Она улыбнулась дрожащими губами и крепко обняла Даниэля. Заслуживала ли она такого доброго и заботливого мужчину?

– Спасибо тебе, Даниэль. Я не знаю, как…

– Давай, любовь моя, отправимся в церковь или мы предвосхитим наши клятвы. Сержант сопроводит тебя и Эми. Я встречу вас там, как и положено. – Он вытащил карманные часы и сверился со временем. – Скажем, через час?

– Всего лишь час? – задохнулась Элли. – Два, по меньшей мере. Мне волосы нужно вымыть и…

– Хорошо, пусть будет два часа, – поспешно согласился он и быстро поцеловал её в губы, по праву суля в будущем более страстные поцелуи. – И помни, ни минутой больше! Я и так слишком долго ждал!

Заново принаряженная к Рождеству церковь выглядела очень красивой. Маленькая, выстроенная из тёмно-серого кирпича, она сияла изнутри, когда неяркое зимнее солнце проникало в застеклённые окна, заливая всё вокруг кружевным радужным разноцветьем, вспыхивая отражённым светом на меди и серебре. Пахло воском и душистой хвоей. Отполированные дубовые скамьи украшала зелень, а в двух огромных медных урнах по обе стороны алтаря стояли ветви падуба, плюща и сосны. Горящие жаровни прогоняли холод и отбрасывали уютное сияние.

В дверях в новых нарядах стояли Элли и Эми. Сержант, щеголеватый в своём отлично сшитом, новом, как догадалась Элли, сюртуке, уже вошёл и доложил Даниэлю и викарию о прибытии невесты. Занервничав вдруг, Элли схватила Эми за руку. Правильно ли она поступает? В конце концов, она знает Даниэля считанные дни.

Она любит его. Но ведь она и прежде любила… и сильно ошиблась. К Харту она и вполовину не чувствовала того, что к Даниэлю. Значило ли это, что на сей раз она делает правильный выбор… или ошибается вдвойне? Её вдруг затрясло, как от холода. В её руке покоилась тёплая ладошка Эми. На запястье дочурки висела беленькая пушистая муфточка. Подарок Даниэля…

– Готова, любовь моя? – раздался справа низкий голос. Элли аж подпрыгнула. Там стоял Даниэль, и от его взгляда вся возникшая в последний момент паника вмиг улетучилась, как ни бывало.

– О, да, я готова, – ответила она и с бьющимся сердцем оперлась на его руку.

– Тогда, сержант и Эми, идите вперёд.

Сержант со всей серьёзностью предложил руку девочке. Как маленькая принцесса, Эми торжественно пошла рядом с ним по проходу. Стоило им подойти к алтарю, как внимание Эми тут же отвлеклось.

– Смотри, мамочка, у викария тоже есть кукольный домик, – прошептала она.

Элли проследила взглядом за указывающим пальчиком дочери и сжала ладонь Даниэля. На маленьком столике в передней части церкви справа от прохода стояла диорама, изображавшая рождественскую сценку. Крытая соломой конюшня в окружении деревянных фигурок овец, коров и ослика.

Над хижиной сияла разукрашенная деревянная звезда. Внутри конюшни находилась женщина в покрашенном синим цветом одеянии, женщина с умиротворённым выражением лица и добрыми глазами. Рядом с ней стоял высокий темноволосый мужчина, с улыбкой смотревший на неродимое дитя с любовью во взоре и в душе.

Как мужчина рядом с Элли.

Эми зачарованно таращилась на картину, ведь она была слишком мала, чтобы запомнить её в прошлое Рождество.

– В кукольном домике у викария тоже живет семья – мама, папа и ребёночек, прямо как у нас, только я уже большая.

Элли взглянула на стоявшего рядом высокого мужчину, смотревшего на Эми так, словно получил прекраснейший из даров. И слегка охрипшим голосом произнесла:

– Всё верно, дорогая. Это особая семья. Вот это Мария, это Иосиф, а это младенец Иисус.

– Как красиво.

Эми пришла в восторг.

Даниэль покрепче обнял Элли и повёл вперёд, поскольку викарий уже начинал церемонию.

– Возлюбленные мои…

В коттедж Даниэль с Элли возвращались одни, промёрзшая трава хрустела под ногами. Сопровождало их лишь предвосхищение. Даниэль растопил внизу очаг, потом поднялся наверх, чтобы зажечь ещё один в спальне, пока Элли собирала кое-что на ужин. Они ели почти в молчании, медленно, изредка пригубливая вино, запивая им пирог с дичью, который принёс Даниэль.

