Где-то внутри нее не угасло желание с ним встретиться, ибо в противном случае ей придется вернуться в дрянную дешевую комнатушку гостиницы возле Британского музея, упаковать пожитки в дорожную сумку и отправиться на вокзал. Выйдя на Рассел-сквер, она заметила афишу французского художественного фильма, зашла в кинотеатр и отсиживалась там, тупо вглядываясь в субтитры. Она поставила телефон на виброзвонок и ощупывала его каждую минуту, боясь прозевать вызов. Но на экранчике телефона не появилось ни звонков, ни покаянных сообщений, ни вообще каких-либо напоминаний о несостоявшемся свидании.
Знакомых в Лондоне у нее почти не осталось. Линда в Сток-Ньюингтоне да Энтони в Илинге. Все остальные один за другим обзавелись парами и разъехались кто куда. Многие из них трудились преподавателями и резонно полагали, что ту же жалкую зарплату лучше проживать в местах, где жизнь дешевле и безопаснее лондонской; где ученики в школах видят ножи, кастеты и наркотики лишь на телевизионном экране, а слышат о них лишь в дежурных рэп-шедеврах.
Энни решила начать с Линды, поскольку та работала на дому, следовательно, сидела у телефона. К тому же ей казалось, что Сток-Ньюингтон ближе Илинга. Ей повезло, Линда сразу же сняла трубку. Делать ей было, как видно, нечего, звонку Энни она обрадовалась и сразу же предложила встретиться и сводить Энни в дешевый индийский ресторанчик в Блумсбери. К сожалению, Энни забыла, что второй такой зануды, как Линда, в мире не найдешь. Но в течение трехминутного разговора ей пришлось вспомнить об этом неоднократно.
– Бог мой, это ты! Что ты тут делаешь?
– Да вот… приехала по интернет-знакомству.
– О-о, тут кроется столько загадок, что надо это обсудить поподробнее. А куда делся твой кошмарный Дункан?
К своему удивлению, Энни почувствовала себя уязвленной.
– Вовсе он не кошмарный. Для меня, во всяком случае.
Ей пришлось защищать честь Дункана, чтобы оградить свою честь. По этой причине люди так щепетильны в отношении своих партнеров – даже бывших. Согласиться, что Дункан ничего не стоит, означало признать, что годы жизни выкинуты на свалку, что ты не обладаешь чутьем, вкусом, здравым смыслом. Именно из этих соображений она продолжала в школьные годы защищать «Шпандау балет», хотя сама уже давно их не слушала.
– То есть ты завела второго? И к шести часам уже с ним закончила? Скоростные скачки? – В трубке раздался восторженный смех, вызванный собственной шуткой.
– Что-то теряешь, что-то находишь.
– То есть в этот раз ты потеряла? – Жадное ожидание подтверждения.
Да, хотелось сказать Энни, именно об этом я и говорю, тупица ты этакая. С чемпионского пьедестала с олимпийской медалью на шее не спрыгивают с присказкой «что-то теряешь, что-то находишь».
– Боюсь, что так.
– Через полчаса буду. Все обсудим подробненько.
Дезертировать из системы среднего образования Линде удалось после прозябания в одной из средних школ на севере Лондона. С тех пор она подбирала колоски на сжатых полях светской хроники, воспевала успехи липосакции, рассыпала проклятия целлюлиту, восхищалась декором дамских сапог, расписывала кошачьи бантики, малокалорийные пирожные, эротическое белье и иные прелести жизни, преподносимые женскими журналами своим читательницам. Когда они общались в последний раз, Энни показалось, что подруга едва сводит концы с концами, тем более что Интернет откачивал работу все успешнее. Линда красила волосы хной, разговаривала чересчур громко и всегда стремилась выяснить «позицию» Энни по целому ряду вопросов: ток-шоу, которого Энни никогда не видела; группа, о которой Энни в жизни не слышала; президентские выборы в Штатах и лично Обама, с которым Энни, признаться, знакомства не водила. Энни же о «позиции» обычно не заботилась, хотя иной раз могла высказать свое мнение. Но ей казалось, что Линду интересует не мнение, а нечто более агрессивное, категоричное, по возможности парадоксальное. Энни же, обладай она агрессивностью, категоричностью и способностью к парадоксальным побуждениям и поступкам, не стала бы тратить их на «позицию», а нашла им более практическое применение. Жила Линда с партнером, скучным вежливым господином, столь же безнадежным, как и Дункан. Все общие знакомые, однако, вежливо соглашались, что партнер ее отмечен божественною искрой, что эпохальный литературный опус его скоро созреет для миллионных тиражей и осчастливит человечество, а сам он сможет прекратить преподавание скучного вежливого английского скучным вежливым японским технократам.
