Древние греки обожествляли даже туман Пелиона. Тоже неслучайно и тоже из-за любви. По другому преданию, в этих местах жил лапиф Иксион, царь Ларисы (его племянницей, кстати, была та самая Коронида, любовница Аполлона и Исхия). Ему случилось воспылать страстью к самой супруге Зевса Гере. Царь богов, чтобы подразнить несчастного, слепил из тумана женское существо, поразительно похожее на Геру, и заставил этот мираж отдаться Иксиону. Страсть лапифа была так сильна, что от мимолетного союза с призраком появились на свет настоящие кентавры.

Странно, но осел — чуть ли не единственное местное животное, которое не встречается в греческих мифах (знаменитый «Золотой осел» — произведение уже римского периода)

Похоже, кого-то эти дикие места по-прежнему отпугивают — во всяком случае, нам ни одного человека не попадается. Тем лучше — буйная растительность, похожие на диковинные фигуры деревья будят воображение. Просится на язык строчка Николая Алексеевича Заболоцкого «Читайте, деревья, стихи Гезиода…» И нужно совсем немного усилий, чтобы представить, как океанида Филира стремится избежать объятий Кроноса. Сперва она становится кобылицей, но похотливый отец Зевса — тут как тут в обличье жеребца. Потом, уже вернувшись в человеческий облик и породив на свет кентавра Хирона, Филира попросит Зевса превратить ее в самое душистое и податливое для резьбы дерево — липу.

Педанты, кстати, меня давно бы поправили: от Иксиона и облачной Геры в самом деле родились только кентавры-пьяницы и кентавры-ходоки, отнимавшие жен у законных мужей. Мудрый Хирон — им не родня. От матери, которая считалась покровительницей писарей и парфюмеров (а как еще назвать авторов первых благовоний?), он унаследовал тонкую душевную организацию. Хирон был наставником двух самых знаменитых героев Фессалии — Ахиллеса, главного героя «Илиады», и Ясона — главного героя «Аргонавтики» Аполлония Родосского.

Эту книгу наверняка читают школьники портового города Волоса, лежащего у южных склонов Пелиона: ведь здесь неподалеку руины Иолка. Из этого самого порта греки отправились за золотым руном на Кавказ, в Колхиду.

Волос и Скиаф

В Волосе нас встретил первый за всю поездку монумент в честь античных героев — бронзовая модель корабля «Арго». Туристическая индустрия в Фессалии почти не напоминает приезжим о древней Элладе. Старинное местное кушанье кокореци — грубо нарубленные потроха ягненка, плотно завернутые в его же кишки и обжаренные на вертеле, — здесь еле отыщешь (а в остальной Европе даже греческим ресторанам готовить их запрещает строгая инструкция Евросоюза: негигиенично). Некоторые названия ресторанов подмигнут логотипом с Посейдоном, кентаврами или изготовленной в Китае пластиковой Афродитой, но наделают ошибок, за которые, впрочем, никто не краснеет. В том же Волосе, прямо рядом с бронзовым «Арго», красуется вывеска «Ресторан Посейдон». Но зазывающее мифологическое существо — вовсе не он, а смирный морской царь Нерей, с длинной белой бородой и громадным рыбьим хвостом, которого у буйного бога Посейдона не было (трезубец, правда, имелся у обоих, только у Нерея — для охоты на рыб, а у Посейдона — для сражения с многочисленными врагами). Иной хозяин хочет изобразить кентавра, а рисует волшебного коня Пегаса. Объяснение этому простое. Сначала христианская церковь, а потом и Османская империя относились к языческой античности враждебно. Время, которое в Италии и Франции назовут Возрождением классических древностей, для родины этих древностей станет началом османского завоевания.

Итак, в порт Иолка возвращался с золотым руном из Колхиды вождь аргонавтов Ясон… Но мы сегодня слишком много думаем о золоте, поэтому, наверное, и забываем, что руно лишь «прикрывало» настоящую цель путешествия в Колхиду.

