— У меня есть здесь яхта, Эстелла. Я оставлю там чемодан, а потом мы погуляем по городу.

— Яхта! — воскликнула она, на миг забыв о своем горе. — Одна из этих? — Значит, они пока не расстаются, по крайней мере, еще на час… два часа? Как она ценила каждую секунду! На глазах Элейн выступили жгучие слезы. Она взглянула на сверкающее белое судно. Как она могла распрощаться с ним… навсегда? — Она красивая, — выдохнула Элейн. — Тебе очень повезло, Кимон. — Она подумала о яхте, на которой вскоре будет отдыхать ее сестра. Она, скорее всего, не такая грандиозная. Должно быть, Кимон очень богат, если может себе позволить такое великолепное судно.

— Она довольно милая, — признался мужчина. В его звучном, выразительном голосе еле заметно прозвучали нотки гордости. — Идем, дорогая, я тебе ее покажу.

Элейн затрепетала от счастья. Кимон взял ее за руку, и они вместе пошли туда, где стояла на якоре его яхта. На палубе двое мужчин убирали белые паруса. Они приветствовали Кимона, а потом стали внимательно и с любопытством разглядывать спутницу своего хозяина. После чего вернулись к прежнему занятию, разговаривая по-гречески.

Внутри яхта выглядела потрясающе. Все приспособления и обстановка наверняка стоили очень дорого и были установлены одновременно с постройкой судна. Толстые ковры устилали пол в кают-компании и другом салоне, поменьше. Каюты были роскошно обставлены, в каждой имелся душ. Элейн только ахала от изумления. Она снова подумала об Эстелле и о том, как той повезло, что она отдохнет на судне вроде этого.

— Что-нибудь выпьешь, дорогая?

Кимон оставил чемодан на палубе. Его тут же унес один из мужчин. Теперь Кимон и Элейн находились в кают-компании. Ей показалось, что он ведет себя напряженно, и она спросила себя: может, и он расстроен из-за предстоящей разлуки? Но именно Кимон мог все изменить. Элейн попыталась об этом не думать и огляделась по сторонам. Владельцу подобной яхты не нужна девушка вроде нее. Она рассеянно ответила, что именно хочет выпить, и он протянул ей напиток. Они сели и немного поговорили, а потом Кимон встал, извинился и сказал, что вернется через несколько минут.

— Там есть английские журналы — на полке, — сказал он и вышел.

Элейн уставилась на закрывшуюся дверь. Ей показалось, что Кимон ведет себя по-другому. Или все дело в ее воображении? Никогда раньше он не держался так напряженно и не был таким задумчивым, как последние несколько секунд перед тем, как выйти из кают-компании. Элейн пожала плечами и снова уселась. Разумеется, она могла думать только о прощании, которое приближалось с каждой минутой. Девушка взглянула на часы. В три надо вернуться на «Кассиллию», так что, если Кимон останется с ней до отплытия, они смогут провести вместе всего пять часов.

Прошло пять минут. Элейн взяла один из журналов, но он остался лежать раскрытым у нее на коленях. Десять минут… Драгоценное время уходило напрасно. Она поднялась и пошла к двери. Но, постояв у выхода несколько секунд, вернулась и вновь села. Если она отправится его искать, то будет выглядеть глупо. Кроме того, он сказал ей о журналах, так что, очевидно, знал, что вернется не сразу. Элейн снова взглянула на часы. Двенадцать минут. Казалось, что прошла целая вечность, с тех пор как мужчина покинул кают-компанию.

Она выглянула в окно и увидела, как лодки в гавани бороздят спокойное синее море. Элейн нахмурилась. Очень странно, что Кимона до сих пор нет… Неожиданно у нее ёкнуло сердце. Двигатели! Она услышала их шум, и в то же время у нее учащенно забился пульс. Элейн быстро встала и пошла к двери, плохо понимая, чего боится, потому что безоговорочно доверяла Кимону. Спустя несколько секунд она уставилась на дверную ручку, не в силах поверить в происходящее. Она опять подергала ручку, потом вцепилась в нее обеими руками, изо всех сил пытаясь открыть дверь. Она не заперта! Нет! Девушка не могла поверить, что Кимон запер ее в кают-компании. Дверь наверняка заклинило, и Элейн закричала, величайшим усилием воли пытаясь сохранить спокойствие.

— Кимон! Кимон… дверь заклинило! Что происходит?

Он решил покатать ее на яхте… да, вот в чем дело. А не сказал, потому что хотел сделать сюрприз.

