В этих словах был безошибочный подтекст. Скрытая угроза, лежащая за светской любезностью.

— А кому здесь может не понравиться? — ровно проговорила она, но сердце заколотилось от страха. Неужели он считает Джино пешкой в игре? Пешкой, которую можно передвигать в соответствии с планами Кардини?

В этот момент вернулся Винченцо и увел ее посидеть с пожилыми женщинами, где им подали кофе с пирожными. Но слова Сальваторе все звучали и звучали у нее в голове, и Эмма не могла сосредоточиться на еде.

Они уехали только после семи, и все семейство Кардини собралось на крыльце, махая им на прощанье. Можно было с уверенностью сказать, что день прошел успешно, но в душе Эммы царило беспокойство. Она больше не знала своего места во всем этом действе.

И здесь она только из-за Джино. Убери этого незапланированного, чудом появившегося ребенка из равенства, и все, что останется, — это мужчина, который пока еще очарован ее телом, и женщина…

В тусклом свете машины она бросила взгляд на мужа. Женщина, которая остается целиком и полностью уязвимой перед любовью, которую когда-то испытывала к нему. Так что ей с этим делать?

В темноте Винченцо безошибочно почувствовал напряжение ее тела и стиснул зубы. Он понимал, что больше не может откладывать неизбежное.

Он подождал, когда Джино уснет, и они останутся одни в гостиной. Эмма оставалась напряженной и молчаливой. Жилка нервно дергалась у него на виске. Она что, надеется, что он без слов прочтет сигналы, которые она посылает ему, и ей не придется ничего говорить? Думает, он слепой? Не замечает ее нервозности и желания уехать домой? И разве не сознает, что он не может этого позволить?

— Эмма, полагаю, нам нужно кое-что обсудить, не так ли?

Она медленно подняла голову, надеясь прочесть его намерения по лицу, но его черты оставались, как всегда, непроницаемыми.

— Что?

Его смуглые пальцы, лежащие на белой скатерти, сжались и разжались. Так они снова вернулись к играм? Может, им стоит поговорить об этом, когда она, обнаженная, будет умолять сделать это с ней еще? В такие минуты она куда как сговорчивее, не так ли?

Будущее, разумеется.

Будущее Джино?

Не только Джино. Твое. И мое.

Если бы только его глаза не были такими неприступными, как и голос, тогда это могло бы сойти за подобие романтического предложения. Сердце Эммы пропустило удар, а грудь сдавило от страха перед тем, что может последовать дальше.

— Полагаю, — сказала она, — что у тебя имеются некоторые идеи о том, как нам жить дальше.

Как холодно это прозвучало, подумал Винченцо. Будто это говорит не женщина, а робот или начинающий адвокат! Что ж, пусть знает, что ничто на свете не заставит его изменить решение.

Он устремил на нее пронзительный взгляд своих черных глаз.

— Я хочу, чтобы Джино жил здесь, на Сицилии, Эмма. Ты должна понять, что ни при каких обстоятельствах я не позволю ему вернуться с тобой в Англию и, более того, не дам тебе развода, которого ты так жаждешь.

Губы Эммы задрожали от ужаса. Она уставилась на Винченцо, потрясенная до основания не только смыслом его слов, но и резкостью тона. И холодным блеском черных глаз.

— Но ты сказал… это будет короткая поездка, чтобы познакомить Джино с Сицилией и родственниками!

Он коротко рассмеялся.

— И ты поверила? Ты и вправду думала, что, дав моему сыну вкусить того, что по праву принадлежит ему, я позволю вернуть его к той жизни, которой вы жили?

Эмма отшатнулась, как будто он ударил ее.

— Так ты… ты обманул меня, — хрипло выдавила она. — Заставил поверить, что это короткая поездка, а теперь оказывается, что я чуть ли не пленница? Да, ты богат и влиятелен, но на дворе двадцать первый век, и ты не сможешь держать меня здесь против моей воли.

— А ты испытай меня, — вызывающе бросил он. Какой-то предупреждающий колокольчик громко зазвенел у нее в подсознании, когда она отметила, как он кипит от гнева. Эмма с усилием сделала судорожный вдох. Она ведет себя неправильно. Успокойся. Молодая женщина попыталась изобразить улыбку.