– Ну?! Давай выкладывай!
Энни еще не успела снять пальто, а Линда уже плюхнулась на стул, уперлась локтями в столешницу и приготовилась впитывать новости.
Свести бы их с Дунканом, подумала Энни. Чтобы они вволю смогли «выкладывать» друг другу свои эмоции.
– Я оставила Майка дома, чтобы он не мешал нашему девичнику.
Девичник! Энни чуть зубами не скрипнула. Ну и лексикон!
– Так что там у вас? Где вы были, что делали?
Энни подивилась интенсивности интереса подруги.
Может, притворяется? Неужели можно всерьез интересоваться нелепым интернет-свиданием?
– Ну… – Чем там они должны были заниматься? – Выпили кофе, сходили в кино на Рассел-сквер на французский фильм и… вот, собственно, и все.
– И чем все кончилось?
– Фильм? Жена героя обнаружила, что он спит с поэтессой, и ушла от него.
– Балда, при чем тут фильм, я спрашиваю, чем свиданиекончилось!
В этом вся Линда: никакого чувства юмора. Но Энни и сама идиотка, нашла с кем шутить.
– Ну, я…
Ох, ну какая разница? Все это просто курам на смех. Изобрела свидание, чтобы замаскировать другую встречу, тоже наполовину выдуманную. Фантазия на тему фантазии. Ладно, придется врать дальше, Линда ждет.
– Мы просто распрощались. Неловко получилось. Он пришел не один, с девицей. Похоже, что он хотел…
– Бог мой!
– Ну да.
Если история, которую она сейчас рассказывает Линде, когда нибудь будет опубликована, надо выразить благодарность Роз, а то и взять ее в соавторы. Ведь именно Роз ей объяснила, что в интернет-знакомствах такое сплошь и рядом.
– Подобные вещи случаются чаще, чем ожидаешь, – сказала Энни. – Я могла бы кое-что порассказать…
Она вдруг почувствовала себя заправским сочинителем. Первое «творение» отличалось некой полуавтобиографичностью, теперь же она вступила на территорию чистого воображения.
– Значит, ты уже ветеран в интернет-контактах? Шаришь по сайтам знакомств?
– Нет-нет. Не совсем. – Сочинительство оказалось несколько более сложным занятием, чем Энни себе представляла. Истину предстояло выкинуть полностью, а к этому она оказалась не готова. – Но то, с чем я уже столкнулась, выглядит достаточно нетривиально. И о каждом случае можно рассказать не одну и не две истории.
Линда сочувственно покачала головой:
– Слава богу, что мне это ни к чему.
– Да, тебе повезло.
На самом деле Энни так не думала. Она достаточно успела узнать Майка, чтобы считать Линду одним из несчастнейших существ на планете.
– А как же Дункан?
– Он ушел к другой.
– Смеешься? Не верю.
– Что, он так плох?
– Энни! Он ужасен!
– Ну конечно, до Майка ему далеко, но…
Может, она перегнула палку? Даже Линда поймет, что она издевается. Но Линда лишь слегка улыбнулась, причем несколько самодовольно.
– В общем, так или иначе, но Дункан нашел другую.
– Да кого он мой найти! Разве что какую-нибудь нашу читательницу.
– Ее зовут Джина, она преподает в том же колледже.
– Отчаявшаяся особа.
– Одиноких часто можно назвать отчаявшимися.
Отпор мягкий, почти незаметный, но Линда его ощутила. Возможно, она видела одиночество прямо перед собой – вот оно, сидит, потягивает лагер и старается сохранять полное спокойствие. Одиночество… Болезнь, высасывающая силы, ослабляющая разум. Разве торчала бы Энни в течение часа перед музеем Диккенса, если бы не эта болезнь?