Я никогда не скучала с Джонни. Иногда он читал стихи, чаще собственного сочинения. Иногда рассказывал о забавных случаях в своей журналистской практике. А если речь невзначай заходила о чем-то тревожном, страшном, он торопливо обрывал: «Такова жизнь, Кирсти». Позже Джонни стал называть меня Скотти, намекая на мое шотландское происхождение. Он полагал, что это имя мне подходит больше. Время от времени к нам подсаживались коллеги Джонни, чтобы выпить чашечку кофе. То уважение, с которым они относились к нему, свидетельствовало о его авторитете в журналистской среде. Однажды мне посоветовали в шутку: «Можете верить любому слову Джонни. Только не тому, что он говорит девушкам» Но прежде чем попрощаться, тот человек сжал мое плечо и шепнул: «Джонни — мировой парень».

Над Джонни пытались подшучивать. О чем он, мол, думал, когда вел в эту забегаловку такую красивую девушку. Джонни оглядывал кабачок и хитро улыбаясь, парировал:

— У вас напрочь отсутствует воображение. Неужели вы не видите шелковые драпировки на стенах и прекрасные золотые троны для принца и принцессы, которые вот-вот поженятся.

И он принимался так живо описывать богатое убранство сказочного дворца, что все зачарованно умолкали. А потом, опомнившись, принимались вдруг громко хохотать:

— Да этот сумасшедший любому голову задурит. Подумать только! Шелковые драпировки! Королевские троны!

А были такие дни, когда Джонни подробно рассказывал мне о мелькающих за окнами машины исторических памятниках. Он знал все на свете. Однажды он воскресил для меня прошлое Регент Стрит — королевской улицы, которую спланировал архитектор Нэш. Джонни населил ее элегантными джентльменами, одетыми в парчу и атлас, дамами в кринолинах. Я даже услышала, как стучат колеса их карет.

Я опрометчиво призналась, что хотела бы тоже носить кринолин. А Джонни высмеял меня, пообещав сказочный успех у современных мужчин. По своему обыкновению он не дал мне возможности парировать этот выпад. Джонни уже рассказывал о следующем интересном здании...

Вдруг чей-то бодрый возглас вернул меня к действительности. Это была Клер. Ричарду, очевидно, так и не удалось поколебать ее решимости устроить вечеринку, и мы начали подготовку к приему гостей.

К восьми вечера в просторной голубой гостиной собралось человек тридцать. Я все время боялась, что громкие голоса и взрывы хохота разбудят детей. Но мои опасения оказались напрасными. Дети безмятежно спали в своих кроватях.

Ричард по телефону справлялся о самочувствии Клер и спрашивал, спят ли дети. Я рассказала, что миссис Дэвис забирала детей на прогулку, и что после пикника даже у Филиппа не осталось сил для проказ. Ричард предупредил, что съездит в больницу навестить брата и Имоджин, и пообещал вернуться к девяти. Когда я передала это Клер, она призадумалась на мгновение:

— М-м-м... Значит, к девяти. К тому времени мы должны покормить гостей.

Клер не ограничилась обещанными бутербродами. Гостей ждал довольно плотный ужин. Нам с ней пришлось для этого долго повозиться на кухне.

В тот вечер на Клер было незамысловатое черное платье на узких бретельках. Оно делало ее более стройной. Прибегать к помощи макияжа Клер не стала. А вот волосы попыталась уложить поэлегантнее.

По мере того, как веселье разгоралось, я все больше начинала за нее беспокоиться. Тревожили ее горячечно блестящие глаза и полыхающие щеки.

В начале десятого негодующий Ричард привел ее на кухню.

— Ты солгала мне, Клер!— бушевал он.— Обещала, что будет человек десять и к восьми все разойдутся. Сейчас же прекрати это безобразие. Тебе просто необходимо лечь. А гости твои и так уже изрядно выпили. Адриан еле стоит на ногах, а Синтия подозрительно слезлива. Я предложу подбросить их до дома, а если твои друзья не поймут намека, прямо попрошу их покинуть дом!

Клер, которая до этого мирно раскладывала по тарелкам мясо птицы, резко обернулась и взмолилась:

— Не делай этого Ричард. Ты оскорбишь Адриана подобным предложением. Он так гордится своим мастерством управлять автомобилем.

— Но ведь только вчера вы попали в аварию из-за такого же пьяного ловкача!— взывал Ричард к ее разуму.

