Приют Святого Бернара. Швейцарские Альпы, март 1800 года

Яростный лай собак нарушил тишину морозных сумерек. В главном здании приюта Лорелея де Клерк резко вскинула голову, оторвавшись от изучаемого ею медицинского трактата. В другом конце комнаты, освещенный светом лампы, в потертом кресле дремал отец Ансельм. Ей не хотелось беспокоить его. В таком преклонном возрасте уже трудно выносить суровую жизнь высоко в горах, и он мог позволить себе такую малость — подремать вечером в кресле.

Сквозь завывания ветра над заледенелым приютом снова послышался лай. Лорелея отложила в сторону раскрытую книгу и торопливо подошла к монаху. Необходимо разбудить его. Собаки никогда не ошибаются. Где-то в горах путник попал под снежную лавину.

— Отец Ансельм, — встревожено проговорила Лорелея и потрясла за плечо. От его одежды исходил запах старой, затхлой шерсти. — Отец Ансельм, проснитесь.

Он потянулся, заморгал и откашлялся:

— Что такое? Э… мы обсуждали исследования Корвисарта.

— Не сейчас, отец. Собаки. Вы слышите? Они всегда так лают, если снаружи есть кто-то чужой. Но вы можете не ходить. Все остальные…

— Чепуха, дитя мое, — сказал он, быстро вставая. Его глаза светились решимостью. — Я занимаюсь этим уже более тридцати лет. — Меня еще рано списывать со счетов.

Лорелея услышала гордость в его словах и согласно кивнула.

Они вышли в переднюю, где на грубо сколоченной вешалке плотно висели плащи и шарфы. Одевались молча, чутко прислушиваясь к смертоносному, свистящему грохоту снежного обвала.

Лорелея уверенно сунула ноги в отделанные мехом замшевые сапоги и надела куртку из толстой овчины, которая была ей явно велика. Она натянула на голову коричневый шерстяной капюшон и тщательно замотала вокруг шеи его длинные концы. Отец Ансельм пытался завязать шнурки на башмаках своими скрюченными от старости пальцами.

— Разрешите мне помочь вам. У меня получится лучше, — произнесла Лорелея, наклоняясь и ловко завязывая шнурки. Затем она набросила на плечо свернутую кольцом веревку и заткнула ее конец за пояс своих брюк.

— Твое снаряжение готово? — спросил отец Ансельм. Его голос звучал приглушенно из-под накинутого на голову капюшона.

— Все готово.

Она закинула за плечи рюкзак с медикаментами, а монах в это время подошел к железной печке и наполнил флягу горячим чаем, добавив в него вина.

— Но мне хотелось, чтобы вы остались, святой отец, — заботливо произнесла Лорелея.

Он остановил ее взмахом руки.

— Прошу тебя, Лорелея, не мешай мне исполнить мою миссию.

В переднюю вошел отец Джулиан. Лорелея взглянула на худощавое лицо настоятеля, по которому трудно было определить его возраст.

— Не очень-то подходящая ночь для путешественников. Но вы подготовьте лазарет, так, на всякий случай.

— Конечно, отец Джулиан.

Они направились к двери. На крыльце отец Джулиан передал отцу Ансельм его альпеншток, а потом коснулся плеча Лорелеи.

— Дует фён [1], — сказал он. — Будь осторожна. Лорелея и отец Ансельм заспешили мимо запорошенного снегом главного здания приюта к псарне. Девушка чувствовала в душе тревогу. Предупреждение отца Джулиана не было лишним. Фён, предательский южный ветер, жалобно завывал на перевале Большой Сен-Бернар, срывая с нее капюшон, затруднял дыхание. Она сгибалась под напорами ветра. Холод обжигал лицо. Лорелея быстро продвигалась вперед сквозь бледно-лиловые сумерки. В окне псарни горел свет, и лай собак стал еще яростнее. Она услышала как отец Дроз, хозяин псарни, прикрикнул на собак. Фен завывал свою печальную, одинокую песню.

