Между Москвой и Краковом

В XIII веке монгольские нашествия разорили и обескровили необъятные земли Древнерусского государства. Восточная его часть признала прямую зависимость от хана, жители западной сначала откупались, а потом пришлось идти на поклон к язычникам-литовцам, которые некогда платили русским князьям дань, а теперь вот стали единственной силой, способной защитить от степняков. Земли славянские одна за другой входили под покровительство литовского государя, и не прошло и сотни лет, как на месте Западной Руси образовалось истинно великое размерами государство. Под одной крышей в нем оказалось многочисленное православное население и небольшие Литва со Жмудью (Жемайтией, что у самого балтийского побережья). Официальным языком этого государства стало, естественно, наречие большинства, которое современные историки часто называют западнорусским или старобелорусским.

Впрочем, не все западнорусские земли подпали под власть Литвы . Русь Червонную (Галицию) в середине XIV столетия захватил польский король Казимир III Великий. Впоследствии здесь будет создано особое Русское воеводство со столицей во Львове . Но вот дальше на пути поляков встала уже успевшая сложиться литовско-русская держава — с 1377 года ею правил великий князь Ягайло.

Наследство ему досталось неспокойное, а соседи — сильные и несговорчивые. На западе недавно объединившаяся, сильная Польша, на юге — Золотая Орда, на востоке — Великое княжество Московское, на севере — самый страшный на тот момент враг, Тевтонский орден. Чтобы в таком окружении выжить, приходилось искать себе союзников. Вначале князь, впечатленный победой в Куликовской битве, думал заключить союз с Дмитрием Донским и налаживал с ним связи через свою мать Ульяну Александровну, дочь великого князя тверского. Ягайло даже соглашался жениться на дочери московского князя, признать вассальную зависимость от восточного соседа и вместе со всем литовским народом принять православие. Но, увы, очень скоро хан Тохтамыш разгромил Москву, Дмитрий Донской вновь признал зависимость от Орды, и теперь положение московского вассала стало для Ягайло не таким привлекательным. К тому же на горизонте появились поляки с куда более интересным предложением.

В 1382 году умер их король Людовик I Великий, так и не оставив мужского потомства. В Кракове короновали его дочь Ядвигу, и шляхта сразу принялась искать ей мужа. Из всех сопредельных правителей на эту роль лучше всех подходил Ягайло. Единственное, что ему нужно было сделать для удачного сватовства, — принять католичество. Но это представлялось даже выгодным: так тевтонцы теряли формальный повод для крестовых походов в литовские владения. В общем,  князь скоро согласился на предложение польских дворян и обвенчался с Ядвигой. В настоящее время его безвременно усопшая супруга канонизирована и, видимо, по причине своего судьбоносного замужества считается покровительницей Европейского союза.

Уния за унией

Еще в 1385-м, до брака с Ядвигой, Ягайло заключил с Польшей Кревскую унию — договор, по которому два государства практически объединялись в одно, а права православного населения были сильно ограничены. Однако эта уния так и не осуществилась — двоюродный брат Ягайло, Витовт, сплотил вокруг себя русские войска, добился самостоятельности Великого княжества и занял его престол. Но тесный союз был сохранен. Благодаря ему Польша многократно усилилась и в 1410 году объединенные войска нанесли под Грюнвальдом страшное поражение главному врагу — Тевтонскиму ордену.

Дальше — больше: Городельская уния в 1413 году уже фиксировала неразрывный союз обеих монархий, подтверждала привилегированный статус католиков и провозглашала создание в Литве нового привилегированного сословия — шляхты, по польскому образцу. А чтобы окончательно слить воедино дворянство двух государств, 47 знатных семейств Польши поделились своими гербами с таким же числом благородных домов Великого княжества. Впрочем, гарантии независимости литовско-русское государство сохранило: «родственникам» с запада запрещалось занимать управляющие должности и даже селиться в нем.

Так полякам не удалось окончательно закрепиться в Западной Руси. Пришлось обхаживать  ее еще долго, мягко и терпеливо. Самый простой и остроумный метод состоял вот в чем: раз уж нельзя сажать в Литве свои власти, надо, наоборот, приглашать тамошних правителей на краковский престол. В 1440-м в Вильно великим князем избирается сын Ягайло, Казимир, и уже спустя несколько лет его уговаривают принять под свою руку и Польшу. Потом, после смерти Казимира, помнившие о хитрости соседей литвины (так называли всех подданных  великого княжества — и литовцев, и русских), прежде чем возвести на трон его брата Александра, дожидаются, пока поляки найдут себе другого короля — Яна I Ольбрахта. И снова история повторяется — как только в 1501 году Ян умирает, его место занимает именно Александр. Правда, попытки нового короля заключить более тесную унию потерпели крах, а несколько пограничных князей в 1501—1503 годах даже взбунтовались и перешли под власть Москвы.

Однако следующий за Александром король, Сигизмунд I, тоже венчает свое чело и великокняжеской, и королевской коронами. Более того, делает все, чтобы эта традиция закрепилась. Еще задолго до смерти он устраивает избрание сына, Сигизмунда II Августа, своим соправителем и в Польше, и в Литве. А этот правитель (кстати, последний и из всей династии  Ягеллонов) и вовсе всю жизнь посвятил тому, чтобы великое дело объединения было доведено до конца.

Сигизмунд Август в полном соответствии со своим вторым именем и ренессансными идеалами почитал за политический образец древнеримские порядки. Аристократическая республика во главе с избираемым монархом, соединяющая под своей эгидой имперские просторы с разными народами, — так он видел совместное будущее Польши и Великого княжества. И был он при этом не просто «мечтателем на троне», а энергичным последовательным практиком. Основным же мешавшим ему фактором оставалось православие большинства литвинской шляхты. Поэтому король взял на вооружение гибкость и веротерпимость. В 1563 году он дарует знати восточного обряда жалованную грамоту, в которой предоставляет точно те же права и привилегии, что имеются у католиков. Тем самым Сигизмунд совершает важнейший психологический шаг: православным и католическим дворянам становится легче договориться друг с другом, и религиозная солидарность сменяется в Великом княжестве Литовском сословной. Тем более что на дворе стояла Реформация и многие дворяне приняли кальвинизм, а то и более диковинные протестантские течения.

Но и далее король натолкнулся в Великом княжестве на еще одно серьезное препятствие — партию могущественных «олигархов-магнатов». Они, де-факто полновластные хозяева в своем отечестве, меньше чем кто-либо хотели объединения. Братья-кальвинисты, Николай Радзивилл Черный и Николай Радзивилл Рыжий, предлагали ослабить даже уже имеющиеся узы с Польшей.  

Чтобы обойти эту оппозицию, Сигизмунд воспользовался старинным методом королей — против крупной знати настроил мелкую и среднюю. Прельщенные обещаниями потеснить на вершине социальной лестницы богатейшие семейства, литвинские шляхтичи вскоре агитировали за полное объединение не хуже польских.

Наконец, следовало преодолеть и третье, уже сугубо культурное, «технологическое препятствие». Дело в том, что слиться между собой легко государствам со схожим строем и традициями. Совсем не то было в случае Польши и Литвы, несмотря на долгий и тесный союз. В первой с давних пор торжествовала республиканская аристократическая вольница. Можно сказать, каждый новый монарх имел немножко меньше власти, чем его предшественник. Во второй — власть великого князя оставалась неограниченной, да и избирать его позволялось только из правящей династии. Получалось парадоксально: общий государь на западе своих владений правил совсем не так, как на востоке…