— Это куда — в мусор или пригодится? — Он показал изъеденный молью абажур для настольной лампы.

— В мусор.

— А это?

— Не знаю. Что это?

— Не уверен… Точильный камень. — И, нагнувшись, вытащил вдруг из открытого только что очередного ящика огромное ржавое лезвие. — Смотри.

— Прямо как в «Пиратах Карибского моря».

— Это мачете. И тут еще топор. А здесь, — он открыл крышку другого ящика, — кажется, я откопал фамильный арсенал. Здесь ружья, пороховые, со всей амуницией. — Он осторожно сложил находки обратно. Нина просматривала заголовки старинных книг.

— Они прекрасно впишутся в нашу библиотеку и украсят полки гостиных. — Она вслух прочитала названия: — «Все о собаках», «Гигиена брака».

— Последнее не годится для гостиных.

— А разве мы не хотим, чтобы брак наших гостей был гигиеничным?

— Мы не хотим, чтобы они думали о подобных вещах.

Из книги о собаках выпала старая фотография. Судя по одежде семейства, снимок был сделан в 1920-х, рядом с семьей сидели три Лабрадора.

— Привидения прошлого.

— Ты боишься привидений? — Он взял фото и отложил в сторону.

— Привидения не помешают имиджу нашей гостиницы. Это место хранит память о прошлом. И не стоит превращать ее в современный безликий отель. — Она отвернулась, недовольная собой. Что за сентиментальная выходка.

— Я и не собирался.

— Если ты не возражаешь, я возьму эту книгу для Сонет. — Она показала на «Гигиену». — Она посмеется.

— Ты, наверное, очень скучаешь без нее.

— Больше, чем ожидала.

— И гордишься ею.

Неужели она уловила нотку зависти в его голосе?

— Каждый день я спрашиваю себя, чем заслужила такую дочь? — призналась Нина. Это было правдой. Конечно, и с Сонет возникали определенные трудности в воспитании, но она всегда была любящей дочерью. Она всегда хорошо училась, в школе ее выбирали старостой класса, она выигрывала конкурсы и получала стипендию. Сейчас проходит практику в Европе. — Мне без нее очень тоскливо.

— Какая ирония судьбы. Твоя покинула гнездо, а моя высиживает птенца.

Она вгляделась в его лицо, плохо освещенное тусклым светом из пыльного чердачного окна.

— Напуган?

— Еще как.

Она почувствовала, как между ними протянулась ниточка полного понимания, но не хотела развивать тему дальше.

— Интуиция подсказывает мне, что у обеих все будет хорошо. — И добавила, чтобы окончательно нарушить возникшую близость: — Все будет замечательно.

— Надеюсь, ты права.

— За это ты мне платишь высокую зарплату. — Она поколебалась, прежде чем спросить. — Послушай, давно хотела тебе сказать. Как ты отнесешься к тому, что Сонет нанесет короткий визит в Гаагу?

Гаага в двух часах езды на поезде от Брюсселя. Там действовали всевозможные суды, включая Международный трибунал, где работала Софи.

Он складывал ненужные книги в ящик.

— И ты хочешь знать…

— Дэзи сказала Сонет, чтобы она позвонила Софи, и Сонет собирается с ней встретиться.

— Софи будет прекрасным гидом, покажет ей Гаагу. Хорошая возможность для Сонет.

— Просто хотела знать твое отношение.

— Что касается меня — я не возражаю. — Он отнес ящик к лестнице и поставил со стуком, подняв столб пыли.

«Все ясно».

— Мне неудобно, что я об этом заговорила.

— Все в порядке. Слушай, я могу с тобой быть откровенен. Мы ведь друзья?

— Конечно.

— Мы с Софи прожили вместе семнадцать лет. Это громадный кусок жизни, и я солгал бы, сказав, что у нас всегда все было плохо. У нас были хорошие времена, мы вместе воспитывали детей.

— Я понимаю. И дети замечательные.

Насчет хороших времен она готова поверить, но почему-то сомневалась.

— Мы поженились в силу непредвиденных обстоятельств, — добавил он.

— Я знаю. — Неужели он забыл, как она стала свидетелем его ярости и отчаяния в день свадьбы?

— Мы не собирались жениться. Мы пошли на это ради Дэзи, и какое-то время все шло гладко, мы оба старались. Постепенно начали отдаляться друг от друга, пропасть возрастала, мы не замечали, сосредоточившись каждый на своей на карьере, и постепенно стали чужими людьми.