Я не знаю, что все-таки произошло в гостиной, но только вскоре гости начали расходиться, захлопали дверцы автомобилей. Буквально через десять минут все стихло. Клер поднялась к себе, да и Ричарда нигде не было видно.

Взяв поднос, я отправилась в гостиную. В воздуxe плавали клубы сизого табачного дыма, а стаканы и тарелки стояли в самых невероятных местах: на камине, на атласных сиденьях кресел, на журнальных столиках и даже на полу.

Когда я подходила с нагруженным подносом к кухне, хлопнула входная дверь. Осуждающе покачивая головой, Ричард удрученно произнес:

— Почему только Ховард и Имоджин так снисходительны к Клер?

— Мне тоже показалось, что Клер немного легкомысленна.

— Вот именно.

Взяв поднос у меня из рук, он сказал:

— Не беспокойтесь, я все сделаю сам. У вас и так был сегодня трудный день. Идите отдыхать.

Оценив благородство Ричарда, я, однако, пожалела его:

— Ничего-ничего. Я не устала.

Ричард улыбнулся. До сих пор он был либо угрюм, либо сердит, поэтому я обрадовалась этой первой за весь день мимолетней улыбке на его лице.

— Мисс Макклелланд, я не могу принять от вас такой жертвы. Но если вы решили, все же вымыть посуду, то позвольте мне хотя бы вытереть ее.

— Типично мужской подход к делу,— пошутила я.— Вы всегда выбираете то, что полегче.

— Хорошо. Тогда я буду мыть, а вы вытирайте,— подхватил шутку Ричард.— Но я должен сразу предупредить, что я совершенно не умею обращаться со стаканами. Они всегда так и норовят выскользнуть из рук.

— Это всего лишь отговорки,— улыбалась я.

Но стаканы действительно жалобно зазвенели в его руках. Ричард шутливо признался, что боится разбить что-нибудь, потому что у него шалят нервы.

— Нервы? Неужели они у вас есть?

— Что ж, спасибо за комплимент.

Не знаю, сколько мы могли дурачиться подобным образом, но тут кто-то требовательно стукнул в дверь. Ричард взглянул на меня.

— Кто это? Вернулся кто-нибудь из гостей?

Я добавляла моющее средство в воду, когда в кухню вернулся Ричард. Поймав на себе его уничижающий взгляд, я вдруг забеспокоилась:

— Что случилось?

— Пришел твой приятель,— произнес он с усмешкой.

— Какой еще приятель?— недоуменно переспросила я. Некоторое время я соображала, кого он имеет в виду. И вдруг сердце бешено забилось от предположения, что это может быть Джонни. Не поднимая глаз, я поскорее вытерла руки и выскочила из дома. Замерев на пороге, я попыталась разглядеть гостя. Этот человек казался выше Джонни, он еще не заметил меня.

В воздухе висели микроскопические дождинки. В свете фонаря я увидела, что волосы гостя напитались влагой и их кончики от этого завились в колечки. И все-таки это и впрямь был Джонни. Я привыкла видеть его в повседневной одежде: джинсах, свитерах, ветровках. Но сегодня на нем был коричневый костюм и светлая рубашка.

Увидев меня, Джонни поспешил мне навстречу.

— Здравствуй, Скотти,— шепнул он.— Как ты?

Сердце по-прежнему бешено колотилось в груди.

— Хорошо, Джонни, хорошо. Я так рада видеть тебя. Должно быть, Андрея сказала, где меня найти.

— И еще она сказала, что ты взялась присмотреть за детьми доктора Дру. А мне так хотелось, чтобы ты была рядом. Ты можешь что-нибудь придумать?

— Не знаю. Попробую...

— Ты не уверена? Мы ведь не виделись целую вечность!

К этому моменту я уже успокоилась и напомнила Джонни, что за время разлуки он не написал мне ни строчки.

Он раскаянно признался:

— Виноват. Но я ведь предупреждал, что не умею писать писем, Скотти. Однако я передавал тебе приветы через знакомых. Надеюсь, я прощен?— Он взял меня за руку.— Давай спрячемся под деревьями.

Я колебалась, принимать ли предложение, потому что слышала, как Ричард гремит посудой в кухне, но, вспомнив издевательский тон, с которым он сообщил о приходе Джонни, я решилась.