Он отложил нож и вилку и произнёс со скупой улыбкой:

– Ни слова не идёт на ум, ни кусок в горло не лезет, любовь моя, когда я так хочу тебя. Не подняться ли нам наверх?

Элли робко кивнула.

Крепко обхватив за талию друг друга, они поднялись по лестнице. Элли вспомнила, как с каким трудом тащила его верх по лестнице в первый раз, его упорное мужество, сопровождающее каждый шаг, и почувствовала новый прилив любви. Как далеко они ушли за такое короткое время…

Когда они добрались до спальни, она заколебалась, вдруг поняв, что ей следовало бы пойти раньше его и переодеться в ночную рубашку. Она взглянула на занавеси напротив алькова, где стояла кровать, и подумала, не зайти ли за них, чтобы там переодеться. Будет немного неудобно. Да и вся эта комната не так уж велика.

Элли взглянула на Даниэля, и все её вопросы и сомнения растаяли в голове как дым, когда он наклонился и нежно поцеловал её в губы. Она приникла к нему, возвращая поцелуй со всем жаром страсти, и зарывшись любящими пальцами в его волосы, нащупала под короткими кудрями зарубцевавшийся шрам. Элли смогла легко найти то место, где у него была рана, вокруг которой она тогда выстригла ему волосы.

Даниэль почувствовал, что она дрожит. Он так хотел её, хотел нырнуть с ней в постель, сделать своей, взяв её со всею страстью одним сильным движением. Она была его! Его любимая. Одна в его сердце. Элли. Чьи влажные поцелуи покрывали сейчас его лицо. Такая нежная, тёплая, щедрая. Он ощущал гордость, изначальную, гордость собственника.

А она дрожала. И не просто от желания.

Он вспомнил её потрясение, когда прикоснулся к ней ещё тогда, тем утром, её удивление, когда она изумилась наслаждению, что подарил он ей своими руками. Он поцеловал её более жарко, и его словно пронзило молнией, когда он почувствовал её восторженный, ещё не смелый, неопытный отклик на его ласки. Она побывала в роли замужней женщины, матери, потом вдовы, его маленькая Элли, но в наслаждении плотской страсти была столь же невежественна, как новобрачная.

Даниэль обуздал свои желания и с готовностью принялся посвящать любимую в науку наслаждения между мужчиной и женщиной. Покрывал её нежное тело поцелуями, гладил ладонями, без слов прогоняя её тревоги, лаская, согревая, узнавая.

Кремовый шёлк одеяния выглядел грубым и безжизненным на фоне трепещущей чувствительной плоти Элли. Он расстегнул платье, одну жемчужину за другой, постепенно освобождая нежное, гладкое шелковистое тело. Потом стянул с плеч платье, и жена стыдливо покраснела под его взглядом до розовых вершинок грудей. Самая прекрасная картина, которую он когда-либо видел. Он наклонился и припал ртом к соску. Она выгнулась ему навстречу, всхлипнув и чуть застонав, невольно прижимая его голову к груди.

Он окинул взглядом снизу до верху её пылающее жаром и страстью тело, увидел, как она откинула назад голову, как затуманились от наслаждения её глаза. Обуздывая собственные потребности, он обратил своё внимание на другую грудь и был вознаграждён протяжным прерывистым стоном.

Медленно, дюйм за дюймом, Даниэль освобождал любимую от одежды. В этот раз количество и хитроумие устройств женских штучек не вызывали в нём нетерпение, поскольку когда очередной предмет туалета соскальзывал с её тела, она так восхитительно покрывалась румянцем и чувственно трепетала под его тёплыми руками, неспешно раздвигающими мягкие батистовые складки одеяния. Даниэль подумал, что надо одеть жену в шелка. А несколько минут спустя ему в голову пришла иная мысль. Лучше ей вовсе не носить нижнее бельё…

Наконец, она осталась обнажённой. Пламя разожжённого им камина мягко окрашивало её тело в персиковый цвет. Краснея, она взглянула на балдахин, потом на него, и он понял, что она хотела бы прикрыться, пока он будет раздеваться. Она стыдлива и скромна, его Элли.

И тут она удивила его.