Нина чувствовала, как у нее горят щеки от этой откровенности.

— Почему ты мне все это рассказываешь?

Он рассмеялся:

— Прости. Сам не знаю.

Он иногда был неотразим, особенно когда вот так, по-мальчишески, смеялся. Нина вновь почувствовала к нему непреодолимое физическое влечение. Какой ужас. Надо немедленно убираться отсюда.

— Мне пора. — Она вспомнила, что ей надо приготовиться к сегодняшнему свиданию. — Скоро вечер, надо принять душ, переодеться.

— О, я вспомнил, у тебя сегодня встреча с этим… Как бишь его зовут?

— Нильс. — Ее удивил его иронический тон. — Прости, что оставляю тебя одного. Надо бы еще раз пробежаться по списку, обсудить оставшиеся проблемы.

— Не волнуйся. Ты оставила мне список, я посмотрю.

— Если ты хочешь, чтобы я осталась…

— Я же сказал — не беспокойся. Я справлюсь.

— Ты лучше играешь, чем я думал, — заметил Нильс. Он вез ее домой из клуба.

— Правда? Я давно не играла. Боялась, потеряла навык.

— По выигранным очкам не скажешь.

Боулинг был любимым досугом многих людей в городе, ходили туда обычно компаниями. Но у Нины в последнее время не хватало времени. Было приятно снова побыть с друзьями, но иногда она чувствовала себя среди них не в своей тарелке. Она знала этих людей много лет, они были ее ровесниками, но она была как будто из другого поколения. Ее дочь собиралась учиться в университете, а большинство женщин ее возраста или недавно вышли замуж, или у них были маленькие дети, поэтому и их разговоры ушли для Нины в прошлое. К счастью, в компании было несколько одиноких, включая Нильса. Он был хорош собой, весь вечер ухаживал за ней, смешил.

— Мне просто повезло сегодня.

— Возможно, — хмыкнул он.

Впереди показался знак, показывающий поворот к гостинице. Он был обновлен, освещен с двух сторон, они основательно готовились к приему первых гостей. Вдоль дороги, тоже с новым покрытием, стояли аккуратно подстриженные клены. Нина все отмечала критическим ревнивым взглядом. Даже после десяти вечера дорога должна выглядеть безупречно.

Подъездной путь был освещен газовыми лампами, у входа в главное здание стояли стилизованные под старину фонари. Никому из отдыхающих и в голову не придет, сколько изобретательности, сколько трудов было вложено в оформление, сколько времени было потрачено, как они с Грегом иногда до хрипоты спорили, бились над каждой деталью.

Она повернулась, чтобы поблагодарить Нильса за вечер, но он уже вышел и, обойдя машину, открыл для нее дверцу.

— Провожу тебя до твоего дома.

— О! Тогда нам сюда. — Она и забыла, что вечер надо считать свиданием. Вспомнила, как целый час готовилась, отмывалась от чердачной пыли, наряжалась. И это должно было случиться. Он проводит до дверей, и она пригласит его войти.

Вечер был удивительный, благоухали цветы, на озере светилась лунная дорожка. Все должно было навевать романтическое настроение. Нильс взял ее руку, многозначительно сжал пальцы.

«Ну же, расслабься». Первое свидание не пройдет гладко, оно должно быть неловким, но через это надо пройти. Но кого она обманывает? Его прикосновение не взволновало. И что теперь делать? Она уже думала, как от него избавиться…

— Что это? — вдруг сказал Нильс.

Внизу, на лодочной станции, был виден высокий сноп ярких искр. Нина ахнула и выдернула руку.

— О боже, неужели пожар?

Они бросились вниз, но, подбежав, остановились как вкопанные. Это был не пожар, работал сварочный аппарат. Некто в рабочем костюме, опустив на лицо защитный экран, заваривал швы на лодочном подъемнике.

— Грег?! — крикнула Нина. — Что ты делаешь? — Она не видела его лица, закрытого опущенным защитным экраном, но кто еще это мог быть в такое время!

Она крикнула еще раз. И еще. Наконец, человек выпрямился. Сейчас он был похож на серийного убийцу из фильма ужасов, огромный, с закрытым забралом, с газовой горелкой в руке. Вот человек поднял щиток, и лицо осветилось мальчишеской улыбкой.