Удовольствие держать их в нервном ожидании отступило перед желанием успокоить эту женщину. Оплаченный дом — все, что она попросила бы. И только потому, что у нее его не было.
— Я вернусь в Англию, но вам придется заплатить… — она замолчала, заметив резкий поворот головы Дареса и появившееся в его глазах упрямство. — Вам придется заплатить…
— Мы ничего не будем платить, — оборвал он ее, не дав закончить. — Мы не позволим шантажировать себя из-за глупых причуд веры моего деда. Мать не должна была предлагать вам деньги.
Сработало. ТеперьТони не собиралась уступать и дюйма, и с горящими глазами и сжатыми кулаками она снова повторила угрозу пойти в полицию.
— Так полиция или деньги? — Он презрительно ее оглядел. — Вы уверены, что хорошо подумали?
— Дарес! — вмешалась его мать, переходя опять на греческий, — Не спорь с ней. Дай ей все, что она захочет.
— Я не потворствую шантажисткам… Дед, в чем дело? — Старик схватился за голову рукой. Он выглядел очень усталым, и Тони поняла, что их борьба выбила из сил и его.
— Я пойду, отдохну, — сказал он и вышел из комнаты.
— Заплати, Дарес, и забудем обо всем этом.
— Женщина не может мне приказывать. Ты очень неразумно поступила, упомянув о деньгах.
— Но твой дед… ведь он сделает это, Дарес.
Ее сын механически кивнул и нахмурился, о чем-то раздумывая.
— Должен быть какой-то способ оградить его от себя?
— Только, если ты ей заплатишь…
— Это против моих принципов, — оборвал он ее безжалостно. — Должен быть другой способ. — Он посмотрел на Тони: — Вам придется уехать, — грубо сказал он.
— И не собираюсь!
Он раздраженно вздохнул, потом обернулся к матери.
— Она явно не захочет подчиниться, не получив денег, — неохотно согласился он.
— Тебе придется отступить от своих принципов, это не так уж трудно.
Его темные глаза сузились.
— Ты ждешь, что я подчинюсь ее требованиям? — звонким голосом сказал он и покачал головой. Но, бросив на него косой взгляд, Тони увидела, что лицо его напряжено, на щеках двигались желваки. Он смотрел в пустоту, сильно хмурясь своим мыслям. Тони продолжала наблюдать за ним, раздумывая, что он унаследовал от своего кровожадного деда. Если не желание убивать, то уж бессердечность — это точно.
После нескольких минут глубокого раздумья, он наконец произнес с едва сдерживаемым бешенством:
— Сколько вы хотите, мисс Фримэн?
Вздох облегчения вырвался у его матери, казалось, она сбросила огромную ношу. „Пора, — подумала Тони, — назвать Даресу свою цену“, — но вдруг в нее будто дьявол вселился, и она, подняв голову, вызывающе ответила:
— Нисколько. Я пойду в полицию.
Дарес хмуро уставился на нее:
— Но вы собирались просить деньги.
— Я передумала. Почему я должна бросать работу?
Его глаза угрожающе сузились. „Что он собирается сделать?“ — подумала Тони.
— Это ваше последнее слово? Вы совершенно точно хотите пойти в полицию?
Она заколебалась. Зачем она так далеко зашла? И как она теперь пойдет на попятную.
— Совершенно точно, — быстро ответила она, когда увидела проблеск надежды, появившийся у них в глазах из-за ее задержки с ответом. Что он о ней в конце концов думает? Не важно. Его мнение интересовало ее меньше всего.
— О, дорогой, — вскрикнула его мать. — Это все ты своими пререканиями с ней. Она готова была назвать цену. Теперь мы ничего не сможем сделать…
Она прервалась, потому что в комнату вошел старик.
Его глаза блестели.
— Я тут кое о чем подумал, — проговорил он. —
Дядя этого убийцы живет на Крите. Я узнал это, когда справлялся о ней! Так что если она уедет в Англию, я убью ее дядю.
Он засмеялся в ответ на выражение лица Дареса.
— Да, я убью его… или кого-нибудь из его детей.
Мне говорили, что у него есть дочь, — он наклонился к Тони и злобно посмотрел на нее. — Ведь так? Его самую младшенькую… очень красивую…
У Тони замерло сердце.
