Он был полностью на стороне Уоллеса, искренне желал ему помочь и ненавидел преступников. Тем не менее Рудольф считал своим долгом позаботиться и о Каролине. Если бы выяснилось, что она действительно виновна — хотя в это ему никак не верилось, — он приложил бы все усилия для того, чтобы ее имя не появилось в прессе, а вынесенное ей наказание было как можно более мягким.

Рудольф из окна машины, насколько это было возможно, пытался разглядеть сидевшую в кафе молодую даму. Ничто в ней уже не напоминало прежнюю наивную девочку. Он всегда считал себя знатоком красивых женщин. Повзрослевшая Каролина, несомненно, относилась к их числу.

Неожиданно предстоящая беседа с ней показалась ему весьма заманчивой.

Каролина провела рукой по волосам, — повернула голову в сторону дороги и окинула рассеянным взглядом столпившиеся на ней машины.

У Рудольфа все замерло внутри. По спине пробежала волнующая дрожь. Странно, подумал он, крайне странно! Вид женщины, даже самой привлекательной, давным-давно не вызывал в нем столь бурной реакции.

Обычно его умение контролировать эмоции и руководствоваться исключительно доводами разума приводило в восхищение всех окружающих. Сейчас же что-то в его внутренней охранной системе явно не сработало. Но, как ни странно, Рудольф не слишком из-за этого расстроился. В конце концов даже столь скорую и неожиданную встречу с Каролиной можно было расценивать как несомненную удачу. Ведь если бы ему пришлось звонить ей в отель и сообщать, что он хочет с ней побеседовать, она бы сразу насторожилась и что-нибудь заподозрила.

С трудом выбравшись из затора, Рудольф припарковал «фольксваген» у обочины и вышел из него. Странно, но сердце учащенно билось в его груди, отчетливо отстукивая: Ка-ро-ли-на… Ка-ро-ли-на…

Каролина резко опустила чашечку с кофе на блюдце, когда откуда-то из-за спины до нее донесся до боли знакомый голос.

Этого не может быть! — подумала она, переводя дыхание. Не может быть!

Прошло долгих шесть лет с тех пор как, будучи еще подростком, она слышала этот голос в последний раз. Сейчас он прозвучал вновь, здесь, на маленьком острове в Атлантическом океане. Прозвучал как отзвук прошлого…

Каролина повернула голову.

— Я увидел тебя издалека и сразу узнал.

Высокий широкоплечий мужчина со светло-каштановой шевелюрой шагнул ближе к столику Каролины и остановился прямо перед ней, загораживая солнце. Она, затаив дыхание, медленно оглядела его с ног до головы. В ее памяти ожили горько-сладостные воспоминания.

Вот она восьмилетним ребенком вместе с мамой, Виолеттой, приезжает в дом Бауэров впервые. Их пригласили родители Рудольфа — Эрна и Отто. Отец никогда не ездил вместе с ними, поскольку был вынужден постоянно работать.

Виолетта и Эрна познакомились в международном молодежном лагере еще в юности. Потом долгое время переписывались. Когда Каролине было восемь лет, умер ее годовалый братик. Узнав о страшной трагедии подруги, Эрна и ее муж пригласили Макфейлов к себе. Через несколько месяцев после похорон сына Виолетта решила, что действительно должна сменить обстановку, и, взяв с собою дочь, отправилась в далекую Австрию.

Рудольф покорил маленькую Каролину в первое же мгновение их знакомства. Восемнадцатилетний юноша, он показался ей самым потрясающим из мужчин, каких ей когда-либо доводилось видеть.

Она смотрела на него во все глаза, забыв обо всем, потому-то и споткнулась о каменный бордюр, обрамлявший аллею. А упав, разбила себе колени. Рудольф тут же подскочил к ней, подхватил на руки и понес в дом.

С того самого момента он был ее героем, ее идеалом, старшим братом и недосягаемой мечтой. Каждый год она с нетерпением ждала лета, — впоследствии они с матерью стали регулярно ездить к Бауэрам.

— Не будешь возражать, если я к тебе присоединюсь? — спросил Рудольф, прерывая ход мыслей Каролины.

— Что? — переспросила она, все еще не вполне веря в то, что перед ней именно Рудольф Бауэр, человек, научивший ее кататься на велосипеде, множество раз помогавший ей слезть с дерева, бродивший вместе с ней по горам. А когда она стала четырнадцатилетним подростком, превратившийся для нее в сказочного принца.

