Наверное, это было смешно.

– Похитители людей не в моем вкусе, – ответила она.

– Я не похищал вас.

– Но вы держите меня здесь против моей воли.

Он несколько расслабился.

– Лучше скажем, я не хочу, чтобы в этих горах с вами что-нибудь случилось.

– Вам все равно, что со мной случится, – бросила она в полном смятении. Ее одолевали противоречивые чувства. На минуту ее охватила жалость, оттого что она, быть может, причинила ему боль.

Она обязана причинить ему такую же боль, какую он причинил ей.

Он задумался над ее обвинением, начал было что-то говорить, а затем замолчал, плотно сжав губы. Наконец он просто пожал плечами:

– Думайте так и дальше, мисс Рэндалл, и мы с вами прекрасно поладим.

– Я не хочу с вами ладить.

– Придется. Если только у вас не возникнет желания оставаться взаперти день и ночь. Я не намерен попусту тратить время на споры с вами. Делайте, как вам велят, иначе останетесь в хижине… без альбома.

Она посмотрела на этюдник, который все еще сжимала в руках.

– Вы так и не ответили, можно ли мне нарисовать ваш портрет.

– Мне на это наплевать. Я не против, чтобы Рэндалл узнал обо мне. К тому же, – добавил он, беспечно пожав плечами, – как вы знаете, с меня уже рисовали портрет.

– Вы будете мне позировать? – спросила Шей. Она и так зашла далеко. Можно попробовать шагнуть дальше.

– Вот что, мисс Рэндалл, вы запрашиваете чересчур много.

– У вас интересное лицо.

– В самом деле? – скривился Тайлер. – С чего бы это?

– Не знаю, – задумчиво произнесла Шей. – Вот поэтому оно и интересно.

– Расскажите, когда узнаете.

Он отвернулся, словно устав от разговора.

– Я…

Он вновь обернулся:

– Что?

– Я не знаю, как называть вас.

– «Мистер Тайлер» вполне сойдет, – ответил он, – или «сэр».

Она посмотрела ему в глаза. Былой страх немного отступил, потому что она раздразнила Тайлера и осталась жива.

– Идите вы… – она замолкла, не желая договаривать, но не из страха, а из чувства приличия. – К черту, – наконец произнесла она.

– Вы же сами спросили. Я так обращался к моим охранникам в тюрьме. Теперь я сам стал охранником для вас, мисс Рэндалл, и, думаю, нам следует соблюдать заведенный порядок.

– Прекрасно, – сказала она, – мистер Тайлер.

Она постаралась произнести последние слова столь же оскорбительно, как он произносил «мисс Рэндалл». На его лице появилась жестокая усмешка.

– Вот теперь вы все поняли.

Он вновь повернулся и на этот раз не останавливался, пока не исчез за дверью своего жилища.

Рейф оставил дверь сарая открытой, чтобы впустить последние остатки света и заодно напомнить этой женщине, что он не теряет бдительности. Следовало бы посадить ее под замок и не знать никаких забот, но оказалось, что он не может так поступить. Наверное, смог бы, если бы она вскипела от злости, если бы разразилась громкой бранью или же ударилась в слезы. Однако достоинство, с каким она держалась, тронуло в нем давно забытую струну.

Простая истина, что он понимает ее страх, жуткое ощущение беспомощности и бессилия, а потому не может не сочувствовать ей, резала душу ножом. Эта женщина, будь она неладна, напоминала ему его самого десять лет назад. Он вспомнил, как скрылся за упрямой гордостью, пока его душу планомерно разрушали сначала на суде трибунала, затем на плацу. Он вспомнил, как пытался изобразить безразличие, когда на его лодыжках закрепляли кандалы, когда погнали на виду у Аллисон и бывших однополчан к фургону, который должен был доставить его в тюрьму. И он вспомнил, как скрывал отчаяние за маской непокорной дерзости, когда впервые перед ним захлопнулась дверь камеры и он понял – пройдет десять лет, прежде чем он увидят что-нибудь другое.

Все это он теперь разглядел в Шей Рэндалл – отчаяние, гордость, дерзость – и зауважал ее за то, что она бросает ему вызов и в то же время понимает, насколько далеко может зайти. Он знал: она попытается бежать, потому что он сам пытался. Да в то время он вообще ни о чем другом не думал. Сидя на гауптвахте в форте, он предполагал, что рискнет по дороге в тюрьму, но кандалы на ногах, соединенные короткой цепью, сделали побег невозможным.

