«Мой прадед рассказывал историю Орландо за 394 представления — и зрители не уставали. Отец сократил ее в десять раз, а я втиснул всего в полтора часа», — сетует Винченцо, не выпуская из рук марионетку, которая словно сама собой танцует у его ног. Сегодня Opera dei Pupi проиграла битву современным телесериалам и выживает только за счет интереса к ней детей и туристов. Но пока творят такие люди, как Винченцо, феерический мир этого театра не умрет. «Я даже не помню, когда я начал делать куклы — кажется, я их делал всегда. Мои дети тоже выросли в театре: это наша жизнь».
Открывается занавес, и маленький, человек на 50, театрик каким-то волшебным образом раздвигается до размеров безграничной вселенной сказки. Сияют доспехи рыцарей-паладинов, без страха и упрека вступающих в битву с сарацинами, драконами и самим чертом. Звенят мечи, падают отрубленные головы, прекрасная принцесса бросается на
шею герою-победителю Орландо, королевский шут сыплет остротами. В финале Винченцо своими невероятно сильными руками кукольника подхватывает мальчика из первого ряда и ставит его на сцену рядом с Орландо. В глазах у ребенка светятся такие восторг и гордость, что я понимаю, как рождается знаменитая сицилийская верность традициям.
Великая Греция
Традиции эти уходят в глубокую древность. Стоит отъехать от Палермо на 80 километров в Сегесту, как попадаешь уже даже не в Средневековье с рыцарями и сарацинами, а в Античность. Храм в Сегесте начали строить в 426 году до н. э. афинские архитекторы, так что он почти ровесник знаменитому Парфенон у.
Флэшбэк 2. Обман
Когда храм уже возвели под крышу, граждане Сегесты обратились к могущественным Афинам за помощью не только в строительстве, но и в борьбе с соседним Селинунтом. Оба эти сицилийских города были основаны колонистами, прибывшими из-за моря. Сегеста — элимами из Малой Азии, считавшимися потомками троянцев, а Селинунт и его «старший» город Сиракузы — греками из Коринфа, союзника ненавистной афинянам Спарты. Элимы и коринфские греки-переселенцы соперничали за власть на острове, причем в их борьбу вмешивался и Карфаген, расположенный неподалеку, в Африке. Чтобы не запутаться в этом политическом лабиринте, афиняне отправили на Сицилию посланников — разобраться на месте. Их встретили с небывалым почетом и роскошью. Особенно порази ло греков то, что в каждом доме, куда они приходили, хозяева ели на серебре. Уверившись в богатстве и могуществе будущего союзника, афинский ареопаг проголосовал за военную экспедицию в поддержку Сегесты. Афиняне не знали, что хитрые сегестинцы переносили одни и те же серебряные тарелки из дома в дом на пути следования послов. Афины ввязались в сицилийскую авантюру, обещанной поддержки не получили, потерпели страшное поражение под Сиракузами и никогда уже не смогли занять ведущее положение в греческом мире. Сегесту разорили враги, а ее новый храм так и не был завершен.
Древнегреческие памятники, подобные храму в Селинунте, сохранились на Сицилии лучше, чем в самой Греции
Парадокс истории, но этот недостроенный и даже неназванный храм сохранился лучше прославленных эллинских святилищ материковой Греции , Малой Азии, Италии , да и самой Сицилии. Его никогда не грабили и не жгли враги, его пощадили землетрясения. Не изменился за тысячелетия и окружающий пейзаж. Храм возвышается на пологом холме, с трех сторон окруженном скалистым оврагом. Он словно актер, вышедший на сцену, кулисами которой служат горы, стеной поднимающиеся километрах в трех позади него. Приближаясь к нему, идешь среди агав и цветов, и каждый шаг дает новую «мизансцену». Этот калейдоскоп видов еще прокручивается в голове, когда оказываешься внутри леса колонн, а над головой распахивается неправдоподобно синее небо. Сегеста стоит несколько в стороне от туристской тропы, и хотя народу и здесь хватает, у вас есть шанс очутиться под этим античным небом в полном одиночестве.
Зато ни о каком одиночестве даже не мечтайте в Селинунте и Агригенте. Эти два самых разрекламированных древних памятника на Сицилии расположены на противоположной от Палермо южной оконечности острова. Толпы людей бредут на жаре от храма к храму, а в Селинунте еще и едут на мини-автомобильчиках, которые можно взять напрокат. Храмы были разрушены войнами и землетрясениями, на тысячелетия оказались позабыты-позаброшены, и только в последние два века реставраторы постепенно подняли упавшие колонны и водрузили на них фронтоны. Если когда-то Гёте писал о «благородной тишине запустения» этих руин, то сейчас от нее не осталось и следа.
