— Разве вы не присядете? Он был слишком близко, высокий, худощавый, ноздри его широко раздувались, а губы плотно сжались, превратившись в тонкую ниточку. —

Пейте кофе! Чашка была уже у ее губ, но при этом его грубом оклике она поставила ее обратно на блюдце.

— Мне пора идти, — холодно сказала она и, поднявшись, пошла к двери.

— Она заперта.

Тони медленно повернулась и посмотрела на него. В Англии друзья Тони считали ее бесстрашной девушкой, способной постоять за себя в любой ситуации. А среди ее друзей были отчаянные вояки, заветной мечтой которых был орден Виктории. Внутреннее бесстрашие отражалось и в чертах ее красивого лица. Сейчас оно выразилось в пристальном взгляде и в ледяном холоде голоса.

— Я не знаю, что вы собираетесь делать, но учтите, что я смогу себя защитить. Откройте, пожалуйста, дверь.

Тишина, а потом вкрадчиво прозвучало:

— Я собираюсь тебя убить.

Опять тишина. Взгляд Тони автоматически остановился на столе.

— Вам придется объяснить. Вы даже не знаете меня.

В мягко звучащем голосе Тони не было ни малейшего намека на страх. Мужчина был очень стар, и ей ни на секунду не приходило в голову, что он может быть сильнее ее.

— Я знаю, что ты живешь на острове уже год, — сказал старик. Он стоял у стула, на котором она только что сидела, его тонкие узловатые руки беспокойно двигались.

— Да, это так.

— Тогда ты уже слышала о вендетте?

— Да, я слышала о вендетте. Но какое это имеет отношение ко мне? Вы ошиблись… вы обознались.

— Твое имя Антония Фримэн.

— Да, — Тони в замешательстве сдвинула брови. — Я только что вам сказала, что вы не знаете меня.

Она вгляделась в его лицо:

— И я совершенно уверена, что не знаю вас.

— Твой брат был здесь пару месяцев назад?

Тони слегка побледнела. Она вспомнила, что рассказывал Саввас. Рукой откинув упавший на лоб локон волос, она обнаружила, что лоб ее совершенно мокрый.

— Да, он приезжал навестить меня.

— Он убил мою сестру… мою старую хромую сестру!

— Это был несчастный случай, а не предумышленное убийство! Мой брат тут же был оправдан здешним судом!

— Судом да, но не мной! Это была преступная езда, а поскольку я не могу поехать в Англию, чтоб убить его, я убью здесь тебя! Это мой долг по закону вендетты — «кровь смывается кровью убийцы или кого-нибудь из его семьи!».

Итак, ей попался один из тех фанатиков, о которых она рассуждала с Саввасом. Очевидно, разум старика значительно ослабел с возрастом, и Тони заговорила, пытаясь выразить искреннее сожаление.

— Случилось несчастье, действительно большое несчастье. Но она вышла на проезжую часть дороги… было очень темно, вспомните… и даже не посмотрела по сторонам. И она была полностью одета в черное, мой брат не видел ее.

— Мы часто ходим по дороге, а наши женщины, старые женщины, всегда одеваются в черное, ты знаешь об этом.

— Но мой брат этого не знал. Откуда он мог знать, если только что приехал? Поверьте мне, — она продолжала говорить мягким голосом, — даже когда его оправдали, он все равно винил себя сам. Во всех его письмах он сожалеет о том, что приезжал на остров. И мои отец и мать… Они также расстроены ужасно из-за этого несчастного случая.

Глаза Тони затуманились, когда она вспомнила о потрясении, обрушившемся на ее семью после того, как Хью сбил хромую старуху, вышедшую неосторожно на дорогу; автомобиль он взял напрокат за несколько часов до трагедии. И он, и их родители до сих пор тяжело переживали случившееся. А что касалось самой Тони, не проходило и дня, чтобы она не вспоминала об этом несчастном случае.

— Они расстроятся еще больше, узнав о смерти доченьки! Ты умрешь… я убью тебя… этим ножом!

Она бросила взгляд на чашку, стоявшую на подносе.

— Я хотел убить тебя, когда ты будешь без сознания, потому что ты — женщина, но это не важно. Я не буду тебя долго мучить. Мне приходилось убивать много овец и свиней, и я никогда не позволял им страдать больше, чем нужно.