— Вы не тронете моего дядю…
Но старик уже ушел, и единственным звуком в комнате, когда голос Тони умолк, были всхлипывания матери Дареса. И Дарес, и Тони погрузились в размышления.
Что же делать теперь? Она почти согласилась уехать домой. Но новые планы сумасшедшего старика ухудшали ситуацию. Если она останется, ее жизнь в опасности, но если она уедет домой, на ее дядю или на кого-нибудь из его семьи нападет этот ненормальный старик.
Женщина подняла голову и посмотрела на Дареса, потом на Тони, потом снова на Дареса.
— Не согласишься ли ты, — произнесла она, — жениться на ней?
— Что-о-о? — Этот возглас могла бы издать и Тони, но она молчала. Дарес, буквально открыв рот, смотрел на мать, как будто та, как и ее отец, наполовину сошла с ума.
А Тони просто задохнулась, проглотив свое удивленное восклицание.
— Ты же знаешь, запрещено убивать родственников, — быстро говорила женщина, избегая встречаться с сыном глазами. — Если ты женишься на ней, они станут родственниками и он не сможет никого из них тронуть. Это закон его деревни, а он их выполняет точно.
Она, съежившись от страха, ждала ответа, но Дарес молчал, и она быстро добавила:
— Я знаю, тебе это ненавистно… но… Дарес, ты смог бы жениться? Все еще ошеломленный этим предложением, он продолжал сверлить ее взглядом. „Ясно, — думал он, — она сошла с ума“. Тони чуть не выдала, что она поняла все, несмотря на то, что разговор шел по-гречески, но все-таки сумела удержать готовые сорваться с губ восклицания.
Наглая женщина! Никогда, с тех пор как Тони приехала в Грецию, она не встречала такую семью. Сначала ее чуть не убил один из них; потом, после того как их появление вовремя отвело опасность, ни женщина, ни ее высокомерный сын даже не поинтересовались, как она себя чувствует, и не предложили что-нибудь, чтобы успокоить ее нервы и поддержать ее силы. В добавление ко всему ей приказали убираться с острова, обвинили в вымогательстве и теперь хотели использовать ее, если этот бессердечный человек согласится с предложением матери, чтобы спасти смертоносного маньяка от него самого! Никогда еще в своей жизни она не чувствовала такой жажды отмщения, но если речь идет о мести, она никогда не сможет избавиться от мести ей. Как бы там ни было, никакой возможности отомстить нет, и она молча, с большим интересом ждала, что произойдет дальше!
— Жениться на ней! Ты ненормальная!
Чувствуя, как презрение и отвращение поднимаются в ней, она уже открыла рот, чтобы так же высокомерно, как он, сказать, что она все поняла и что она обо всем этом думает. Но тут снова заговорила женщина:
— Это единственное решение. Конечно, она может пойти за тебя, просто чтобы спасти своего дядю. Но думаю, что если она узнает о твоем состоянии…
— Об этом нечего и думать! — он сделал резкий жест рукой, давая понять, что его решение окончательно.
— Ты, должно быть, сошла с ума, предлагая такое!
С бессильным движением она отвернулась от сына, а Тони увидела страх в ее глазах. Без сомнения, она любила своего отца, и если его посадят в тюрьму, это разобьет ее сердце.
— Ведь эта женитьба будет временной, — начала опять женщина с упрямой настойчивостью. — Очевидно, ты не хотел бы ее в… в… Я хочу сказать, что ты не можешь не брать ее в жены, но как только с отцом что-то случится, ты сможешь отправить ее… расторгнуть брак. Я не просила бы тебя, если бы это повлияло бы на всю твою жизнь, но это, возможно, не надолго.
Никаких замечаний от Дареса, только хмурый взгляд, и его мать отважно продолжала:
— Это же позор. Ты подумал об этом? Образованные греки считают вендетту вне закона, и ты тоже имеешь свою точку зрения на это. На тебя всегда смотрели, поддерживали в твоих деловых кругах высокое мнение о тебе. Подумай о моем предложении, ради всех нас. Твои сестры, вспомни… — добавила она с той же отчаянной решимостью.
Тони почувствовала, что у нее от злости сейчас лопнут все сосуды. Подумать об этом предложении! Как будто, если этот заносчивый сынок только поманит ее, она, Тони, тут же побежит. Благородное жертвоприношение!