Чтобы не оглохнуть от криков школьников, советую в Агригенте выйти из машины внизу, на дороге, и обозреть силуэты трех главных святилищ города на расстоянии. В Селинунте же лучше всего не метаться вместе со всеми между руинами, названными по буквам алфавита, а присесть на нагретые солнцем камни у храма «Е». Отсюда открывается панорама на весь Селинунтский археологический парк: море, небо, древние колонны и стены, разбросанные среди волнующихся под ветром пшеничных нив с вкраплениями красных маков. Этот вид помогает понять, почему Магна Греция, Великая Греция — как в древности называли греческие колонии на Сицилии и юге Италии — считалась у эллинов сказочным краем вечной идиллии.
Графский оазис
На следующий день после «античной вылазки» нас ждала в Палермо встреча с графиней Франкой Таска д"Альмерита. Это имя знакомо на острове каждому. Семья Таска д"Альмерита владеет виноградниками, где делается с десяток известнейших марок вина: от дешевого белого до дорогого «Графского красного». Оказавшись у ворот огромного парка с виллой, мы поразились тому, как подобный оазис может существовать в центре столичного мегаполиса. Однако когда эти ворота нам открыла сама хозяйка, мы поразились еще больше. Миниатюрная, очень подвижная и энергичная графиня встретила нас без чинов, по-домашнему. Никакой косметики, никаких украшений, белые брюки и блузка, легкий «студенческий» тон разговора. И только в голове мелькнула мысль о чем-то неуловимо французском в облике и стиле собеседницы, как графиня обмолвилась, что корни семьи уходят в историю владычества на острове Бурбонов.
Графиня Таска д"Альмерита в своем дворце в центре Палермо, расписанном фресками, изображающими античные руины
Флэшбэк 3. Неблагодарность
Король Неаполя Фердинанд IV высадился со своим двором на Сицилии — последнем из остававшихся ему владений — в декабре 1805 года. Этот Бурбон, в котором французская кровь перемешалась с испанской, бежал на остров от Наполеона , захватившего Италию. Его жена Мария-Каролина была родной сестрой казненной в Париже королевы Марии-Антуанетты, и семейство неаполитано-сицилийских Бурбонов не желало повторить участь французских родственников. Десять лет, проведенных одним из самых блестящих европейских дворов на считавшемся тогда захолустьем острове, придали Палермо аристократический лоск. В городе были построены новые виллы и дворцы и отремонтированы старые. Когда после краха Наполеона Фердинанд вернулся в Неаполь, то в знак признательности переименовал свое государство в Королевство обеих Сицилий. По иронии судьбы, спасительница Сицилия оказалась через два поколения могильщицей неаполитанских Бурбонов. В 1860 году на острове с 1000 своих сторонников высадился Гарибальди, восторженно встреченный населением. Революционеры, одетые в красные рубашки, символизировавшие готовность победить или умереть, изгнали солдат короля. Вскоре Королевство обеих Сицилий — один из главных противников объединения страны пало. На карте Европы появилось новое государство — Италия.
Семейство Таска д"Альмерита не ушло в небытие вместе с Бурбонами. Графы оказались рачительными хозяевами и сумели организовать образцовое винодельческое производство . «Предприимчивость у нас в крови, все Таска должны учиться, а потом работать. Братья и отец занимаются вином, а я сейчас не даю пустовать нашим виллам и дворцам. Даже этот дом, где несколько раз в году собираются все 99 членов семейства, иногда сдается для проведения больших вечеринок». Из заставляющего вспомнить арабские сказки сада с пальмами и прудами, где плавают лебеди, мы перешли в здание виллы. Под ногами изразцовый пол изумительной красоты, на стенах картины XVI века и фрески начала XIX. Отвечая на вопрос, как семейству удалось выжить в политических бурях прошлого века, графиня посерьезнела. «Сразу после войны началась земельная реформа и излишки земли подлежали конфискации. Мой дед заявил, что первого чужака, который ступит на наши поля, он застрелит. Семья была в ужасе, но никто не смел перечить. Тогда к деду пришел священник и сказал: «Убив человека, ты погубишь свою душу, однако это твой выбор. Но убив его из корысти, ты погубишь честь семьи, включая тех ее членов, кто еще не родился. Разве ты Бог, чтобы решать судьбу неродившихся младенцев?» И старик отложил свое ружье».