— Нам-то что? — Тетя Сью продолжала, не обращая внимания на отсутствие логики в собственных словах: — Эта женщина не имела права бранить ребенка, не разобравшись, в чем дело. Если мальчик выдернул ленточки из волос Джинкс и привязал их к решетке, тогда Джинкс правильно сделала, что дернула его за волосы. Несносный постреленок! А сколько стоят эти ленточки!

— Ты заметила, что она опять ушибла колено? — Элейн все еще держала в руках пасхальную открытку. Она машинально протянула ее тете. — Должно быть, сегодня снова упала.

— Я уже перестала замечать, — раздраженно вздохнула тетя Сью и взглянула на открытку. — На ней всегда не меньше дюжины царапин, все на разных стадиях заживления. Но я заметила, что она разорвала платье и что у нее на трусах грязь. Снова каталась с горки и приземлилась в грязную канаву. — Тетя Сью вернула открытку племяннице. Та положила ее на сервант. — Ну что ж, — вздохнула старушка, наблюдая за ней, — как тебе сказали, когда ты взяла ребенка, в старости она станет для тебя большим утешением.

В старости… Элейн уже сейчас ощущала себя старой.

На нее нахлынули воспоминания о радостных днях, которые когда-то выпали ей и Эстелле. Их переполняла жизненная энергия. А сколько удовольствия они получали! Здорово веселились, нередко на счет своих друзей, которые никогда не могли отличить их друг от друга, потому что сестры всегда одинаково одевались. Эти счастливые беззаботные дни закончились слишком быстро, а последние несколько лет Элейн провела под тяжестью ноши, которую добровольно на себя взвалила. Она часто размышляла о будущем и не сомневалась в том, что останется старой девой и закончит свои дни, как тетя Сью. Будет слушать радио, много читать и передвигаться с помощью палки. Но даже в минуты отчаяния Элейн ни разу не пожалела о том, что взяла Джинкс на воспитание.

Но надо что-то делать с ее манерами и речью. В этом Элейн была полностью согласна с тетей. Пусть девочка останется такой же жизнерадостной, но ведет себя спокойнее. Как этого добиться? По словам самой Джинкс, дети обращали больше внимания на слова отцов, а не матерей. Судя по всему, мужчину слушались немедленно, а женщину не слушались вовсе… по крайней мере, такая сорвиголова, как Джинкс. Джинкс… Как ей шло это имя!

— Я люблю среду, — сказала Джинкс немного погодя, когда они втроем сели за стол, — потому что моя мамочка дома, когда я прихожу из школы. Если бы ты была дома каждый день!

Элейн улыбнулась, а тетя Сью поджала губы, услышав такие бестактные слова. В шестнадцать лет Элейн пришлось бросить школу и найти работу. Тетя могла предложить ей жилье, но не могла себе позволить содержать племянницу. Элейн согласилась на первую же попавшуюся работу и не бросила ее до сих пор. Еще повезло, что ее приняли обратно, после того как она уволилась, поддавшись на уговоры Кита взять на воспитание Джинкс.

Элейн работала в большом городском магазине. Повышения не предвиделось, потому что все главные должности занимали молодые люди, и до сих пор ни один из них не ушел. Элейн часто хотелось найти что-нибудь другое, но город был не очень большим, так что возможностей оставалось не так уж много. Она бы с удовольствием работала секретаршей, но на обучение не хватало денег. Поэтому Элейн оставалась на бесперспективной работе, проводя там пять с половиной дней в неделю. В год ей полагалось не больше пятнадцати дней отпуска.

Эти пятнадцать дней она обычно занималась домашним хозяйством, которому до этого почти не уделялось внимания. Ведь тетя, естественно, могла сделать очень мало. Занавески и чехлы надо было отнести в прачечную самообслуживания, ковры — поднять, убрать из дома и выбить. Иногда Элейн заново клеила обои в какой-нибудь из комнат или сидела за швейной машинкой, латая изношенные простыни или потертые чехлы. В такие минуты она всегда думала об Эстелле и ее беззаботной жизни. Подруга, с которой они когда-то жили в одной квартире, познакомила Эстеллу с одним из своих друзей. Тот немедленно нашел для Эстеллы работу модели, и теперь она зарабатывала за несколько часов столько, сколько Элейн за неделю. У Эстеллы была собственная, роскошно обставленная квартира. Несколько кричаще, на вкус Элейн, но все стоило очень дорого. А отпуск Эстелла обычно проводила в каких-нибудь экзотических краях, куда приезжала на три или четыре недели, а то и на больший срок, с очередным любовником.

