В 1970-х годах в Китае была мода на картинки, нарисованные крестьянами из деревни Хусянь, что в 20 километрах к югу от Сианя. Это немного примитивная, но искренняя и очень цветастая живопись, изображающая сцены ежедневного сельского труда. Сегодня копиями тех картинок завалены все прилавки художественного квартала — они по-прежнему выглядят свежо и необычно. Ходить по этой части города — одно удовольствие, словно по музею под открытым небом. Только здесь все произведения искусства можно купить, потрогать руками, а во многих случаях и понаблюдать за тем, как они рождаются. Художники и мастера-ремесленники работают здесь же.
Одним сианьцам такие пещеры служат постоянным местом жительства, другим — летней дачей. Фото: LEE WHITE/CORBIS/RPG
Пещерные жители
В Китае действует довольно строгий институт прописки — без домовой книги невозможно ни документ получить, ни в школу ребенка отправить, ни к врачу по льготным ценам обратиться. Причем прописка делится на городскую и сельскую, что особенно важно в свете действующей политики ограничения рождаемости: семья с сельской пропиской может вполне законно родить второго ребенка, если первым оказалась девочка, а семья городская должна в любом случае довольствоваться единственным чадом. Более того: в пределах одного муниципалитета прописка бывает городской/городской и городской/сельской. Это связано с тем, что понятие «муниципалитет» трактуется в Китае очень широко: в него входят и прилегающие сельские районы, образующие так называемый Большой город. Сиань в этом смысле — не исключение. Город и деревня здесь слились воедино, а некоторые сельские кварталы стали еще одной городской достопримечательностью.
Со всех сторон Сиань окружен лессовым плато — это 90 тысяч квадратных километров желтой глины, из которой можно строить дома. Хотя слово «строить» — не совсем верное. Жилища, скорее, вырубают в желтых холмах. Сразу вспоминаются истории о бедняках и их жалких лачугах. Местные жители, однако, на такое мое предположение рассмеялись и принялись убеждать меня в преимуществах пещерной жизни: здесь, мол, зимой не холодно, а летом не жарко.
Со стороны улицы все выглядит в самом деле весьма прилично: облицованные белой кафельной плиткой ворота с наклеенными новогодними поздравлениями (их поменяют на новые перед следующим Новым годом) — китайский деревенский шик. Но углубляешься во двор — и перед тобой зияющая дыра в холме. Это и есть пещерное жилье. Впрочем, в нем имеются и дверь, и окно, и дымоход с вентиляцией. В некоторых есть даже электричество, но им пользуются редко: свечи и привычнее, и дешевле. Впрочем, искусственное освещение китайским крестьянам если и нужно, то, как правило, на очень короткий промежуток времени: здесь привыкли вставать с рассветом и ложиться с закатом, признавая такой образ жизни не только экономным, но и здоровым. Между прочим, сегодня в Сиане живут 102 долгожителя в возрасте старше 100 лет.
Но вернемся в пещеры. Этим, с позволения сказать, квартирам 800 лет. Нынешние обитатели жили здесь всегда, а до них — их деды, прадеды и прадеды прадедов. Это, кстати, одно из объяснений столь трепетного отношения китайцев к своему роду: когда семья 800 лет живет на одном месте, то и историю ее проследить легко, и помнить обо всех предках несложно.
Горячие источники Хуацин под Сианем — место, где не раз решалась судьба Поднебесной. Например, здесь император Сюаньцзун из династии Тан встретил Ян Гуйфэй, любимую наложницу. Развлекаясь с ней, он забыл о делах, и в империи случился военный мятеж. Фото: PHOTAS
Сейчас, конечно, все меняется: молодое поколение к сельским жилищам относится с едва скрываемым презрением и мечтает поселиться в городских многоэтажках. Впрочем, местные жители уверяют, что летом гостить у них любят все: «Приезжает молодежь, приносит стол для маджонга, ящик пива — и играет в свое удовольствие. На улице +35, а в пещере всегда +15. Да, летом пещеры любят все». Зимой, кстати, в таком помещении по-прежнему +15, даже когда за дверью -10 и снег (что в Сиане случается несколько раз за зиму).