А потом раздался звук, которого она боялась больше всего, звук, от которого у нее всегда застывала кровь в жилах. Пробирающий до мозга костей свист, за которым следовал глухой удар и шуршание несущихся по склону в бездну огромных ледяных глыб. Девушка посмотрела вверх, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь темноту и поднявшуюся в воздух плотную снежную пыль. Обширная лавина поползла вниз, и все вокруг стало белым. Долина огласилась страшным грохотом. Огромная масса сорвавшегося с высоты снега исчезла в ущелье. Деревья гнулись, трещали и падали вниз вместе со снежной лавиной. По всему перевалу Большой Сен-Бернар разнеслось гулкое эхо. Но через несколько минут над горами воцарилась мертвая тишина. До следующих обвалов, которые часто бывают в это время года.

Отец Дроз выпустил во двор псарни шесть огромных пятнистых псов. Стоя в полосе света, льющегося из проема двери, хозяин псарни забросил рюкзак за свои грузные плечи.

Обычно собаки дружелюбным лаем приветствовали Лорелею. Стоя на задних лапах, передние они закидывали ей на плечи и осторожно лизали щеку, таким образом, выражая восторг от встречи с ней. Но сейчас животные были возбуждены предстоящей опасностью. В темноте мелькнули только белые пятна на мордах и груди, когда они рванулись к воротам, стуча лапами по покрытой льдом земле и скуля от нетерпения.

— На перевале точно кто-то есть, — проговорил отец Дроз. — Барри! — рявкнул он на молодого пса, почти еще щенка. — Назад!

Но инстинкт спасателя возобладал над послушанием, и пес перепрыгнул через ворота прежде, чем их открыли.

Отец Дроз поспешил через двор, крича на ходу:

— Сильвейн! Сани готовы?

Волоча за собой покрытые одеялами сани, к Лорелее подошел Сильвейн, послушник. В руках у него была кирка. Девушка нагнулась, чтобы помочь ему уложить все необходимое.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Его сильные руки, потрескавшиеся от ветра и холода, быстро закрепили пряжки. Обычно неуклюжий, сейчас он вел себя довольно уверенно, готовясь выполнять трудную и опасную работу.

Отец Дроз открыл ворота и скомандовал:

— Вперед, друзья мои!

Собаки бросились со двора и, развернувшись веером, побежали по огромным сугробам. Их массивные лапы утопали в снегу, прокладывая тропинку к ущельям и пропастям, глубоким оврагам и ледникам.

Лорелея и отец Ансельм заспешили за Красавицей и Бардом — ведущими собаками. Барри карабкался за ними. Лорелея глубоко вдохнула бодрящий холодный воздух. Мороз уже пробрался к ней в рукавицы, и она потерла руки, чтобы согреть их.

— Кто это решился перебраться через перевал в это время года? — спросила она отца Ансельм. — Да еще так поздно.

Они шли по дорожке, проложенной ведущими собаками, которые передвигались по снегу прыжками, утаптывая дорожку так, что человек после них продвигался без труда, не проваливаясь.

— Только тот, кому очень нужно, — ответил отец Ансельм, вонзая свой крестообразный посох в снег. — Быть может, Величественный герцог спасается бегством от якобинцев или беженцы из Италии ищут убежище в Швейцарии.

Одна из собак громко завыла. Высокие сугробы и снежная пелена приглушили протяжный вой. Но Лорелея узнала его.

— Это Барри, — произнесла она, почувствовав гордость за щенка, которого ей подарил отец Дроз. — Он что-то нашел.

Следуя по собачьим следам, они начали взбираться вверх. Ветер хлестал в лицо Лорелеи, снег набивался в сапоги. Она уже не чувствовала ни щек, ни носа, а морозный воздух, обжигал легкие при дыхании. Но ее неудобства были ничто по сравнению с опасностью, в которой оказался путешественник. Она поднялась еще на сотню шагов вверх по скалистому выступу, где гору огибала дорога из Бург-Сен-Пьерра.

За ее спиной раздавались звуки равномерно вонзающегося в снег альпенштока отца Ансельма, свистящее дыхание отца Дроза, скрип по снегу саней Сильвейна.

Впереди сверху все еще продолжали скатываться толстые глыбы льда — последствия обвала. В воздухе кружилась снежная пыль, покрывая щеки Лорелеи.

Ледяные сумерки отбрасывали лиловые тени на валуны и огромные сугробы. Бард и Красавица яростно разрывали лапами снег. Время от времени собаки лаем подавали знак спасателям.