— Не голодный, — уверенно ответил я. — Захочет — поест!
Пододвинули корыто поближе к поросёнку и пошли с Маринкой обедать.
Разогрели вкусный борщ, который мама утром сварила, съели по котлете, по пирожку, запили молоком. Посмотрели телевизор, а потом вспомнили о Веприке. Подходим, а он снова лежит в корыте. Есть не ел, а вымазался так, что и в руки его не возьмёшь. Я в сердцах вытащил поросёнка из корыта, вытер пучком соломы, пошёл в хату, подогрел тарелку борща, вылил в корыто, поставил перед Веприком.
— Ешь, глупый, а то с голоду сдохнешь!
Но его, оказывается, не надо было просить. Ест, аж за ушами трещит.
— Не такой он, Петя, глупый, как кажется! — говорит Маринка. — Вчерашний суп не захотел есть, дай ему свеженького борщика.
Тут мама пришла. Увидела, чем кормим поросёнка, рассердилась, почему не вчерашним супом. Мы рассказали, что Веприк не захотел есть приготовленную нами еду.
— Надо приучать поросёнка к зелени, — сказала мама. — Кто давал ему на ферме столько лебеды? Там варёного не было, больше комбикорм. Ну ладно, завтра у меня выходной, будем вместе укрощать этого зверя.
Для нас с Маринкой так и осталось загадкой, почему у нас Веприк не стал есть лебеду, а из маминых рук прямо глотал, аж захлёбывался.
— У того, кто умеет, и долото рыбу ловит! — только и сказал папа.
…Держать поросёнка, как мы с Маринкой вскоре убедились, не трудно. Но, что и говорить, хлопотно. Главное — из дома надолго не уйдёшь. А тут из школы передают, что пионерский лагерь открыли. Там и в футбол играют, и на рыбалку ходят, и на экскурсию в лес. Маринка, вижу, совсем затосковала.
— Знаешь что, — сказал я как-то сестре, — нечего нам как привязанным друг за дружкой ходить. Давай по очереди за поросёнком ухаживать.
И пошла жизнь. Везде успевали. Как-то возьми я да и брякни папе:
— У соседского Володи с полсотни кроликов. Осенью обещает подарить нам пару на расплод.
— А зачем осени ждать, — говорит папа, пристально глядя на меня. — Если прокормите, прямо сейчас заведем. Дядя Николай давно предлагает. А у него кролики породистые…
— Что их кормить! — вырвалось у Маринки. — Всё равно для поросёнка бурьян рвём.
Наш папа как скажет, так и сделает. Быстро отремонтировал старые клетки, а вечером там уже сидели две крольчихи — серая и белая.
— Кормите хорошо, — сказал папа, — у крольчих скоро приплод будет. Только помните: сырую траву давать им нельзя. Рвать надо, когда роса спадёт.
Однажды Маринка привела из школы шестиклассника, рыжего Федю. Это он в прошлом году побил все рекорды в кролиководстве. Вырастил и сдал государству семьдесят кроликов. Ему, правда, два младших брата помогали. Хоть и дошкольники, а трудолюбивые. Однако рекорд записали за Федей. Его премировали фотоаппаратом и послали на республиканский слёт. Федя пришёл не в гости, а по поручению пионерского отряда, как инструктор по кролиководству. Начальство! Посмотрел, как живут наши кролики, похвалил за чистоту в клетках, а потом говорит:
— Знаете, какую траву кролики любят больше всего?
Мы с Маринкой только переглянулись.
— Кошки, например, валерьянку любят, — сказала сестра. — А кролики как будто всё подряд едят…
— Но скажи, — многозначительно произнёс Федя. Его рыжие брови сошлись па переносице, даже курчавые волосы зашевелились. — В нашем село никто, кроме меня, об этом не знает, а вам, если хотите, покажу это растение.
Федя повёл нас в ноле. На обочине дороги нашёл несколько стеблей тысячелистника. Тоже мне диковина!
— Вот она, любимая травка кроликов. Я ею молодняк подкармливаю. Самых слабеньких!
Маринка недоверчиво посмотрела па него и фыркнула.
— Не верите? — обиделся Федя. — Докажу тогда экспериментально!
Дома Федя взял несколько стебельков тысячелистника и спрятал в кучку пырея. Положил корм кроликам. Тут и в самом деле было па что посмотреть. Кролики встревожились, стали разгребать траву и уплетать стебли тысячелистника. Федя торжествовал!
— А может, и Веприк любит тысячелистник?
Петя к нему, а тот и смотреть не хочет на кроличьи лакомства.
