Джемма опустилась на ближайший стул, оглушенная услышанным, но она не верила ни одному слову Девитта. Хотя вспомнила, что у Джереми как раз в то время появились нежданно-негаданно огромные деньги, которые он бездарно и очень быстро просадил… Брат ей лгал?

— И вы с вашим братцем, мисс Торрел, одного поля ягода, — услышала она сквозь туман в ушах четкий режущий голос президента «Меандра». — Вы также питаете слабость к бульварным изданиям и также с удовольствием мараетесь в грязи.

Джемма вспыхнула и вскочила. Она была готова вцепиться в ухмыляющееся лицо босса всеми десятью ногтями. А Девитт был потрясен тем выражением, которое возникло на ее личике. Слава богу, что прежняя декоративная Джемма почила навеки. Сейчас он видел разъяренную ведьму и не мог отвести от нее восхищенных глаз. Чертовски хороша!

Тем хуже для нее…

— Я не собираюсь выслушивать вашу чушь вперемешку с оскорблениями, — процедила она, едва сдерживаясь. — Надеюсь, все уже готово, чтобы выставить меня вон?

Девитт усмехнулся. Вместо ответа он потянулся к лежавшей на столе пластиковой папке с листами.

— Знаете, что это такое, мисс Торрел? — подозрительно кротко поинтересовался Марк и, не дождавшись ответной реакций (разумеется!), так же кротко пояснил: — Это трудовой контракт мисс Джеммы Торрел с издательским союзом «Меандр». Типовой контракт, заключенный на текущий год, с возможностью дальнейшей пролонгации. И по этому контракту работник обязан отработать установленный срок. В случае же внезапного увольнения, он должен выплатить предприятию неустойку, равняющуюся сумме из шести месячных окладов. Исключения составляют работники, вынужденные уволиться по состоянию здоровья, как то: инвалидность, тяжелая болезнь, не позволяющая выполнять должностные обязанности, и наступившая беременность.

Джемма открыла рот, будучи не в силах что-либо произнести… разумного. Она ничего не понимала. Девитт должен был гнать ее взашей, а он, кажется, препятствует ее уходу.

И что еще хуже — неизвестно.

— У вас есть деньги? Инвалидность? Вы страдаете тяжелым недугом? А может быть, вы беременны, мисс Торрел? — гадко улыбнулся Марк, упиваясь видом растерянной Джеммы.

— Нет, — заплетающимся языком пролепетала она, — но мы можем договориться…

— Мы не можем договориться, — жестко обрубил Девитт. — До окончания срока действия контракта еще четыре месяца, и вы их отработаете… сполна.— Девитт перестал улыбаться. — Я побеспокоюсь об этом лично.

Джемму опять затошнило. Глядя в бесстрастное смуглое лицо своего босса с черными ужасными глазами — пятнами, наконец-то осознала, как жестоко влипла.

— Через три часа у меня должна состояться деловая встреча, как вы помните, — глумливо добавил Марк. — Идите и доделайте в конференц-зале то, что не успели: вчера. А после окончания рабочего дня я вас жду в этом кабинете, чтобы мы могли выработать схему нашего дальнейшего… э-э… сотрудничества. Сейчас вы свободны, мисс Торрел.

Джемма не помнила, как вышла из кабинета. И куда после пошла, тоже не помнила. Очнулась уже сидя в офисном кафе и держа в руках огромный пластиковый стакан с… (о ужас!) крепким имбирным пивом!

Во рту тоже был кисловатый пивной привкус. Значит, пиво она пила. А ведь она его терпеть не может. Не могла… До сегодняшнего дня.

Что ей делать?

Она не сможет выплатить столь огромную сумму неустойки. У нее таких денег отродясь не было. А со здоровьем у нее, слава богу, все в порядке. И беременеть в ближайшие лет десять она не собирается, даже ради увольнения из «Меандра».

Джемма потрясла головой и еще раз ужаснулась, по щекам вдруг потекли слезы. Она плачет! Плачет из-за чертового Девитта! Отвратительного, жуткого, бессердечного стервеца! Который сначала расправился с ее братом (Джереми ныне тихо спивается, протухая в затрапезной желтушной газетенке, которую и газетой назвать сложно — скорее, это жалкий листок, годный лишь для туалета), а теперь собирается уничтожить и саму Джемму.

Но Джемма Торрел не слабый Джереми Торрел. Она сумеет постоять за себя! Целых четыре месяца… Четыре месяца!

