Они обошли кругом, три спуска на воду были пусты. Четвертый занят старинной моторной лодкой из красного дерева. Она была в удивительно хорошем состоянии и блестела свежим лаком.

— Это лодка моего отца, — объяснил Грег, — в детстве он всегда проводил здесь лето. Мы ее сюда привезли.

Моего отца.Не только у нее с этим местом были связаны воспоминания. Но ее сердце с детства принадлежало этим местам.

— Красивая, — сказала Нина.

— Хочу Макса научить ходить под парусом.

Она подумала, что уже прошла через это, а он еще проходит. Конечно, она растила дочь с любовью, но сейчас была рада, что подростковый трудный возраст, учеба в школе, приобщение ребенка к спорту и прочее — позади.

— Лодочные подъемники надо отремонтировать… — озабоченно заметил Грег. — Хотел пригласить сварщика, но собираюсь сделать это сам.

— Сварку? Ты этому научился в Гарварде?

— Если хочешь меня поддеть, напрасно. У меня сейчас прекрасное настроение, и даже твой острый язычок его не испортит. Давай лучше взглянем на твой новый дом.

Он взялся за ручку входной двери, заржавевшие петли громко заскрипели. Нина стояла позади него, очень близко, так, что чувствовала, как от Грега пахнет штукатуркой и потом, и запах не был ей неприятен. Грег несомненно притягивал ее, наверное, потому, что она давно не влюблялась. Вдруг ей захотелось повернуться и бежать отсюда без оглядки. Но она напомнила себе, что встала на путь к своей мечте, а он просто барьер на этом пути, и, как сказала Дженни, именно он рискует здесь своими финансами, а не она. И Нина переступила порог своего нового дома. Внутри стоял затхлый запах запустения. Она первым делом раскрыла окна, и старые занавески зашуршали, как бумага. Трещали под ногами половицы. Нина открыла кран — из него потекла слабая струйка ржавой воды. В углах висела паутина, пол завален коробками и ящиками. Но когда она открыла ставни и посмотрела на открывшийся вид озера — все стало на свои места. Она вообразила, как живет здесь и слышит плеск воды о берег.

— Когда я работала здесь, это было мое любимое место. Я всегда оставляла уборку на станции напоследок, чтобы закончить день, глядя на озеро, перед тем как отправиться домой, — получить в награду несколько минут красоты и спокойствия.

Он улыбнулся:

— Работа и спокойствие?

— Здесь было спокойнее, чем дома. Мы с Сонет жили у моих родителей, я работала и училась в школе. Не пойми неправильно, я благодарна им за поддержку, но в доме всегда было так шумно. — Она вспомнила шумный хаос дома Романо и малышку, требующую непрерывного внимания. Лодочная станция была для нее оазисом, местом, где она могла помечтать и подумать спокойно хотя бы несколько минут.

Она смотрела из окна на гладь озера, пристань и вдыхала весенний влажный воздух. Я снова здесь. Я вернулась. Наконец.

Дэзи чувствовала себя ужасно. Она устала от своей беременности, устала от людей, повторяющих, что такое самочувствие нормально на последнем триместре. Она жила с отцом и братом в небольшом старомодном особняке, и сейчас лежала на диване в салоне, беспокойно ворочаясь с боку на бок, и видела свои лодыжки, вернее, то, что раньше было лодыжками. Сейчас это было нечто бесформенное, отекшее, как и все ее тело.

Листая очередную книгу о беременных, она размышляла о том, что никто и не обещал ей легкой жизни, но она набрала сорок лишних фунтов веса, бегает в туалет каждые пять минут, просыпается среди ночи оттого, что в животе толкается локтями и ногами растущий ребенок, и иногда ей кажется, что это выше ее сил.

И еще она думала о друзьях по школе, не могла не думать о них, об их свободе. Почти все после окончания школы собирались поступать в колледж или работать, разъехались кто куда. Сонет Романо укатила в Европу.

Дэзи была благодарна своим родным за поддержку. И рада за отца, который нашел себе любимое дело — восстанавливает гостиницу. Она с удовольствием ему помогала. Ее увлечением с детства была фотография, и теперь Дэзи помогла отцу в части рекламы, во всяком случае, ему нравилась ее работа.

