Нортумберленд, Англия, 1816 год

– Мамочка, а моя рождественская свечка ещё горит?

Элли нежно поцеловала дочурку.

– Да, милая, горит. Не волнуйся и ступай в постель. Свечка на подоконнике внизу, где ты её и оставила.

– Светит в темноте, чтобы папа увидел и знал, где мы?

Элли помолчала. И когда она ответила, голос прозвучал хрипло:

– Да, родная. Папа узнает, что мы здесь, в тепле и безопасности.

Эми скользнула под старые одеяла и выцветшее лоскутное покрывало.

– А утром он будет с нами завтракать?

В горле Элли встал комок.

– Нет, дорогая, папа не придёт. Ты ведь знаешь.

– Но завтра же мой день рождения, и ты сказала, что папа придёт, – насупилась девочка.

Слёзы выступили на глазах у Элли, и она осторожно коснулась натруженной рукой щеки дочери.

– Нет, солнышко, это было в прошлом году. И ты знаешь, почему папа не пришёл.

Довольно долго обе молчали.

– Потому что я не поставила свечку на окошко?

– О, нет! – в ужасе воскликнула Элли. – Нет, дорогая, ты ни в чём не виновата, поверь. – Она сжала дочку в долгом объятии, поглаживая блестящие кудри, до тех пор, пока не сглотнула ком в горле, и сказала: – Дорогая, твой папа умер, вот почему он никогда не вернётся к нам.

– Потому что он не нашёл дорогу, ведь я не поставила свечку на окно.

Несчастный голос ребёнка ножом вонзился в сердце матери.

– Нет, сладенькая, свечка тут ни при чём. В папиной смерти никто не виноват. – Это была ложь. Харт сам свёл счёты с жизнью, но азартные игры и самоубийство были слишком страшной сказкой для ребёнка.

– Ну, хватит уже, – произнесла Элли как можно твёрже. – Завтра твой день рождения, ты уже большая – четыре года. И знаешь, что? Раз ты была такой хорошей девочкой и так помогала маме, утром тебя будет ждать потрясающий сюрприз. Но только если ты немедленно ляжешь спать.

– Сюрприз? Какой? – живо заинтересовалась малышка.

– Если я скажу, это уже не будет сюрпризом. Теперь засыпай. – Мать принялась напевать колыбельную, надеясь, что тревоги оставят её дитя.

– Я знаю, что это будет за сюрприз, – сонно пробормотала маленькая упрямица. – Папа приедет к завтраку.

– Нет, Эми, не приедет, – вздохнула Элли. – Папы нет уже год. Ты это знаешь, так почему настаиваешь?

– Это волшебная свечка, мамочка. Та леди так сказала. Можно загадать желание. Она вернёт папу, вот увидишь, – и, улыбнувшись, дочка юркнула под одеяло и там свернулась, как кошечка.

Элли нахмурилась. Ох уж эта жалкая цыганка со своими никчёмными сказками! Втайне от матери Эми обменяла полдесятка яиц и немного молока на толстую красную свечу. Вот уж действительно исполнение желаний! Больше смахивает на обычную рождественскую свечку, купленную втридорога. К тому же весьма жестокий трюк, коль старуха вбила ребёнку в голову, что свеча вернёт ей отца.

Те немногие воспоминания, что сохранились у Эми об отце, и то были приукрашены. Правда оказалась бы слишком болезненной для малышки. Харт никогда не был внимательным супругом и отцом. Сэр Хартли Кармайкл, баронет, хотел сына – наследника. Егоза со спутанными тёмными кудряшками и ясными синими глазами не представляла для него интереса. По правде говоря, она была совершенно ему не нужна, и он частенько об этом говорил – иногда и в присутствии Эми.

С щемящим сердцем мать смотрела на спящую дочь. Для неё не было ничего важнее на всём белом свете, чем её дитя. Элли подхватила свечу и направилась в свою спальню. Дрожа от пронзительного декабрьского холода, она быстро скользнула в толстую фланелевую ночную сорочку и легла в постель.

Она уже собиралась задуть свечу, как вдруг вспомнила о той, что всё ещё горит на подоконнике внизу. Свечи стоили денег. Элли не могла себе позволить жечь их просто так, без всякой определённой цели. Мать вспомнила личико дочери, только что умытое перед сном, светящееся надеждой, когда малышка ставила свечу на подоконник. У Элли перехватило горло. Она выскользнула из постели, снова надела туфли и завернулась в шаль. Она не могла себе позволить тех счастливых грёз, в которые так легко верят дети.