Послушай, Винченцо, давай будем разумными. Ты не можешь этого сделать…

Могу и сделаю, Эмма, — неумолимо прервал он ее. — Если ты только не готова рассмотреть альтернативу.

Альтернативу? — Она подозрительно воззрилась на него. — Какую альтернативу?

Он бесстрастно изучал бледный овал ее лица, яркую голубизну прекрасных глаз.

— Мы остаемся здесь. Вместе. Как супружеская пара. И растим Джино и других детей, если Бог даст.

Это звучало как жестокая шутка, но Эмма видела по напряженному выражению надменного лица, что Винченцо совершенно серьезен. И все же его слова звучали так холодно…

Почему ты хочешь этого? — прошептала она.

А разве не очевидно? Ты должна понимать, что я никогда не удовлетворюсь ролью приходящего отца. Как и не потерплю мысль о другом мужчине, воспитывающем моего сына. — Он увидел, как ее губы задрожали, но ожесточил себя против безмолвной мольбы в ее взгляде. — Да, ты можешь сказать, что нет никакого другого мужчины. Возможно, и нет. Пока, — продолжил Винченцо, когда мелкие иголочки ревности стали колоть кожу. — Но когда-нибудь будет, это ясно как божий день. Такая красивая женщина как ты, Эмма, не останется долго одна.

Как ни странно, этот комплимент причинил почти такую же боль, как и все остальное. Ей хотелось сказать ему, что он глупец, если думает, что она когда-нибудь хотя бы посмотрит на другого мужчину после него. Но, конечно же, это лишь повысит его самомнение, которое не нуждается в поддержке. Да и Винченцо все равно не в том настроении, чтобы поверить ей.

— Ты варвар, — бросила она и резко встала.

— Да? — Винченцо улыбнулся, тоже поднялся и направился к ней. — Но это, кажется, возбуждает тебя, Эмма, не так ли? — хвастливо проговорил он. — Может, пора тебе научиться приветствовать варварство вместо того, чтобы притворяться, будто оно тебя ужасает.

Ее дыхание стало прерывистым, она смотрела на него, потрясенная тем, что он сказал, и его видением будущего.

— Не подходи ко мне!..

— Я мог бы тебя послушаться, — вкрадчиво проговорил он, — если б ты действительно этого хотела…

Эмма сопротивлялась, но всего пару мгновений, ибо его прикосновение было как спичка, поднесенная к щепке. Она не могла контролировать свою реакцию на него, хотя и издала слабый стон протеста, когда он наклонил голову, чтобы коснуться ее губ.

Дыхание его было теплым, близость пьянящей.

— Почему бы тебе не подумать о моем предложении, Эмма? Неужели это будет так уж плохо, ммм?

Это? Но ведь это не более чем неоспоримое физическое притяжение. Эмма закрыла глаза, не желая, чтобы он увидел в них горячее желание. Но ведь он обращается с ней как с вещью! Собственностью! И так делал всегда!

Винченцо…

Подумай об этом, — хрипло убеждал он. — Нам хорошо вместе. У многих пар нет того, что есть у нас.

У других пар есть совместимость!

Совместимость существует, когда мы не пытаемся выиграть друг у друга очки.

И у других пар есть любовь, разумеется. Но она не может ожидать этого. Не теперь.

А у меня есть выбор? — прошептала она, открыв, наконец, глаза, чтобы заглянуть ему в лицо. — Нет, конечно же. Ты ведешь себя как деспот во всем. Всегда.

Да, у тебя есть выбор в том, как ты предпочитаешь жить, — возразил он. — Можешь вести себя так, будто ты здесь пленница. — Он задумчиво провел кончиками пальцев по мягкому изгибу ее скулы. — А можешь радоваться тому, что мы имеем. Джино. Здоровье. Семью. И достаточно денег, чтобы жизнь не была борьбой.

И перспектива брака без любви… На самом деле у нее нет никакого выбора, да и откуда ему взяться, когда у нее нет ни денег, ни работы? Куда уж ей тягаться с могущественным Винченцо Кардини?

Ей нечего предложить ему в качестве разумного аргумента. Но даже если б и было, простит ли ей Джино когда-нибудь, если она увезет его от всего этого? Не станет ли презирать за то, что поставила свои эгоистичные желания впереди его благополучия?