Я побывала в доме 97-летнего Ван Шиминя — самого старого (а потому и самого уважаемого) обитателя деревенского квартала. Последние несколько лет накануне Праздника Весны (так официально называется Новый год по лунному календарю) к нему приходит руководство деревни в полном составе, дарит красный конверт с деньгами (юаней 500, а то и 600 — это 70—85 долларов по нынешнему курсу, хорошие деньги для деревни) и желает долгих лет жизни.
Но сейчас Ван Шиминь медленно умирает — годы берут свое. Он лежит на кане (широкой лежанке, которую в холодное время года подогревают снизу дымом от сгорающих рядом в очаге дров), прикрытый теплым одеялом. На гвозде, вбитом прямо в стену, висит бутылка с глюкозой, в морщинистую, узловатую, но все еще крепкую от крестьянской работы руку всажена иголка — капельница в домашних условиях. Лицо Ван Шиминя заострилось, он еще в трезвом уме и здравой памяти, но на слова сил не осталось.
«Проходите, проходите», — не стесняясь состояния старожила, говорят члены семьи. В Китае вообще смерть — событие прилюдное, а не приватное. Когда окружающим становится понятно, что час смерти недалек, со всех концов страны созываются ближайшие родственники (как минимум дети с мужьями и женами), которые несут круглосуточную вахту у постели умирающего. Все сразу. Не прийти или отлучиться — страшный грех, который родственники могут не простить никогда. Такое бдение, бывает, растягивается на недели, но все сидят и не уходят. Нам может показаться это бестактным до крайности: мол, сидят люди и ждут чьей-то смерти, — но в Китае это всего лишь одно из обязательных проявлений сыновней почтительности.
Монахи на утренней молитве в монастыре, на территории которого стоит Большая пагода диких гусей. Сам монастырь, в отличие от неплохо сохранившейся древней пагоды VII века, был разрушен, а теперь отстроен заново. Фото: EASTNEWS
Вот и в доме Ван Шиминя собрались родственники, разговаривают, иногда даже смеются, завтракают, обедают и ужинают в обычном режиме. Вроде бы нормальная жизнь — все как всегда, но уходить за ворота не положено. Потому что слабый Лао (старый) Ван может уйти в любой момент. А тогда рядом с ним должно быть как можно больше людей.
В пещере, где живет Ван Шиминь с женой, три комнаты. Первая — жилая: с каном, столом, стульями и портретами Мао Цзэдуна из отрывного календаря. «Великого кормчего» старики уважают — он изменил их жизнь к лучшему. А поскольку и они сами, и их родители, и родители родителей были «правильного» крестьянского происхождения, то тяжелый молот Великой пролетарской культурной революции обошел семью стороной. Так что обид на Мао у них нет. Удивительны не его портреты на стенах, а то, что они соседствуют с изображениями христианских крестов и Святого духа в виде голубя. Оказывается, Ван Шиминь с женой — верующие христиане. Когда были помоложе, регулярно ездили в католический храм в Сиане, а теперь просто тихо молятся дома.
Вторая комната пещерного жилища — большая кладовая: там хранятся припасы, древесная щепа и уголь. У стены стоит огромный барабан — непременный атрибут любого праздника. В ночь на Новый год по лунному календарю звук этих инструментов (они ведь есть в каждой семье) сотрясает всю округу. Радости без барабанного боя и взрывов петард да хлопушек не бывает.
Есть в пещере и третья комната, сейчас пустующая. А раньше здесь держали свиней: это основа благополучия семьи Ван Шиминя. Держать свиней вне дома, особенно зимой, было небезопасно: в этих местах когда-то много волков водилось, да и люди, случалось, подворовывали. Сейчас, когда семья уже неплохо (по местным, конечно, меркам) заработала на любви китайцев к свинине, «бизнес» из дома вывели — и теперь небольшое хозяйство разместилось за деревней. Для этой семьи оно — реальный результат 30-летней политики реформ и открытости. Они довольны, говорят: «Живем все еще бедно, но с каждым годом все лучше». Трехколесный грузовичок ласково называют «наш БМВ». И все улыбаются.