Из тюрьмы Огайо он пытался бежать дважды. Во время первой попытки его предал один из заключенных. Вторая попытка также потерпела неудачу. Он несколько месяцев рыл подкоп, но таким же путем немногим раньше сбежал генерал конфедератов Джон Морган вместе с несколькими офицерами из соседнего блока. В результате во всех камерах провели тщательный обыск. Подкоп Рейфа был обнаружен, а он сам отправлен в карцер.

Он погладил гнедого коня, которого Бен купил в Огайо. Конь отъелся, шкура у него теперь была гладкой и блестящей. Рейф каждый день тренировал животное, обучал сложным трюкам, учил угадывать малейшее желание всадника. Он всегда умел обращаться с животными, и общения с ними ему очень не хватало в тюрьме. Рука Рейфа скользнула по гладкому боку, и гнедой повернул голову, чтобы потыкаться носом ему в плечо.

Рейф почесал ему ноздри.

– Заскучал, старина? Мы ведь сегодня с тобой не работали.

Конь тихо заржал.

– У нас визитер, – сообщил Рейф. – Гостья.

Он выглянул в дверной проем и увидел, что она сидит на пеньке, застыв в грациозной позе, как статуя, и положив Руки на этюдник.

Длинная коса девушки свешивалась до середины спины, и ему стало любопытно, каковы ее волосы на ощупь. Наверное, такие же мягкие, как ее щека. Он сам не понимал, зачем только дотронулся до нее, к тому же через секунду пожалел о содеянном. Этот непроизвольный жест явно обидел ее, несмотря на мимолетное мгновение, когда ему показалось, что…

Он слишком долго просидел в тюрьме. И теперь ему начало грезиться черт-те что: будто бы она обрадуется его прикосновению. Ласке клейменого преступника! Ну и дурака же он свалял, но больше это не повторится.

Стараясь заглушить презрение к самому себе, он сунул руку в мешок с овсом и протянул пригоршню коню. А ведь он еще никак не назвал гнедого, не подобрал подходящей клички. С Абнером когда-то было совсем по-другому. Тут Рейф вспомнил, что ему еще предстоит забрать мышонка из хижины. Наверняка мисс Рэндалл и Абнер не уживутся под одной крышей.

Рейф в последний раз похлопал коня, вышел и тщательно запер дверь на замок.

Шей продолжала сидеть не шевелясь, устремив неподвижный взгляд на звездное небо, словно от этого зависела ее жизнь. Внезапно до Рейфа дошло, что, вероятно, Шей Рэндалл волнуется по поводу предстоящей ночи. Было время, когда стоило ему захотеть – и он мог заполучить почти любую женщину. А теперь кто, кроме шлюхи, согласится спать с мужчиной, носящим клеймо вора и предателя? Никто, даже дочь человека, который, по существу, является и тем и другим.

Подойдя ближе, Рейф ясно разглядел при свете почти полной луны ее лицо. Когда он заговорил, голос его прозвучал хрипло:

– Я пришел забрать скатку. Обычно я сплю на воздухе. Вы будете спать в доме.

Огромные серо-голубые глаза встретились с ним взглядом. В них угадывалось облегчение, но это никак не задело его умерщвленную душу.

Девушка кивнула.

– Я запру дверь, но окно оставлю открытым, – сказал он, стараясь не обращать внимания на то, как она выглядит при лунном свете: нежная, зовущая, чуть взъерошенная. – Сам лягу под окном, и учтите – сплю я очень чутко.

Если она и услышала предостережение в его голосе, то не подала виду. Он пожал плечами, ругнув себя, что приведен в замешательство не меньше ее, и ушел в хижину.

Слегка прикрыв за собой дверь, он тихо посвистел, и из-под кровати вылез Абнер, поблескивая яркими глазками-бусинками. Рейф свернул свою скатку, захватил толстую шерстяную рубашку, затем нагнулся и поднял Абнера. Оглядел комнату. На столе лежал кусочек сухого мяса, наполовину обгрызенный. Наверное, Шей Рэндалл оставила его здесь, а мышонок воспользовался ситуацией. Рейф ухмыльнулся, представив, как она вернется и найдет травленный мышью кусочек, но тут же отказался от этой идеи. Она и так напугана, хоть и храбрится, и незачем запугивать ее еще больше.