Его глаза светились дьявольской радостью, предвкушая удовлетворение от выполненного долга.

— Боишься? Я же сказал тебе, что это не займет много времени!

— Этого вообще не будет, — начала она и оборвала разговор.

Старик, угадав ее намерение, первым схватил кинжал, потому что стоял ближе к столу, чем она.

Он сделал попытку вытащить кинжал из ножен, и она решила действовать, сблизившись с ним, впервые удивляя его своей силой. Но он быстро пришел в себя, и через несколько секунд Тони поняла, что его внешность сильно обманула ее. Его тело было старым, его мозг плохо соображал, но мышцы оставались сильными. Отлично понимая, насколько глубоко пустил корни этот варварский обычай, она не надеялась, что старик пойдет на попятную.

Понимая, что находится перед лицом смерти, ее вдруг охватило чувство недоверчивого удивления к его превосходящей силе. Она поняла это, когда они начали бороться, и в этот страшный момент перед глазами пронеслись лица всех членов ее семьи. С хладнокровием, которое приходит, когда храбрец встречается с неизбежностью, Тони увидела каждого в отдельности, представляя их реакцию на известие о ее смерти. Хью, который всю жизнь будет нести тяжесть вины, за которую только косвенно ответствен; ее мать, которая никогда не оправится от шока. Уже наполовину лишившись сил в борьбе со стариком, Тони мимолетно вспомнила, как мать уговаривала ее не ехать за границу, особенно на Восток. Там так много опасностей, беспокоилась она, а Тони смеялась и говорила, чтобы та не была смешной! Потом Пэм, овдовевшая сестра Тони, и ее дети. Они любили попроказничать, но Тони души в них не чаяла. Дэвиду было девять, Робби — восемь, а Луизе — семь; их отец умер два года назад. Наконец, отец Тони, которого она боготворила. Его самое последнее письмо… такое подавленное, оно оставило на сердце Тони чувство тяжести. Его бизнес, когда-то процветающий, погибал из-за вновь открытого универмага на другой стороне улицы, и его спасала только покупка этого магазина, а за него просили около фунтов стерлингов.

Эти мимолетные видения резко оборвались блеском кинжала у ее лица. Старику удалось вытащить его из ножен. Тони схватила старика за запястье, пытаясь удержать кинжал подальше от сердца, но в ушах уже стучала кровь, и силы быстро уходили. Потрясенная своей беспомощностью, она сделала отчаянную попытку избежать смерти, но одних душевных сил было мало. Необходима была грубая физическая сила, а в этом с чокнутым стариком, страстно желающим убить ее, она сравняться не могла.

Она почувствовала, что скоро потеряет сознание, и действительно окружающее стало меркнуть, но вдруг, сквозь помутневшее сознание, она услышала за дверью голоса и, собрав все силы, оттолкнула старика так, что тот отлетел на кресло.

— Отец… Отец! Открой и пусти нас! — Слова звучали по-гречески, но Тони, конечно, поняла их. — Дед! —

Теперь английский. Сказано властным тоном, тоном человека, привыкшего к немедленному исполнению его приказов. — Открой дверь!

Говоривший не стал ждать, с треском ломающегося дерева дверь распахнулась внутрь. Кинжал был вырван из рук старика, но никто из вошедших не обратил на Тони никакого внимания. Она, задохнувшаяся, совершенно обессилившая, упала на ближайший стул.

— Благодарю, Боже, мы успели вовремя! — Разразившись слезами, женщина кинулась на шею отцу. — Мы не позволим тебе попасть в беду! — Женщину волновал только ее отец. На его жертву ей было наплевать!

Тони резко повернула голову. Выкрутившись из объятий дочери, старик проревел:

— Дарес, как ты здесь оказался? И какого черта ты вмешиваешься? — Голос старика стал пронзительным и отрывистым. Тони еще больше удостоверилась в том, что он слабоумный. Знают ли его родственники об этом? Более, чем похоже, что знают.

— Мама сразу послала за мной, как только узнала, что ты собираешься сделать, — заговорил молодой человек. — Я немедленно приехал, но мы не знали, что именно ты собираешься делать, пока не встретили Луиса и тот сказал, что перед твоим домом стоит машина девушки, которую ты хочешь убить.