— Выдумки, — ответил он и вкусно затянулся сигарой, — может, в Палермо и есть, а у нас нет.
— Неужели и «пиццо» никто больше рэкетирам не выплачивает?
— Нет!
— Ну хорошо, а взятки чиновникам, санэпидемстанции...
— Я не плачу: я деловой человек и не привык разбрасываться деньгами, — широко улыбнулся владелец «Винного пресса».
Больше глупых вопросов я деловому человеку не задавал.
Поиски следов мафии мы продолжили по совету Пиппо в Палермо. «Если уж о коза ностра нам откровенно не расскажет сестра погибшего прокурора Фальконе, Мария Фальконе, то больше обращаться не к кому», — думал я, пока мы шли к ней на встречу. Шли мимо памятника жертвам мафии, установленного рядом со штаб-квартирой карабинеров. В соседнем здании расположился Институт по изучению поведения глухонемых. «Интересно, там пытаются раскрыть природу омерты?»
После смерти брата Мария Фальконе создала Фонд его памяти. Судья Джованни Фальконе вошел в историю тем, что ударил по самому больному месту мафии — денежным потокам, прежде всего по отмыванию денег, полученных от наркоторговли. Сам выходец из Корлеоне, он сумел убедить многих свидетелей-земляков нарушить омерту. Фальконе усадил на скамью подсудимых с полтысячи мафиози, но и он, и его преемник и друг Борселлино были убиты в 1992-м, когда стали копать под связанных с мафией римских министров.
«Но даже смерть моего брата послужила его делу. Похороны Джованни стали переломным моментом в психологической борьбе с коза ностра. Люди, которые раньше считали, что мафия при всей своей одиозности все же поддерживает порядок там, где бессильно государство, стали считать ее злом, — голос Марии Фальконе гремел, как у настоящего трибуна, привыкшего обращаться к тысячам людей. — Ведь мафия — это не только особая форма внегосударственной исполнительной власти или власти экономической. Самое опасное в ней то, что ей свойственен особый менталитет. Мафия навязала сицилийцам искаженное представление о семье, дружбе, уважении к старшим».
В католическом соборе Монреаля арабские стрельчатые арки опираются на античные колонны, и над всем царит византийский Христос Вседержитель
Мария Фальконе сконцентрировала свои усилия на развенчивании мафиозной романтики среди молодежи. Она выступает в университетах и школах, собирает сторонников во всем мире. Ее фонд издает книги о коза ностра, прежде всего самого Джованни Фальконе, одну из которых (на русском языке) она подарила и нам. На вопрос, насколько сильна мафия сегодня, Фальконе ответила, что на Сицилии она все еще жива, хотя и потеряла ту власть, которой обладала еще в 1990-е годы. «Самая опасная преступная организация сейчас не здесь, а в Калабрии — «Ндрангета» (искаженное греческое andreia kai agathiau — «мужественность и доблесть»). Как только ослабевает одна группировка, ее место тут же занимает другая. Так что расслабляться нельзя никому. В том числе и вам, русским. Еще Джованни предупреждал, что на мировую сцену вышли преступники и из России. Но все же со всеми другими легче бороться, чем с коза ностра: они не растлевают душу народа».
В том, что мафия жива, а омерта не пустой звук, мы убедились в тот же день. Наконец, с третьего захода удалось попасть в ораторию Сан Лоренцо при церкви Сан Франческо д"Ассизи, где в 1969 году коза ностра, мстя за провал одной из своих операций с краденым искусством, похитила картину Караваджо. Еще при прежних попытках зайти в ораторию мы заметили, что на площади, куда выходит церковь, постоянно дежурят карабинеры с автоматами.
— Неужели стоят с 1969 года, чтобы не украли остальное? — спросил я священника.
— Нет, — грустно ответил падре, — охраняют соседнюю кондитерскую, владелец которой нарушил омерту.
В кондитерской «Антика Фокаччериа» — ни души, хотя в соседнем кафе яблоку негде упасть. Испуганные продавцы вжали головы в плечи, стоило мне полезть в сумку за фотоаппаратом. Подошел карабинер и сурово попросил здесь не снимать. На мои вопросы ни он, ни продавцы не ответили ни слова.