Джемма снова всхлипнула, впадая в панику. Четыре месяца рядом с Девиттом, который вышел на тропу войны. Он будет мстить за карикатуры.

Жестоко.

И без всякой снисходительности. Он же дикарь, лишь прикрывающийся дорогим деловым костюмом. Она многое этим утром прочитала в его умопомрачительных глазах. Всю свою «четырехмесячную» судьбу смогла увидеть в черных безднах. Ей даже можно не идти сегодня вечером к нему в кабинет, чтобы «выработать схему сотрудничества». Война — это не сотрудничество. Это — война…

Жалеет ли она, что все так повернулось? Что она рисовала те карикатуры? Сводила счеты за несчастного Джереми, который по молодости и глупости совершил ошибку? За эту ошибку олимпийский небожитель, всеблагой мистер Марк Девитт, сломал ему не только карьеру, но и жизнь. Жалела ли она сейчас о своей «художественной» мести? Ни капельки!

И рисовать карикатуры она продолжит. На мистера Девитта. И теперь это будут та-а-акиекарикатуры…

Джемма сухо засмеялась, ладонью вытерла слезы и залпом выпила весь стакан с пивом. Ну и гадость!

…Пять минут до окончания рабочего дня. Джемма склонилась над своим столом и меланхолично водила карандашом по белому листу бумаги. Отрывистые штрихи сливались в линии, множественные линии складывались в фигуру… президента издательского союза «Меандр». Глаза президента жили отдельно от лица: в верхнем левом углу того же бумажного листа. Четко прорисованные, тщательно заштрихованные — кое-где бумага даже порвалась под нажимом карандаша. Зрачков почти не видно, только их тень. Точная копия глаз оригинала! А в «оригинал» ей придётся смотреть… Целых четыре месяца…

Без одной минуты. Коммутатор ожил и заговорил голосом ее проклятия:

— Мисс Торрел, через минуту я жду вас в своем кабинете.

Джемма молча нажала на сброс и показала коммутатору средний палец руки.

Стучать она не стала. Просто открыла дверь и вошла. Девитт, находившийся у окна, смотрел на панораму города, который с высоты семнадцатого этажа был весь как на ладони. На звук открывшейся двери Марк повернул голову.

Джемма стояла на пороге, освещенная слабым солнечным светом, что походил на сияние. Красивее женщины Девитт в своей жизни еще не встречал. Но красота в этой мистической особе — не главное. Главное — это она сама. Ее душа, ее сердце, ее ум, ее талант. Чудо из чудес.

И все это будет принадлежать ему…

Только ему.

— Присаживайтесь, мисс Торрел. — Девитт кивнул на кресло у стола. — Разговор наш будет долгим.

Долгим? У Джеммы затвердели скулы. Озноб заледенил спину. Ноги перестали гнуться.

— Наш разговор не может быть долгим, мистер Девитт, — произнесла она, стараясь, чтобы зубы от страха не клацали слишком громко. — Яне стану работать на вас. Вот и весь разговор.

Девитт сардонически надломил бровь и уселся в кресло за столом. Уголки его губ чуть-чуть приподнялись, как у голодного хищника, почувствовавшего свежую кровь.

— На вашем месте я бы не стал делать столь категоричных заявлений, мисс Торрел, — вкрадчиво произнес он, голос его наполнился угрожающими бархатистыми нотками.

Она тоже позволила себе улыбку. Села в предложенное кресло и закинула ногу на ногу. Юбка приподнялась и показала ее колени. Глаза мистера Девитта тотчас блеснули. Джемма одернула юбку и сделала каменное лицо.

— Это не заявление, а констатация факта, — пожала она плечами. — И было бы лучше, если бы вы позволили мне тихо уволиться. Тогда это неприятное для нас обоих дело закончилось бы быстро и полюбовно.

— Полюбовно. — Марк на мгновение мечтательно прикрыл глаза. — Боже, как мне нравится это слово. Безумно нравится…

Это смахивало на намек. Джемма изнутри вскипела и вцепилась пальцами в юбку, натянутую на коленях. Ткань вновь поползла вверх. Глаза Девитта опять стали дьявольски блестящими. Завораживающими насмерть.

— Я горячий сторонник «полюбовных» дел, — продолжал ухмыляющийся Марк, показывая зубы. — Но беда в том, что я не сторонник политики спускать с рук неблаговидные дела кому бы то ни было. Поэтому, мисс Торрел, вам придется ответить за каждую вашу карикатуру…