— И твои вложения неизменно приносили хороший доход?

— Именно. — Он кивнул и задумчиво потер двумя пальцами подбородок, в то же время пристально наблюдая за ее реакцией. — Когда Джон Катлифф решил оставить «Западный» и уйти на покой, то ревниво заботился о том, чтобы передать его в хорошие руки. Он хотел, чтобы новый владелец знал толк в строительстве. Чтобы он сумел сохранить отель и позаботиться о нем. Дубовая отделка холла отчаянно нуждалась в хорошем плотнике — с этого мы и начали. Джону хотелось, чтобы новый хозяин не вздумал заменить окна из хромированного стекла какой-нибудь дребеденью.

— Тогда мне понятно, почему он остановился на тебе, — искренне заметила Шелли.

На задумчивом лице Дрю мелькнуло недоверие.

— Благодарю тебя, Шелли, — пробурчал он. — Всегда приятно услышать от тебя доброе слово, даже если его и не ожидаешь.

Теперь напряглась она.

— Но ясно же, что тебе пришлось вложить горы денег, чтобы превратить «Западный» в то, чем он стал. Разве это не отразилось на твоих доходах?

— А в чем дело, котенок? Боишься, что сундуки опустели? Что я богат собственностью, но не наличными? — Резким движением головы он предупредил ее возмущенный протест. — Я же видел, что отель не использовал свой потенциал. В силу географического положения Милмута нельзя ожидать, что «Западный» будет полностью востребован круглый год. А мне не хотелось открываться в летний сезон. Поэтому мы взялись за проведение праздников. Наш конек — свадьбы. Дни рождения у нас тоже проходят, иногда мы сдаем здание фирмам под их торжества, если нас устраивает предложенная цена. — Он поморщился. — Лично я такие мероприятия не жалую, — признался он. — Жирные бизнесмены напиваются и пытаются щупать наших девушек!

— О! — непроизвольно воскликнула Шелли.

— Мы купили себе собственный «роллс-ройс», чтобы его водил наш шофер. Молодоженам нравится прокатиться с шиком, — усмехнулся Дрю. — Потом я нашел молодого парня, только-только из колледжа, который доказал, что он — просто-таки вдохновенный повар. Он получил награду на национальном конкурсе месяц назад. А вообще сотрудники к нам нанимаются на весь год, их не увольняют, когда лето кончается.

— Значит, передо мной рыцарь без страха и упрека, — фыркнула Шелли. — Грабишь богатых, чтобы платить бедным?

Дрю улыбнулся.

— Имеешь в виду Робин Гуда? Так он не рыцарь. По-моему, ты, котенок, находишь неудачные сравнения.

— О, Дрю, я вижу, ты теперь знаешь обо всем на свете! И при этом без университетского образования!

Он не дрогнул.

— Что мне слышится под твоим сарказмом? Нотка горечи? Или сожаления?

Шелли очень захотелось, чтобы он не видел ее притворства.

— Сожаления? — бросила она и даже смогла выдавить смешок и тряхнуть головой. — Нет.

— Нет? — Он оттолкнулся от пианино и встал прямо напротив нее, а она, как испуганная лошадь, шагнула назад. — Шелли, твое тело говорит об обратном.

— Не знаю, о чем таком может говорить тело!

— Ну, я…

— Я наслышана о твоих приключениях! О чем говорит тело женщины?!

Дрю замер.

— Шелли, не надо говорить загадками, — мягко попросил он. — Скажи, что ты имела в виду.

Больно. Глупо, нелепо, неправильно и все же безумно больно.

— Насколько я понимаю, женщины вешаются на тебя в твоих роскошных номерах, но ты весьма разборчив!

— Значит, ты считаешь, что имела право разорвать нашу помолвку, могла…

— Ты вынудилменя ее разорвать!

— …сбежать в Италию с богатым любовником, жить с ним три года— что не тянет на мимолетный флирт, согласись! — а потом явиться сюда и вести себя, как оскорбленная жена, как будто у тебя есть на это какое-то право!

Пусть будет пытка. Какое-то смутное внутреннее желание требовало узнать все.

— Так я права?

— Права в чем? Имел ли я сотни женщин? — рявкнул Дрю. — Может быть, тебе выложить имена и даты?

Она зажала ладонями уши, начисто забыв о том, что ее руки не зря прикрывали ноющую грудь.