— Кимон… где ты?

Продолжая дергать дверную ручку, Элейн оглянулась и увидела, как удаляется гавань. Девушка отошла от двери и направилась к окну, сжав дрожащие руки в кулачки. Что все это значило?

Гавань Мандраки становилась все меньше и меньше. Слезы потекли по лицу Элейн. Последние пятнадцать минут она колотила в дверь и в отчаянии и ужасе, который охватил ее, звала на помощь… но тщетно. Судя по тому, что она никого не дозвалась, можно было подумать, что на борту, кроме нее, никого нет.

Что она наделала? Теперь Элейн не сомневалась — ее обманули. И признала, что во всем виновата сама. Она познакомилась с таинственным греком на борту корабля и доверилась ему целиком и полностью. Какой же неопытной, наивной дурой она оказалась! Эстелла никогда бы не попала в такое положение… или попала бы? Может быть, Эстелла ничего не имела бы против. Она бы поняла, что собирается сделать Кимон, как только он предложил ей подняться на борт яхты. Элейн изумленно покачала головой. Она все еще не могла поверить, что Кимон ее обманул. Но воображение тут же вырвалось из-под контроля и увлекло за собой. Что толку притворяться? Ее привели на борт с одной-единственной целью… И все же почему Кимон не вернулся? И как далеко они отплывут, прежде чем стать на якорь? Элейн считала, он обязательно бросит якорь. Ведь Кимон знает, что через несколько часов она должна вернуться на «Кассиллию».

Элейн снова заколотила в дверь и начала кричать, пытаясь привлечь чье-нибудь внимание. Интересно, эти двое мужчин все еще на борту? Если да, то они получили соответствующие указания и вряд ли придут к ней на помощь.

— Что со мной будет? — закричала она, прижимая руку к бешено бьющемуся сердцу, как будто могла унять боль. Девушка пребывала в ужасном смятении. Она больше не могла спокойно рассуждать. — А если я н-не вернусь в-вовремя на корабль? — Элейн села, всхлипывая, и закрыла лицо руками. — Какая я дура… н-но я никак не м-могла подумать, что он так со м-мной обойдется. — Элейн почти не понимала, что говорит. Она продолжала умоляющим голосом, будто обманщик здесь же, в кают-компании: — Отпусти меня, Кимон. Пожалуйста, отпусти меня. Отвези меня обратно на Родос… — Она замолчала, потеряв надежду, и снова расплакалась.

Элейн еще долго сидела на краешке стула, ничего не соображая. Ее знобило так сильно, что, казалось, кровь застыла в жилах. Мысли смешались… она может опоздать на корабль. Тетя Сью, Джинкс, Эстелла захочет получить обратно свой паспорт. Но больше всего страшила мысль о том, что произойдет в ближайшие несколько часов. Ее разум находился в смятении. Перед ее мысленным взором проносились воспоминания: Кимон спокойно принимает отказ, когда она запрещает ему остаться на ночь в ее каюте, его изменчивое настроение, нежелание восстанавливать Элейн против себя — это обстоятельство озадачило ее тогда и осталось непонятым до сих пор. Она вспомнила о его великодушии, небольших знаках внимания, которые волновали ее, поскольку с ней никогда раньше такого не случалось. Все это должно было ввести в заблуждение, внушить доверие к нему, чтобы она согласилась подняться на борт его яхты. Элейн внезапно покачала головой. Ее рассуждения в чем-то неправильны. Зачем ему так стараться завоевать ее доверие, если он хотел просто соблазнить? Она напомнила себе — Кимон мог заполучить любую девушку, на которую обратил бы внимание. Совершенно незачем было так стараться только для того, чтобы удовлетворить свои желания. Подобный риск не нужен. А ведь, похищая ее таким образом, он должен знать, что нарушает закон.

Элейн напряглась, услышав тяжелые шаги за дверью. Она вскочила, громко закричала и начала колотить в дверь. В замке повернулся ключ, и девушка отступила на шаг. Дверь в каюту открылась. На пороге стоял худой смуглый грек — один из мужчин, которых она видела, когда поднималась на борт яхты. Его почти черные глаза сладострастно оглядели ее стройное, дрожащее тело. Толстые, грубые губы, прикрытые закрученными черными усами. В коротких и толстых загорелых пальцах он держал сигарету, а с другой руки свисали его komboli — янтарного цвета «четки для нервных» с привязанной к ним шелковой кисточкой.