелик и не мал". Так вот от этого городка до нужного поселка еще попутным вертолетом переть не меньше часа. Про тамошнее житье-бытье оленеводов и каким именно образом Юра околачивал местные груши я рассказывать не буду. Ибо навру безбожно, потому что плохо запомнил. А запомнил плохо потому, что от Юриных рассказов вся курилка от хохота помирала...

Я, кстати, ни тогда не курил, и сейчас привычки этой не имею. Так уж организм мой устроен, что даже по великой пьянке ежели и тянет подымить, то потом дюже погано в организме. Видимо, в детстве сам себя отвадил, когда по мальчишеству "беломор" у матушки таскал. Маманя моя дама старой закваски и всякие сигареты не признает. В плане курева Юра и моя матушка совпадали полностью. И, естественно, Юра не смог не привезти в качестве сувенира десяток пачек "беломорканала" нарьян-марского разлива. Тем более, что горбачевская перестройка уже шла полным ходом и с куревом становилось все напряжнее.

Тут надо сделать небольшое лирическое отступление. Дело в том, что "беломор" отличается не только редкостной вонючестью, но и тем, что в папиросы идет табак по принципу "чем хуже, тем лучше". Знатоки утверждают, что могут отличить вонь питерского "беломора" от, скажем, газовой атаки "беломора" московского. Не знаю, может, врут. Но вот Юрин "беломор" из Нарьян-Мара наши мужики точно запомнили на всю оставшуюся и наверняка отличат от любого другого.

Когда Юра щедро раздал пропутешествовавшие через весь Союз нерушимый "беломорины" и первым спокойно закурил, то и мужики достали свои кресала и прочие огнеметы. Юра мастер был на всякие розыгрыши и ожидать от него подлянки основания были. Только не там мужики подвоха ждали! После первой же затяжки всех, кроме Юры, пробрал кашель аж до пердежа. Кто посильней – сумели отползти в сторону сортира, там вонь хоть и менее приятная, зато дышать позволяет.

В общем, минут через десять прокашлялись, проперделись, продышались – и сразу к Юре. Сперва, понятно, матом обложили, а потом поинтересовались: а с какого х.. оно так пробирает и какого все того же х.. сам Юрка словно заговоренный???

Загадка разгадывалась просто: в тамошний "беломор" привозной табак пускать жалели и щедро разбавляли его местным самосадом, сиречь махоркой. А Юра, как порядочный рас...дяй, с собой ленинградского "беломора" взял только на дорогу туда. Да и за каким х..м заваливать чемодан куревом, если его в поселковом магазине хоть жопой ешь? И когда последняя привозная "беломорина" была втоптана в вечную мерзлоту, выбор у Юры был невелик: или быстренько привыкать к местному куреву, или две недели х.. сосать. Теоритически еще можно было в Ленинград смотаться, в "стекляшку" что на углу Белы Куна и Бухарестской... Но теория в очередной раз разошлась с практикой, а в итоге получилась эта вот история.

Может, я чего и напутал. Может, не Нарьян-Мар там был, а другой какой город. Не судите строго – запомнил плохо, а спросить уже не у кого...

Давно дело было, еще при Ильиче. Не том, что с бревном, а том, что с бровями. Приехал к Юре Парфенову на погостить давний кореш с очень Дальнего Востока, сослуживец бывший. Встретил Юра однополчанина в Пулково, по дороге домой водки закупили, к водке прицеп, само собой... И, значит, под дары тундры пару бутылок в два лица уговорили. По пол-литре, стало быть, на брата. Корешок с дороги притомился, видать. Прям за столом ушел в анабиоз. Юра корефана беспокоить не стал, а тихонько включил телевизор и стал культурно отдыхать.

А день, надо сказать, будний был. Юра то ли в отпуске тоже был, то ли накопившиеся отгулы решил использовать – набежало у него отгулов за первомай, за донорство... Не важно. Главное, что в квартире они вдвоем квасили. Пока жена с работы не пришла.

Супруга о приезде боевого товарища была извещена заранее, потому скандал устраивать не стала, а предложила перенести тело на тахту. Несолидно, мол – проснется гость лицом в салате...

И тут Юра с ужасом замечает, что дружок-то окочурился. То есть, за столом сидит тело в самом прямом медицинском смысле слова. И тело уже начинает покрываться трупными пятнами!

Делать нечего, вызвали "скорую". Долго ли, коротко ли ехали славные врачи – то мне неведомо. Знаю только, что к приезду эскулапов пятна еще четче стали. Каково же было удивление врачей, когда электрокардиограф показал синусоиду. Кореша тут же накачали всякой химией и уволокли в институт скорой помощи. Там после недолгого обследования обнаружили закупорку сосудов головного мозга, вскрыли мужику черепушку и вправили серое вещество.

Из комы приятель вышел где-то через неделю. Первые же его слова были: "Суки, что вы со мной сотворили?" Случившийся рядом хирург-мозговед разобъяснил: чудом, мол, выжил. Почти совсем помер, даже трупные пятна пошли... Мужик тут и возопил: "Идиоты! У меня всегда так с перепою!"

Весь отпуск и еще неделю сверху Юрин сослуживец в больнице провалялся. На службе ему впаяли неделю прогула, поскольку доставлен был в состоянии алкогольного опьянения и больничный не полагался. Могли бы и уволить, но мужики понятливые оказались, выговором отделался, да премии лишили... Через год уже Юра к нему в гости поехал. Посидели, выпили, поржали, вспоминая питерские приключения. Одно только омрачало: после операции мужик больше стакана принять не мог, жутко голова начинала болеть.

Как-то раз бригадиру нашему, Николаю Александровичу, приволокли на сборку очередную хреновину для подлодки. Абсолютно серьезно: блок предназначался для комплекса навигации подводной лодки. Сама по себе хреновина ничего особенного не представляла – дюралевый корпус, внутри сплошная механика в виде переключателей и хитрой системы шестеренок. Плюхнули Санычу на стол чертежи, коробки с комплектующими.

А потом началось шоу.

Переключателей в модуле было штук сорок. Выглядели они довольно обычно: две латунные пластинки в диэлектрическом держателе, нормально разомкнутые. Кто японские магнитофоны разбирал поймет. Уникальность именно этих контактных групп (вспомнил таки как эта хрень называется!) заключалась в самих контактах. Конструкторы рассчитывали, что блок должен пахать лет двадцать без ремонта и профилактики, потому контактные площадки сделали платиновыми.

На каждую контактную группу полагалось две платиновых контактных площадки, весом по 0,5 грамм. Комплектовщица под присмотром мастера участка и начальника ОТК передала кулек с платиновыми бляшками. Саныч торжественно вскрыл никем не запечатанный газетный кулек с ошметком речи М.С. Горбачева и пересыпал бляшки в более достойную тару – донышко картонной упаковки из-под молока. Взялись пересчитывать. Вместо положенных восьмидесяти штук бляшек сначала оказалось семьдесят девять. Пересчитали. Получилось восемьдесят одна. Пересчитывали раз шесть, пока три раза подряд не получилось ровно восемьдесят.

После этого бляшки потащили на весы. Это сейчас весы электронные, а тогда на аптекарских рычажных выверяли массу каждой плямбы по отдельности, потом еще и кучей взвесили. Цифры несколько отличались от приложенных чертежей и спецификаций, но перевешивать уже не стали – Санычу надоело выкобениваться и он поставил свою подпись на копии накладной. После чего донышко молочной коробки было торжественно заперто в сейфе начальника цеха до утра, благо рабочий день уже кончился.