— Что-то ваш поросёнок какой-то слабенький, не заболел ли, — высказал предположение Федя. — Зовите ветеринара, пока не поздно! — и пошёл дальше раздавать советы по селу.
Мы к Веприку, а он грустно так на нас смотрит и кашлять начал. Беда! Не уберегли поросёнка. Что делать? Может, чаем с малиной его напоить? Но как закутать его в одеяло? Визжать начнёт… Послал я Маринку к маме, они обе быстро пришли, а с ними — ветеринар. Осмотрел поросёнка, трубочкой послушал.
— Хрипит, как кузнечный мох. Простудился! Недаром говорят, что плохой поросёнок и в жару мёрзнет. — Посоветовал: — Давайте ему тёплое питьё, кормите как можно больше крапивой. Может, и выздоровеет, — сказал как-то неуверенно.
— Не было у бабы хлопот — купила порося! — прокомментировал всё это вечером папа. — А вы знаете, где растёт хорошая крапива? — поинтересовался.
— Да полно её везде, — успокоила его Маринка. — Гораздо больше, чем тысячелистника.
— А тысячелистник при чём? — не понял папа.
Мы рассказали ему о визите Феди.
— Нельзя, друзья, кроликов тысячелистником кормить, — нахмурился папа. — Это же цепное лекарственное растение. Улучшает пищеварение, лечит катар дыхательных путей. Расскажите об этом Феде…
С утра я пошёл за крапивой. Взял корзинку, острый нож. Нашёл её в овраге. Здесь когда-то глину брали, а теперь в яму всякий мусор сбрасывают. Как не остерегался, а обжёг крапивой руки. Надо было варежки взять!
Дома крапиву нарезал, обдал кипятком (чтобы поросёнок язык не обжёг), полил свежей простоквашей — излюбленным лакомством Веприка, пододвинул к нему корыто — ешь! Веприк посмотрел невесело, закашлялся, как дядя Игнат, который папиросу изо рта не выпускает, а потом лениво, нехотя начал есть. Вскоре, наверное, аппетит у него разыгрался, и Веприк опорожнил корыто. Вечером я тоже накормил его крапивой.
— Вот теперь выздоровеет наш Веприк! — обрадовалась Маринка, возвратившись из пионерского лагеря.
Но утром оказалось, что поросёнок всё ещё кашляет.
— А вы думали за один день его вылечить, — заметила наше удивление мама. — Вот вам варежки, а то ещё долго придётся за крапивой ходить.
…В пионерском лагере я узнал от ребят, что самая лучшая крапива растёт не в овраге, а на берегах (так у нас называют рощицы около пруда, пересекающего пополам село длинной полосой).
В воскресенье отправились с Маринкой туда. В зарослях ивняка, бузины, калины стояла стеной буйно разросшаяся крапива — развесистая, сочная и, наверное, очень жалящая — не только листочки, по и веточки сплошь усеяны красноватыми жалами. Это на них, мы знали из ботаники, сидят на пружинках гарпунчики — ядовитые иголочки. Сломай жало, и гарпунчик сработает — всадит в тело порядочный запас зуда. Потому-то мы и прихватили мамины варежки. Быстро нарезали с полмешка крапивы, а потом побежали на поляну нарвать кроликам травы. Я набрёл на одуванчики. У нас, па горе, одуванчики мелкие, давно отцвели, а здесь свеженькие, длиннолистные, цветут. Рвал я их и думал, что во Франции наверняка знают в них толк, иначе не готовили бы из них салатов. Особенно хорошие одуванчики растут возле высохшей берёзки. Видимо, верхушку её сломало бурей, и ствол уже начал гнить. «Сколько ему стоять!» — я ударил по нему ладонью. И вдруг из-под самой земли неожиданно взлетела стайка чёрно-жёлтых насекомых. «Шершни!» Я их сразу узнал и бросился наутёк. Бегу и чувствую, что они меня догоняют, уже в волосах копошатся. «Пропал!» — мелькнула мысль, потому что хорошо помнил, как в прошлом году шершни искусали одного грибника. Бросился на землю, закрыл голову пиджаком. Давлю рукой насекомых, которые копошатся в волосах. Поздно — острая боль пронизывает затылок. Укусили! Зловеще гудят над головой. Не двигаюсь. Замер. Это, наверное, и спасло от верной смерти. Вскоре жужжание прекратилось, я стянул с головы пиджак и вытащил из волос двух длинных чёрно-жёлтых шершней. Уже мёртвых. Какая дрянь. Впрочем, сам виноват, не надо было тревожить гнездо…