Ассоциация 4 (причинно-следственная)

Когда-то давным-давно фессалийского юношу Фрикса хотели обманом принести в жертву Зевсу. Но матери его, богине Нефеле, удалось спасти сына: златорунный баран унес его из Фессалии в Колхиду. Там юноша принес барана в жертву Зевсу, а снятое с него золотое руно подарил местному царю. Но когда Фрикс умер, то местные жители отказали чужаку в погребении, и с тех пор его призрак не давал покоя его соотечественникам-фессалийцам из Иолка. За останками Фрикса и отправился в Колхиду Ясон. А руно — что руно? Оно было чем-то вроде справки о том, что останки в самом деле — Фрикса. Как мы помним, наряду с ним Ясон привез в Элладу и грозную волшебницу Медею. Это было последним крупным событием в мифологии Фессалии.

Путь из Волоса к Скиафу (Скиатосу) — ближайшему острову, находящемуся в административном подчинении Фессалии, — оказался дольше, чем поначалу думали. С Пелиона вообще казалось, что нескольких минут хватит и на тихоходе. Но на пароме из Волоса плыть к острову пришлось часа два — через весь Пагасийский (Пагаситикос) залив, да еще и огибая Пелион. А не плыть нельзя: во-первых, здесь жил главный писатель края — Александр Пападиамантис. Был и другой повод: посмотреть, как уживаются на острове две ипостаси новой Греции — православное монашество и пляжно-туристическая индустрия. В Волосе про Скиаф рассказывали прямо противоположные вещи. Одни напирали на какие-то чудеса, что, мол, женщины здесь взяли в свои руки власть, почти как в «Лисистрате» Аристофана, и заправляют всем и вся — от пляжей до развлечений и гостиничного бизнеса. Другие указывали на духовные традиции и набожность островитян: недаром само название Скиаф они толкуют как аббревиатуру — «Скиа Афону», или «Тень Афона». Правда, на Скиафе всего четыре крошечных монастыря, а в знаменитом монашеском государстве в государстве их два десятка, и населены они куда гуще. К тому же на Афон в Халкидике как раз женщинам путь закрыт.

По одной из версий, Макриницу построили константинопольцы, бежавшие даже не от турок в 1453 году, а еще от крестоносцев в XIII веке

Разговорчивый попутчик Димитрис, не давно перебравшийся на остров с материка, дает советы, что стоит там посмотреть. Конечно, музей просветителя и краеведа Александра Пападиамантиса.

 — Он был прекрасным рассказчиком, хотя и писал на кафаревусе — языке, в котором при турках видели опору для нашей исторической памяти, залог непрерывности традиции от Гомера до ХХ века. Язык этот старались искусственно очистить от димотики — того простонародного, с упрощенной грамматикой варианта, на котором мы сейчас говорим и пишем, и наоборот. Кто знает кафаревусу, тот разберет и по-древнегречески. Сегодня на этом языке читают немногие из тех, кто вообще что-то читает.

Первым делом отправляемся к дому Пападиамантиса. Воплощение скромности и молчаливого достоинства. Посмотрел на дату смерти — 1911 год: писатель несколько лет не дожил до распада Османской империи.

 — Он был человеком церковным, но писал о быте простонародья, для него и рыбак, и прачка — «духовные лица». Это было теплое, новое письмо, читая его, понимаешь: отстаивать христианские ценности легче во враждебном окружении, чем среди своих.

В похожей пропорции светское и духовное сочетаются в стенах Благовещенского монастыря. Отличное вино, три дюжины добрейших и умнейших кошек, два музея — истории Балканских войн и музыкальных инструментов мира. В монастыре нас, как паломников из далекой северной страны, накормили до отвала и отпустили с миром.

Да, а вот слухи о «женском бунте» оказались все же несколько преувеличены. Женщины Скиафа действительно создали общество возрождения островных традиций и защиты от загрязнения местных пляжей. Но в отличие от героев Аристофана мужчины им по мере сил помогают. Над песчаной бухтой здесь как-то ухитрились уберечь от огня высокие сосны — будто и не в Греции, а на Рижском взморье. Приглядевшись, понимаю, как: между стволами вдоль тропинок висят, точно голодные удавы, пожарные кишки, в двух-трех сотнях метров от берега — пресноводное озеро: хорошо охраняемая идиллия. Но пора возвращаться в Волос.