Столкновение с «мафиозной прозой жизни» стало последним впечатлением от Палермо перед нашей поездкой на противоположный конец острова. Хорошо, что перед тем как вырулить на автостраду, ведущую на восток, мы заскочили в городок Монреаль, ставший сейчас практически пригородом столицы. Тамошний собор вернул праздничное настроение, которым в основном радует Сицилия. Оказалось, что с византийским искусством острову повезло ничуть не меньше, чем с античными храмами: монреальские мозаики — это лучшее, что осталось на земле от искусства художников, создававших свои творения из кусочков разноцветного стекла — смальты. Такой сохранности, такого единства ансамбля и такой изумительной зрелости мастерства не встретишь ни в Константинополе, ни в Венеции, ни в Киеве. Всем этим мы обязаны норманнскому королю Сицилии Вильгельму II, пригласившему сюда мастеров из Царьграда.
Флэшбэк 5. Дерзость
Это блистательное рыцарское приключение началось в 1045 году, когда дружина всего в три десятка воинов отплыла от берегов Северной Франции искать счастья на юге Италии. Однако вел ее неукротимый гигант Робер Гвискар, один стоивший целой армии. Этому потомку викингов стало тесно в захваченной его предками Нормандии, и он решил завоевать славу и земли в Средиземноморье. Гвискар обладал не только легендарными силой и отвагой, но и мудростью великого человека. Громя войска папы римского, византийского и германского императоров, этот шестой сын захудалого барона превратился вскоре в герцога Апулии, Калабрии и Сицилии. Именно возвращение под власть креста Сицилии, отбитой им у арабов, сделало Робера Гвискара, некогда преданного анафеме «за разбой» и римским папой, и константинопольским патриархом, героем всего христианского мира. В 1130 году племянник великого воина Рожер II получил от папы уже королевский титул. При его внуке Вильгельме II Королевство Сицилия включало не только юг Италии и остров, но и современный Тунис. Норманны правили, проявляя веротерпимость и взяв все лучшее от западных католиков, православных византийцев и арабов-мусульман.
Собор в Монреале и мыслился королем Вильгельмом как символ этого синтеза культур. Именно потому в католическом храме мы видим византийские мозаики и стрельчатые арабские арки. Но даже этого норманну показалось мало. Подчеркнув свои амбиции на возрождение Римской империи, король украсил собор еще и великолепными античными колоннами.
Через полтора часа, когда о море остались одни воспоминания, мы добрались до самого высокогорного «райцентра» острова. Энну называют «балконом Сицилии», и, стоя там, наверху башни норманнской крепости, понимаешь почему. Цепи голубых гор, отливающих изумрудом весенней зелени, тают на горизонте в синеве неба. На величественной скале напротив Энны виднеется последний оплот арабов — город-крепость Калашибетта.
Арабо-норманнское противостояние остается позади, а наше погружение в историю продолжается. Проскочив живописный издали, а вблизи грязноватый городок Пьяцца-Армерина, оказываемся на древнеримской вилле Романо дель Казале. Обстоятельства ее находки заставляют вспомнить фильмы об Индиане Джонсе. Еще в XVIII веке при распашке уютной долины в пяти километрах от Пьяцца-Армерины крестьяне обнаружили золотые монеты. Нумизматы определили, что они относятся к III веку, и несколько поколений археологов пытались понять, как они оказались в таком захолустье.
Римские напольные мозаики на вилле Романо дель Казале в Пьяцца-Армерине — уникальное «окно» в Древний мир. Сцена охоты датируется III веком
Удача улыбнулась инженеру Луиджи Паппалардо. В 1881 году он наткнулся на часть великолепной напольной мозаики. Стало ясно, что под землей скрывается дом римских времен. Но затем на полвека работы в Пьяцца-Армерине прервались. Только в 1930-е годы Муссолини, стремясь всюду отыскать следы римского величия, организовал настоящие раскопки. Было вскрыто 3500 квадратных метров потрясающих по своей красоте и сохранности мозаик III—V веков.