— Нет!

— Не нет, а да! — Глаза его почти выкатились из орбит. — Сейчас тебе, Шелли, только это и нужно! Ты только что вытягивала это из меня.

И он сжал ее в объятиях так порывисто, как будто она сама напросилась. Молила его…

Он наклонил голову и зашептал ей в ухо:

— Я уже сказал, котенок: твое тело о многом говорит.

Его губы почти не касались ее, но, честно говоря, если бы он сейчас распластал ее на ковре, прижал к полу, она закричала бы от наслаждения.

Он легко приобнял ее за плечи — так, что никто бы не сказал, будто он удерживает ее против воли. А он и не удерживал. Не удерживал. Боже, теперь его губы гладили ее щеку. Она отчаянно поворачивала голову, чтобы он мог впиться в ее губы, а он смеялся, издевался над ней.

А когда их губы наконец слились, ее счастье было так велико, что граничило с умопомрачением. Вместе с желанием это счастье составляло самую одуряющую смесь в мире. Он всегда умел это — привести ее на край света за одну минуту.

Его руки медленно соскользнули с плеч на грудь. Она могла остановить его руки. Остановить их, пока они не начали играть с сосками так, что она застонала. И помешать его пальцам восхитительно сжаться, оценивая их упругость.

Она сдалась, прижалась к нему в горячей, откровенной, бесстыдной страсти, а он внезапно отпрянул от нее и с горькой досадой взглянул на свои дрожащие руки.

— Боже, как же я прав! — пробормотал он, как будто обращаясь к самому себе. — Как же я чертовски прав! Насколько предсказуемы все женщины, и ты в особенности!

Она смотрела на него непонимающе, слишком потрясенная, чтобы говорить.

— Вчера ты не хотела подойти ко мне! — с жаром воскликнул он. — Ты повела себя так, как будто я совершил тяжкое преступление, когда хотел поцеловать тебя! А сейчас ведь ты уже не смотришь на меня как на простого работягу-плотника, который озабочен только тем, чтобы сохранить крышу над головой?

Несправедливое обвинение хлестнуло Шелли. Всю свою жизнь она рвалась к нему, невзирая на то, что было — или чего не было — у него в кошельке.

— Ты знаешь, что это неправда!

Он покачал головой.

— Я знаю только одно: сегодня тебе стало известно, что я стою некоторой суммы, и ты уже ждешь не дождешься возможности кинуться ко мне в объятия!

Она вспыхнула от оскорблений, его нескрываемая неприязнь вернула ей дар речи. И ее гордость.

— Ты! Ты так убежден, что стоишь дорого? Так вот, я скажу тебе, чего ты стоишь, Дрю Гловер, — ничего!

— И все же тебе не терпелось заняться с этим «ничего» страстным сексом, так, Шелли?

Она издала нервный смешок.

— Как будто у нас боксерский поединок!

— А как ты бы это назвала, а, котенок? — произнес он бархатным и в то же время враждебным тоном.

И этот вопрос заставил ее почувствовать, что его любовь к ней умерла. Нет, желание он испытывал, желание мощное, он явственно дал это понять. Но что такое желание без уважения? Не разобьет ли оно вдребезги ее уважение к себе?

— Похоже, твое нынешнее богатство отразилось на твоем рассудке, — холодно заметила она. — Ты стал еще высокомернее, Дрю Гловер, и я почти ненавижу тебя.

— Может, и так, Шелли. И тем не менее ты меня все еще хочешь.

Дрю вышел, хлопнув дверью.

Восстановление хозяйственных коммуникаций принесло Шелли ощущение, что к ней мало-помалу возвращается контроль над происходящим. Немного омрачала настроение необходимость благодарить Дрю за столь оперативное появление во дворе фургонов, доставивших рабочих.

— Спасибо, что так быстро приехали, — решилась сказать Шелли водопроводчику.

Он неопределенно пожал плечами.

— Дрю Гловер пьянствует с нашим боссом, так чего ж вы ожидали?

— Это же ужасно!

— Ну, не для вас, будьте уверены! — Мужчина улыбнулся и с любопытством оглядел помещение. — Вы здесь будете жить, да?

Его недоверчивый голос выдал его мысли: в самом деле, здесь она не на месте, облаченная в костюм из миланского дома мод, в этом убогом домике на две семьи. Он прав.