Следующим вечером, в восемь часов, Элейн позвонила в дверь квартиры сестры. Ей пришлось ждать довольно долго. Наконец появилась Эстелла, в халате, поспешно наброшенном на плечи, чтобы прикрыть наготу. Волосы убраны под купальную шапочку, красивое лицо раскраснелось и будто сияло.

— Привет! Заходи же. Я только что из ванны. Представляешь, забыла, что ты должна прийти. Проходи в гостиную. Я сейчас освобожусь.

— Забыла, что я должна прийти? — Элейн позвонила всего четыре дня назад, и Эстелла заверила, что будет счастлива повидать сестру. — Ты никуда не собиралась?

— Нет, сегодня вечером я дома. Ты же знаешь, раз в неделю я провожу вечер дома. У меня такая бурная жизнь, что без этого не обойтись, поверь мне.

Эстелла закрыла дверь и жестом пригласила сестру войти в роскошную квартиру.

Розовый ковер, занавески и современная мебель — большие кресла и в сочетании с ними длинное низкое канапе. Почти всю нишу занимал нарядный коктейль-бар. С каждой стороны бара декоративные каменные арки образовали фон для двух обнаженных фигур, мужской и женской. На линии и изгибы падал неяркий свет, источник которого находился позади арок.

Элейн увидела бросающийся в глаза инкрустированный стол, а на нем — серебряные коробку с сигаретами и зажигалку, а еще огромную упаковку дорогих шоколадных конфет. Повсюду в вазах стояли букеты цветов — подарки от друзей Эстеллы. Каждый раз, приходя сюда, Элейн видела множество цветов, а Эстелла объясняла, что какой-нибудь мужчина присылает ей цветы почти каждый день.

— Садись. — Изящным жестом Эстелла указала ей на кресло. — Я сейчас оденусь! Можешь выпить и выкурить сигарету. Ешь сколько хочешь шоколада — мне-то надо беречь фигуру! — Она протянула руку за пальто Элейн, взяла его и скрылась в спальне.

Элейн села в кресло и положила в рот шоколадку. На канапе обложкой вверх лежала раскрытая книга. Элейн потянулась к ней, взяла в руки и бросила на нее один взгляд, после чего тут же положила на место. Она-то думала, что такое читают только мужчины!

— Что-нибудь новенькое? — спросила Эстелла минут десять спустя. Она пододвинула кресло и устроилась на подлокотнике. — Зачем я спрашиваю? Было бы удивительно, если б у тебя произошло что-то новенькое.

Элейн улыбнулась и покачала головой.

— Наверное, тетя Сью до сих пор мучается от артрита?

— Да, — грустно кивнула Элейн. — И ей становится все хуже и хуже. — Девушка задумалась. — Недавно она сказала соседке, что готова к смерти. Соседка мне это сообщила, и я начинаю беспокоиться. Иногда ей очень больно. Она пытается скрыть это от меня, но все равно заметно. Эстелла пожала изящными плечами:

— Старость. Ничего не поделаешь. — Она быстро взглянула на сестру и добавила: — Этот дом… ты не сможешь там остаться, когда с тетей Сью что-нибудь случится?

— Думаю, домовладелец разрешит мне жить там дальше.

— Ты оптимистка. Дом неподалеку от Лондона, и ты думаешь, что владелец сдаст его тебе? Он же стоит бешеных денег. — Эстелла с жалостью смотрела на Элейн. — Должно быть, он жалеет, что старушка до сих пор жива.

— Он не может быть таким бессердечным! — Но, говоря так, Элейн внезапно вспомнила, что тетя Сью недавно писала домовладельцу. Она попросила Элейн отправить письмо. Может быть, тетя Сью спрашивала, нельзя ли сдать дом в аренду Элейн? Если так и если ей отказали, ясно, почему последние несколько недель она испытывала такое беспокойство. Возможно, поэтому тетя Сью настаивала на том, чтобы Элейн почаще появлялась на людях и знакомилась со своими ровесниками. Ровесниками… Мужчинами, чтобы ей, может быть, удалось найти себе мужа. Тетя Сью даже хотела продать свои драгоценности…