Однажды ночью, лежа в объятиях Филиппа и прислушиваясь к мерному дыханию прибоя, Анджела рассказала ему о себе. Об отце, которого не знала. О матери, которую не понимала. О жизни на задворках общества и первой маленькой победе, когда она получила стипендию и поступила в престижный университет. Мать говорила, что ее туда никогда не примут.

Филипп молчал, и Анджела решила, что он уснул. Точнее, что она усыпила его своей болтовней. Какого черта ей вздумалось все это рассказывать?! Но тут он лег на нее и целовал до тех пор, пока у Анджелы не распухли губы.

— Ты — чудо, — нежно сказал он. — Настоящее чудо. А я… я…

Она ждала, боясь пошевелиться.

— Что? — наконец спросила она, взяв в ладони его лицо.

Филипп проглотил слюну, отчего его кадык заходил ходуном.

— Милая, как ни жаль, но завтра утром нам придется уехать. Мне предстоит провести сложную операцию.

Почему у нее защипало глаза?

— Конечно, — неестественно весело ответила она. — Я понимаю.

Филипп снова поцеловал ее.

— В следующий раз мы проживем здесь дольше.

— В следующий раз, — покорно повторила она. Будет ли этот следующий раз или эти несколько дней — единственное счастливое время, которое им подарила судьба?

На следующее утро они вернулись на материк, забрали машину и поехали к Джону. Всю дорогу Анджеле слышался голос матери, шептавший: «Ничто не длится вечно. Запомни это, Анджела. Ничто не длится вечно. Только дураки верят, что это не так».

По дороге Филипп чуть не извелся.

Анджела придумала десяток причин для возвращения в Сидней. Было ясно, что она нервничает.

Но сам Филипп нервничал куда сильнее.

«Кемпси, 60 миль». Указатель промелькнул так быстро, что Филипп едва не пропустил его. Если до Кемпси шестьдесят миль, то сколько до виноградника Джона? Десять? Двадцать? Какого черта он не обращал внимания на детали, когда ездил туда? Почему не узнал, сколько оттуда миль до Кемпси?

Но с какой стати это должно было его интересовать? Чушь собачья!

В данный момент Филиппа волновало вовсе не это, а тот момент, когда он вылезет из машины и скажет: «Привет, Джон! Старик, я приготовил тебе сюрприз!»

Он посмотрел на Анджелу. Та сидела прямо и смотрела на дорогу, сложив руки на коленях… Впрочем, коленей у нее уже не было. У нее был живот. Живот, в котором шевелился его ребенок.

— Скоро будем на месте.

Анджела посмотрела на него, а потом на дорогу.

— Тебе понравится Джон. Ну, может быть, не сразу. Иногда он бывает… Но Грейс просто прелесть.

Анджела кивнула и через пару минут откашлялась.

— Филипп, ты уверен, что не стоит позвонить еще раз?

— Я уже звонил.

— Да. Ты сказал, что готовишь ему сюрприз. Конечно, тебе лучше знать, но…

— Я знаю, что делаю. — Филипп говорил решительно, но выглядел как человек, который идет к зубному врачу, не веря в анестезию.

— Может быть, мне остаться в машине? Тогда они не увидят, что я беременна. Точнее, увидят, но не сразу…

— Грандиозная мысль. Мы приезжаем, Джон и Грейс выходят на крыльцо, я представляю тебя и говорю, что ты останешься в машине, а я войду в дом. «Нет, — скажу я, — все в порядке. Анджела любит машины больше, чем дома. Мы поужинаем, немного посидим, потом вы ляжете спать, а я тайком проведу ее в дом».

Анджела фыркнула.

— Да, ничего не выйдет. Но как же быть? Мы войдем, немного поговорим о том о сем, а потом скажем, что поженились?

— Угу. Мы скажем это до или после того, как они заметят, что ты беременна?

Анджела уставилась на свой живот.

— Думаю, они увидят это сразу.

Филипп нахмурился. Почему мысль съездить в гости к Джону казалась удачной, пока они не сели в машину и не взяли курс на север?

— Да, увидят, — сказал он. — А поскольку мой братец давно забыл, что такое противозачаточные таблетки, он сразу поймет, почему я приехал к нему в гости с беременной женщиной на буксире.