Элли уже спустилась до середины крутой узкой лестницы, когда внезапно дверь дома сотряслась от грохота ударов. Элли замерла. Жуткий холод пробирал до костей, коварные сквозняки кусали голые ноги, но она это едва замечала.

Стук повторился. Похоже, в дверь колотили кулаком. Элли не шевелилась. Едва осмеливалась дышать. За спиной что-то шевельнулось, и тихий голосок прошептал:

– Это сквайр?

– Нет, лапочка. Возвращайся в постель, – тихо и спокойно произнесла Элли.

Детская ладошка крепко вцепилась в её руку.

– У тебя рука холодная, мама. – Стук повторился, на этот раз дважды. Элли почувствовала, как дочка даже подпрыгнула от испуга. – Это сквайр?

– Нет, – твёрдо повторила Элли. – Он всегда поднимает крик, если я не открываю, верно? – Она почувствовала, как хватка на руке ослабла, когда до Эми дошли её слова. – Постой здесь, милая, я посмотрю, кто там.

Она спустилась ещё на шесть ступенек и теперь ей была видна входная дверь и крепкий деревянный засов, которой выглядел весьма внушительно. Элли быстро убедилась, что ключи мало что значат для её домовладельца.

Пламя волшебной свечки Эми прерывисто мерцало в темноте.

Кто-то снова постучал в дверь, уже не так громко, как прежде, и послышался низкий голос: «Помогите!»

– Это, должно быть, папа, – вскрикнула Эми прямо за спиной у Элли. – Он увидел мою свечку и наконец-то пришёл. – Девчушка проскользнула мимо матери и устремилась к входной двери.

– Нет, Эми, стой! – Элли бросилась за дочерью, едва не свалившись с лестницы, пытаясь помешать ребёнку впустить в дом бог знает кого.

– Но это же папа, мам. Это папа, – сказала Эми, силясь отодвинуть тяжёлый засов.

– Тихо, – Элли притянула ребёнка к себе. – Это не папа, Эми. Папа умер.

Их домик стоял на отшибе, скрытый за берёзовой рощицей. Но дальше по дороге располагался «Ангел» – постоялый двор, как магнитом тянувший к себе самую сомнительную публику. К Элли уже дважды приставали по пути домой. Учитывая наличие поблизости подобного притона, она ни при каких условиях не собиралась открывать дверь незнакомцу поздно ночью.

– Помогите! – снова донёсся тот же низкий голос. В этот раз он звучал слабее. Человек ещё дважды стукнул в дверь, теперь уже не так уверенно. Или как если бы силы покинули его, внезапно подумала Элли и закусила губу, всё ещё крепко прижимая к себе дочь. Возможно, это всего лишь подлая уловка.

– Кто там? – окликнула она. Ответа не последовало, лишь звук падения. И тишина. Элли с минуту нерешительно переминалась с ноги на ногу. И решилась.

– Оставайся на лестнице, дорогая, – велела она Эми. – Если это плохой человек, беги к себе в комнату и закрой дверь на засов, как я тебе показывала, поняла?

Эми кивнула, её личико сердечком было бледным и перепуганным. Элли прихватила самую тяжёлую сковородку, какая нашлась в доме, повернула ключ в замке и сняла засов. Подняв сковородку, она сделала глубокий вдох и распахнула дверь. Дождь со снегом заставил её вздрогнуть. Элли пристально вгляделась в темноту. Ни души. Ни звука. Всё ещё высоко держа сковороду, Элли осторожно сделала шаг, вглядываясь в темноту, и увидела огромное и холодное нечто у себя на пороге.

Это был мужчина, лежащий совсем неподвижно. Она наклонилась и коснулась его лица. Холодное. Бесчувственное. Её пальцы дотронулись до чего-то влажного, тёплого и липкого. Кровь. Рана на голове кровоточила. Мужчина ещё был жив, но умрёт, если она оставит его лежать на морозе. Бросив сковороду, Элли ухватила мужчину за плечи и потянула. Какой тяжёлый!

– Он умер, мама? – Эми спустилась вниз.

– Нет, милая, но он ранен. Нам надо втащить его в дом и согреть. Будь хорошей девочкой, беги и принеси мне коврик, что у камина.