Многие, очень многие жизненные ситуации я воспринимаю не так, как Коко с Джессикой. Но только вспомнив, как я боялся стать отцом, я смог полностью осознать глупость и бессмысленность общепринятых разглагольствований на тему ответственности, беспомощности младенцев и тому подобного. Я вспомнил то лето перед поступлением в университет, когда у моей девушки случилась задержка. Целых две недели на меня было страшно смотреть, я был совершенно уверен, что моя жизнь кончена, что мне придется устроиться на работу, что у меня не будет возможности повалять дурака в университете, а моя блестящая карьера закончится, даже не успев начаться. Естественно, мы предохранялись, ведь в противном случае все бы кончилось для нас весьма печально. Леблан очень убедительно и достаточно пространно объясняет, что та цена, которую заплатят дети Коко и Джессики, не сопоставима с ценой презерватива. Кстати, отцом я стал в том возрасте, в котором Джессика стала бабушкой.

Поскольку я не знал о выходе «Обычной семьи», то решил наверстать упущенное, почитав рецензии. В основном отзывы попадались восхищенные. Хотя в паре рецензий авторы искренне удивлялись, как присутствие Леблан могло не повлиять на поведение и жизнь Коко и Джессики. (Естественно, это возможно в рамках одного дня, но не целого же десятилетия. А как вы думали? Поставите писательницу в угол, и тогда международная экономика, жестокая система правосудия и наркоторговля дружно зачахнут под ее безжалостным взглядом?) «Никто и не поверит, как мало изменило мое присутствие в их жизни», – призналась в одном интервью Леблан. Хотя я думаю, она все же недооценивает свою значимость.

Однако, читая рецензию в английском «Гардиан», я наткнулся на удивительный вывод:

Во-первых: «по чистой случайности»? «ПО ЧИСТОЙ СЛУЧАЙНОСТИ»? Звучит, конечно, чудесно и снисходительно, но при этом, как ни странно, настолько бессмысленно, что я бы не удивился, если бы Леблан после таких слов захотела купить пистолет. А хороший адвокат ей бы потом помог доказать, что имело место неосторожное обращение с оружием. Она десять лет корпит над книгой, а журналист серьезной газеты даже не удосуживается подумать, о чем она пишет. (О многом пишет. В том числе и о классовой несправедливости в Америке.) Во-вторых: надо полагать, фонды, организации и редакторы издательств годны лишь на то, чтобы издавать дурацкие биографии очередной сестры Вирджинии Вулф? По-моему, поддержка такой книги – это самое полезное, что они могут сделать.

И последнее: если вы, дочитав «Обычную семью», посчитаете ее «пустышкой», то вам, уж простите, пора удалять способность читать и писать хирургическим путем, причем без анестезии. Коко и Джессика являются «столь ценным материалом» потому, что у людей, читающих книги – зачастую склонных к поверхностным суждениям и имеющих непосредственное отношение к социальной политике, – нет таких знакомых, они просто не знают, как или даже зачем живут такие люди, как Коко или Джессика. А пока мы все этого не поймем, ничего не изменится и даже не начнет меняться. Да, и кстати: героини книги нигде не утверждают, будто их подло использовали. Зато есть много свидетельств того, что они отнеслись к работе Леблан с пониманием. Но ведь какая нам разница, что они там говорят, правда?

Смешные эпизоды в книге есть, но в силу обстоятельств юмор выходит мрачноватым. Например, заполняя анкету, Коко на вопрос «Почему вы хотите получить государственное жилье» отвечает просто: «Потому что я бездомная». А описание рождественской вечеринки, устроенной парнем Джессики, наркоторговцем Джорджем, и вовсе умопомрачительное, если только вы способны смеяться над тем, как сильно вы недооценивали прибыльность торговли наркотиками. (Вечеринка проходила на яхте. Гостей было сто двадцать человек. Они объелись стейками и выпили шампанского «Шандон» на двенадцать штук. Эти люди устраивали лотереи, разыгрывая в них поездки на Гавайи и машины. Перед ними выступали «Джангл Бразерз», «Лус Тач» и Биг Дэдди Кейн. Вы слышите, уважаемые члены Комитета?)

Джорджа, конечно, в итоге посадили, и Коко с Джессикой вынуждены питаться рисом и бобами, а иногда и вовсе голодать. Они переезжают из одной запруженной крысами дыры в другую. К счастью, у нас в Англии бедности нет – Тони Блэр искоренил ее еще в 1997 году, как только пришел к власти. (Специально для журналиста «Гардиан» замечу: это шутка.) Но американцам точно стоит прочитать эту книгу. Под «стоит прочитать» я подразумеваю одновременно и «это хорошая книга», и «вы поступите очень плохо, если не прочитаете ее».

Я предупреждал вас, что в этом месяце будет много документалистики. Начав читать три романа, и все по рекомендации друзей или газетных редакторов, я пришел к потрясающему выводу: ни один из этих текстов не является «Дэвидом Копперфилдом» – последним прочитанным мной романом. Роман Диккенса оставил в моей душе огромную дыру. Мне показалось, самое время было почитать о настоящих людях, о которых я ничего не знал, – Коко, Джессике и Фишере. «Бобби Фишер выходит на тропу войны» – не самая изящно написанная книга из прочитанных мною, но сама история настолько захватывающая – смешная, сумасшедшая, неоднозначная, – что невольно забываешь про языковые огрехи.

Фишер играл со Спасским в Рейкьявике в 1972 году, когда мне было пятнадцать лет и я еще не опасался, что кто-то от меня забеременеет. Тем летом шахматы были у всех на слуху, о них говорили и по телевидению, и по радио. Я подумал, это обычное дело для чемпионатов мира по шахматам, просто раньше я был слишком мал и не замечал ничего. В детстве ведь такое встречается сплошь и рядом: в какой-то момент ты вдруг начинаешь интересоваться событиями, происходящими раз в несколько лет – такими как выборы или Олимпийские игры, – хотя раньше ничего интересного в них не находил; а все дело в том, что ты начинаешь обращать больше внимания на радио и телевидение. В случае с шахматами я, конечно, ошибался: о них никто никогда не говорил, да и, если честно, говорить больше не будет. Все обсуждали Фишера: Фишер отказался играть, Фишер потребовал увеличить гонорар (он чуть не обанкротил целую страну, сначала запросив больше денег, а потом не разрешив исландцам компенсировать убытки с помощью телетрансляции), Фишер отдает вторую партию, Фишер не появляется на церемонии открытия турнира... Можно снять потрясающий, захватывающий фильм о том турнире, причем фильм можно закончить первым же ходом первой игры турнира, ничего важного при этом не упустив.

Тони Хогланд из тех поэтов, которых всю жизнь мечтаешь найти, но, как правило, не получается. Пишет он мягко, его стихотворения легко читать и слушать, хотя это и обманчивое впечатление, Хогланд умеет и шутить, и вызывать грусть. Кроме того, у него умные стихи, но я их прекрасно понимаю. Вы, думаю, и сами знаете, что в современной поэзии последние полвека идет война между доступностью и интеллектуальностью. Если стихотворение остается совершенно непонятным после пары прочтений, то мой ответ прост: «Херня какая-то. Ну ее к черту». Читая Хогланда, я ни разу не выругался. Кстати, издатели поэта могут меня цитировать на его обложке. Они просто должны это сделать. Разве кто-нибудь сможет устоять перед книгой, на обложке которой будет написано: «Прочитал, ни разу не выругавшись»? Все поймут, что имеется в виду. Да и название – «О моем понимании нарциссизма» – разве не великолепно?