Но настал период, когда она уже не могла работать, как раньше, и, еле передвигаясь, в основном лежала, дремала и ждала неизбежной развязки. Может быть, сказались гены. Она продолжает фамильные традиции. Мать была беременна ею до свадьбы, из-за этого родители и поженились, и что хорошего? Они все равно разошлись. Она не собирается повторять ошибку родителей. Нет, генетика тут ни при чем. Вина полностью на ней. Все дело в глупости.

Она слышала, как крутится барабан стиральной машины в соседней комнате. Погладила огромный живот. Скоро она уже не сможет увидеть свои отекшие ноги. Беспокойно ворочаясь, пытаясь найти удобное положение, она бездумно полистала книгу, встала и подошла к окну, выходившему на озеро. Как изменилась ее жизнь с тех пор, как она приезжала сюда прошлым летом. Тогда она кипела от возмущения по поводу развода родителей, и ей хотелось им отомстить. Вот и отомстила. Эта глупость обернулась против нее. Мать умоляла ее переехать в Гаагу. Она обещала лучшую медицинскую помощь ей и ребенку. Дэзи отказалась, она все еще сердилась на мать. Теперь была рада, что осталась здесь, ей нравится жить в этом старинном красивом месте, на озере, в окружении дикой природы. Глядя в окно, она заметила отца и Нину Романо около лодочной станции на пристани. Они были увлечены разговором.

Сонет, дочь Нины, была лучшей подругой Дэзи в Авалоне. Что касается Нины, она всегда была для Дэзи загадкой. Когда Сонет уехала, Дэзи думала, что Нина выйдет замуж и займется собой. Но Нина вместо этого с головой ушла в новый бизнес. В бизнес отца.

Дэзи не знала, как отнестись к этому. Ей нравилась Нина, приятно было думать, что она тоже родила в пятнадцать и стала матерью-одиночкой, при этом все у нее сложилось хорошо. У всех она вызывала восхищение — решительная и успешная, о ней писали в газете как о самом молодом мэре в штате. Одновременно Нина вызывала в ней комплекс неполноценности.

Ей было жаль отца, она хотела бы ему помочь, но была сейчас беспомощна. Он скрывал за своей активностью чувство потерянности и вины перед детьми за то, что позволил своему браку рухнуть. В Нью-Йорке он так увлекся работой, бизнесом, что не заметил, как распалась семья. Сейчас он пытается начать новую жизнь. Наверное, из-за детей, вернее, из-за нее они переехали в маленький город, он купил гостиницу у озера, открыл семейный бизнес. Конечно, он страдал и был очень одинок. Он переживал из-за Макса, который стал неуправляемым после развода, из-за приближающихся родов несовершеннолетней дочери. Дэзи часто думала, что такое быть матерью-одиночкой. Конечно, этим никого не удивишь, теперь это не редкость. Ей так хотелось стать независимой, но покинуть отца сейчас казалось ей жестоким, он не переживет.

Стук в дверь прервал ее мысли. Наверное, кто-то из строителей. Они были повсюду, что-то измеряли, что-то подправляли, красили, иногда даже советовались с Дэзи, как будто она здесь что-то решала, словно не видели, что она абсолютна беспомощна, ничего не умеет, даже стиральную машину не могла правильно включить.

Хлопая по пяткам шлепанцами, она открыла дверь.

— Привет, Дэзи.

Она застыла, глядя на неожиданного гостя, Джулиана Гастине. Они познакомились в лагере «Киога» прошлым летом. Казалось, это было так давно. Странно, что он вообще узнал ее в таком виде.

Джулиан был потрясающим парнем, девчонки сходили по нему с ума. Высокий, стройный, красивый афроамериканец, мать у него была белая, от нее он унаследовал голубые глаза, от отца смуглую кожу. И у него была такая потрясающая улыбка, что у девчонок в ушах начинала звучать сладкая музыка и хотелось сразу броситься ему на шею. Вот и сейчас он улыбался, и она невольно ответила улыбкой, на мгновение став прежней Дэзи — беспечной, веселой и кокетливой, какой и должна быть девушка в ее возрасте.

— Джулиан! — воскликнула она и, привстав на цыпочки, обняла его.