— Я не баржа, — обиделась Анджела.

— Это просто оборот речи.

— Это твой оборот речи. И идея визита без предварительного предупреждения тоже твоя. — У Анджелы дрожали руки, поэтому она решила сложить их на груди и притвориться сердитой. — Честно говоря, я думаю, что следовало поступить по-другому.

— Например?

— Ну не знаю. Написать ему письмо.

— Потрясающий план, — саркастически ответил Филипп. — «Дорогой Джон, как дела на винограднике и у Грейс? Да, кстати, я женился, и через четыре месяца жена родит мне сына».

Его сына. Опять…

— Не так, — дрогнувшим голосом сказала она. — «Дорогой Джон! Я совершил огромную ошибку и теперь расплачиваюсь за это…»

Филипп вытянул руку, словно пытался проверить, застегнут ли ее ремень безопасности, затем свернул на обочину и остановился.

— Я когда-нибудь говорил, что совершил ошибку?

— У тебя не было такого случая.

— Если бы я считал, что совершил ошибку, то так бы и сказал. Ясно?

Анджела отвернулась. Хотелось ответить насмешливой репликой, но если бы она что-нибудь сказала, то непременно заплакала бы.

— Анджела, ты меня поняла?

— Да, — ответила она и тут же ударилась в слезы.

Филипп выругался, обнял ее и прижал к себе.

— Не плачь, — хрипло сказал он, целуя ее в макушку. — О господи, милая, прости меня, ладно? — Он пригладил ей волосы. — Я говорил себе, что это будет легко, но все оказалось не так. И все же мы пройдем через это испытание. О'кей?

Анджела кивнула. У нее текло из носа, глаза саднило, она напоминала кита и собиралась встретиться с человеком, которого ее муж называл упрямым и временами несговорчивым старшим братом.

— Пройдем. — У нее срывался голос, но подбородок был задран вверх.

У Филиппа сжалось сердце. Он достал из кармана платок.

— Да, — решительно сказал он, вытирая ей глаза. — Все будет хорошо. — Он поднес платок к ее носу. — Сморкайся. — Она громко высморкалась, и Филипп улыбнулся. — Джон — славный парень. Конечно, он удивится, но это быстро пройдет. Ну что, теперь все в порядке?

— Да, — сказала Анджела. — В порядке.

— Вот и хорошо. — Он быстро поцеловал ее в губы и включил двигатель. — Заодно я понял, где мы находимся. Через десять минут приедем.

Анджела молчала до тех пор, пока Филипп не свернул на длинную подъездную аллею. И слава богу, потому что ответить ей он бы не смог. У него сводило живот.

Что на него нашло? Анджела права. Нужно было позвонить, написать или отправить послание с помощью дыма.

Еще вчера казалось, что нет лучшего способа сообщить брату о женитьбе, беременности жены и своем счастье, чем просто приехать к нему в гости.

Почему не сказать Джону, что он женился на Анджеле, потому что считал это правильным, а уже потом смертельно влюбился в собственную жену?

Черт побери!

Да, он полюбил жену.

Как это случилось? Когда? Почему? Дурацкие вопросы. Почему мужчина влюбляется именно в эту женщину, а не в другую? Потому что влюбляется, вот и все. Потому что она особенная. Красивая. Умная. Сильная. Нежная. Независимая. Господи, он действительно любит ее. Наверно, с той самой ночи, когда они легли в постель.

— Филипп…

Нужно сказать ей об этом. Но когда? Не сейчас, когда вдали уже виднеется каменный особняк. Когда мужчина должен сказать жене, что любит ее?

— Филипп?

Брак — это одно. А любовь — совсем другое. Поэтому он объяснится жене в любви лишь тогда, когда будет на тысячу процентов уверен, что она чувствует то же самое.

— Филипп!

Он повернулся к ней. К черту осторожность!

— Анджела, — решительно сказал он, — я должен тебе кое-что сказать…

— Посмотри, — прошептала она, кивнув в сторону дома.

У подножия лестницы стоял Джон. До него было рукой подать.

— Филипп! — воскликнул он и широко улыбнулся.

Когда Филипп вышел из машины, обошел капот, открыл дверь и протянул руку Анджеле, улыбка брата стала удивленной. И совсем исчезла, когда они подошли и Филипп осторожно сказал: