С тех пор бои шли с переменным успехом, но исключительно на территории Южного Вьетнама, куда разными путями просачивалась людская и материальная помощь местным повстанцам — Национальному фронту освобождения Южного Вьетнама («Вьетконгу»). Оккупанты оказались в стратегически проигрышной оборонительной ситуации. Никакие тактические успехи не могли привести их к окончательной победе. Американское общество крайне болезненно реагировало на растущие потери (хотя вьетнамцы несли несопоставимо большие), мировое — на империалистическую агрессию.
30—31 января 1968 года северные силы совместно с вьетконговцами провели серию ударов, которые застали американцев совершенно врасплох (те не могли себе представить, что противник перейдет в наступление во время священного для вьетнамцев праздника Тет). Атакам подверглись сотни объектов, в том числе Генеральный штаб южновьетнамской армии и посольство США в Сайгоне, едва не захваченное партизанами. И хотя наступление закончилось для коммунистов общим провалом, пропагандистский положительный эффект превзошел отрицательный военный. Общественность в Новом Свете шокировало то, что армия не контролирует ситуацию даже в центре союзной столицы и что обещания правительства («вот-вот победим») не имеют к реальности никакого отношения.
Вьетнамская война. Американец и солдат армии Южного Вьетнама допрашивают мальчика в одной из деревень. Фото: ULLSTEIN/VOSTOCK PHOTO
Важную роль сыграло и широкое освещение событий в СМИ. Многочисленные преступления и просчеты командования мгновенно получали всемирную огласку, становились символами бессмысленности и жестокости происходящего. Например, в феврале 1968-го газеты и телеэкраны мира обошла фотография шефа южновьетнамской полиции Нгуен Нгок Лоана, прямо на улице Сайгона без суда расстреливающего испуганного повстанца. Тогда же широкую известность получила фраза, без всякой иронии сказанная неким американским майором на пресс-конференции по поводу захвата города Бен-Тре: «Необходимо было уничтожить город, чтобы спасти его».
Но подлинным кошмаром в глазах всего Запада сделалась атака нескольких взводов американской морской пехоты на никому дотоле не известную деревушку Сонгми — 16 марта того же года. Ориентированные командованием на подавление якобы засевшего там крупного соединения противника, озлобленные, не особенно опытные (это было их первое серьезное задание) и испуганные солдаты ворвались в селение. Не встретив никакого сопротивления (единственный погибший американец подорвался на мине), они, тем не менее, уничтожали все на своем пути. Побоище продолжалось и после того, как выяснилось, что ни одного вражеского солдата в захваченной Сонгми нет. Более сотни жителей были согнаны на окраину и расстреляны. По вьетнамским данным, в тот день погибли 504 человека, в том числе 173 ребенка и 183 женщины.
Справедливости ради надо заметить, что северяне и повстанцы также совершали многочисленные действия, которые трудно квалифицировать иначе как военные преступления (уничтожение пленных, пытки, казни мирных жителей). Но как бы там ни было, 31 марта 1968 года президент Джонсон объявил о прекращении бомбардировок Северного Вьетнама и своем намерении начать мирные переговоры с хошиминовцами. И хотя американские войска оставались во Вьетнаме еще пять лет, судьба войны фактически решилась в 1968-м и не на полях сражений.
Америка в огне
Из множества кардинальных проблем, с которыми в 1960-х пришлось столкнуться американской правящей элите, вьетнамская драма была лишь одной, частной. В 1968-м как-то по-новому заныли все застарелые раны лидера мирового капитализма. Самой болезненной из них проявило себя ширившееся «движение за гражданские права» — в нем участвовали уже миллионы негров и сочувствующих белых. Первый удар по традиционному американскому укладу нанесла еще в 1955 году чернокожая швея Роза Паркс из Монтгомери в Алабаме. Она отказалась уступить место в автобусе белому мужчине, чего требовал местный закон. За это ее арестовали и приговорили к штрафу. Тогда ее братья по расе во всем округе объявили автобусной компании бойкот. Он продолжался 381 день, закончился поражением расистов (федеральный суд признал сегрегационный закон неконституционным) и прославил не только Паркс, но и восходящую звезду протестного движения — молодого пастора Мартина Лютера Кинга.
Мартин Лютер Кинг выступает на одном из многочисленных митингов. 4 апреля 1968 года. Фото: ULLSTEIN/VOSTOCK PHOTO
К 1968-му это движение уже вписало в историю США немало ярких и драматических страниц. Кинг давно стал одним из популярнейших в стране политиков, самым молодым лауреатом Нобелевской премии мира (при этом он оставался под постоянным наблюдением ФБР). Христианин и одновременно последователь Ганди, он проповедовал «ненасильственную борьбу» и оставался лояльным приверженцем американских ценностей.
И на правовом пути Кинг со своими сторонниками смогли добиться многого: законы 1964 и 1965 годов, принятые вопреки сильнейшему противодействию консерваторов, предоставили чернокожим известные новые гарантии. Во всяком случае, правительство четко продемонстрировало решимость сломить сопротивление расистов и уничтожить наиболее вопиющие проявления сегрегации. Дело дошло до введения в некоторые города Юга армейских подразделений.
При этом в среде черной молодежи все же росло и разочарование в «слишком вегетарианских» легальных методах борьбы и убеждение в принципиальной невозможности единения рас, которое проповедовал отец Мартин. В середине 1960-х под лозунгом «Власть — черным!» (Black power!) оформляется радикальное крыло его сторонников. На его авансцену выходит загадочная «Партия черных пантер», которую директор ФБР Эдгар Гувер назвал в сентябре 1968-го «величайшей угрозой внутренней безопасности страны».
Одетые в черные береты и кожанки, голубые водолазки с изображением хищника семейства кошачьих, изучившие труды Маркса и Мао (как минимум ту самую «маленькую красную книжку»), вожаки «пантер» пытались построить самое настоящее «государство в государстве» — со своими министрами, законами и тому подобным. Логика была проста: с системой официального насилия можно справиться только системой же и насилием же. Правда, к «партии» примкнула самая разношерстная публика: наряду с умеренными марксистами, упиравшими на пропаганду и добрые дела (вроде организации бесплатных детских завтраков и антинаркотических рейдов), в ее рядах окопалась масса «черных националистов», да и обычных безыдейных уголовников.
Известно, что в 1967—1969 годах ФБР в рамках секретного проекта по борьбе с инакомыслием COINTELPRO (Counter Intelligence Program) предприняло более 200 акций против «Черных пантер». Типичными приемами были, с одной стороны, обвинения в уголовных преступлениях, с другой — разжигание внутренних конфликтов между «пантерами» и «обычными» бандами негритянских гетто.
1968-й во многом стал решающим годом этого противостояния.
Ситуация накалилась до предела после того, как 4 апреля в Мемфисе был убит Лютер Кинг. Более чем в 100 американских городах начались волнения, в которых расовый протест часто сплетался с антивоенным и социальным. Наиболее сильные беспорядки произошли в столице, Вашингтоне, где демонстранты сожгли около 1200 зданий и в какой-то момент почти добрались до Белого дома (президенту Джонсону пришлось ввести в город войска), а также в Балтиморе и Чикаго. В одном из престижнейших университетов — Колумбийском, расположенном в центре Нью-Йорка близ «чернокожего» Гарлема, протестующие студенты захватили несколько помещений и удерживали их целую неделю. Между прочим, считается, что именно эта волна гражданского насилия положила начало массовому «бегству» белого среднего класса в пригороды, тем самым радикально изменив облик городов США. Получилось, что сегрегация причудливым образом воспроизвела самое себя.