Сколько по-детски неумелых попыток привлечь его внимание к своей расцветающей женственности предприняла она когда-то!

— По-моему, ты не очень-то рада меня видеть, — заметил Рудольф и жестом подозвал официанта. — Будешь еще кофе?

— Нет… То есть да… — пробормотала Каролина, чувствуя себя полной дурочкой. Вообще-то ее поведение было вполне понятно. Рудольф возник перед ней словно из ниоткуда и взбудоражил в душе столько воспоминаний, что она совершенно растерялась.

Их дружба закончилась весьма неприглядно. Каролине было шестнадцать. Когда от надежды на завоевание любви молодого человека практически ничего не осталось, ее чувствам нанесли последний сокрушительный удар, представив красавицу Марту, дальнюю родственницу Рудольфа, его невесту.

Тогда-то Каролина впервые взглянула на себя трезвым взглядом. Дочери обычных родителей, ей не следовало и помышлять о Рудольфе — единственном отпрыске богатого промышленника, из жалости принимавшего их с матерью в своем доме. И уж тем более не стоило думать о соперничестве с разодетой Мартой, уверенной в себе и в собственном великолепии.

Задыхаясь от отчаяния и тоски, Каролина начала тогда встречаться с семнадцатилетним парнишкой, Томасом, сыном плотника, давно оказывавшим ей знаки внимания. И вот однажды, когда она впервые позволила ему себя поцеловать, — они гуляли в саду, — их увидел Рудольф. Он посмотрел на парочку так, будто перед ним возникли два преступника…

По телу Каролины пробежал неприятный холодок. Ей вспомнилось самое ужасное. Простившись в тот вечер с Томасом, она побрела через сад к дому. Ей навстречу из темноты опять вышел Рудольф. По всей вероятности, он специально ее поджидал.

Было темно, и Каролина не видела выражения его лица, поэтому не могла понять, что у него на уме, и не знала, как быть. Совершенно неожиданно молодой человек обхватил ее за талию и привлек к себе — требовательно и властно. И принялся жадно целовать в губы. Впоследствии ей было невероятно стыдно об этом вспоминать, но она с готовностью ответила на его поцелуй и даже не пыталась сопротивляться, напротив, прижалась к нему, как металлическая гайка к магниту. Он стал нахально гладить ее упругую грудь, а потом вдруг с силой оттолкнул от себя и злобно рассмеялся.

— Кто бы мог подумать? У Каролины любовь с сыном плотника, — пренебрежительно бросил он. — И мне успевала глазки строить, да еще как! Признаться, я воспринимал это как невинные попытки неискушенной девушки привлечь к себе внимание предмета обожания. Каким же я был болваном! Как выяснилось, ты в любовных делах давно не новичок. Гулящая девка…

Его чудовищные высказывания буквально впечатались в память Каролины, и, как потом она ни старалась, так и не смогла забыть их.

По сей день жили в ее душе порожденные ими горечь и обида. Утешало одно — воспоминание о том, как она, несмотря на то, что была юной и несмелой, влепила тогда оскорбителю звонкую пощечину.

После того случая она до конца своего пребывания у Бауэров избегала встреч с Рудольфом. А когда все же виделась с ним за столом или случайно во дворе, он испепелял ее презрительным взглядом. У нее сердце рвалось на части. Лишь вернувшись домой, она с облегчением вздохнула. И дала себе слово больше никогда не ездить в Австрию.

— Так мне можно сесть? — с едва уловимой иронией спросил Рудольф.

— Да, да, конечно, — протараторила Каролина, упрекая себя за столь нелепое поведение. Ей все еще было трудно поверить, что они встретились именно здесь, в Лас Пальмасе.

— В последний раз мы виделись на похоронах мамы, я прав? — спросил Рудольф, усаживаясь напротив Каролины.

— Прав, — ответила она вежливо и спокойно, наконец-то утихомирив разбушевавшиеся эмоции.

Вспоминать об их последней встрече тоже не очень хотелось. Эрна умерла шесть лет назад, когда Каролине было девятнадцать. Мать уговорила ее поехать на похороны вместе с ней. Рудольф тяжело переживал смерть Эрны, выглядел осунувшимся и похудевшим. В сторону Каролины долго не смотрел, а когда все же удостоил ее внимания, опять выразил всем своим видом презрение и злобу. Красавица Марта все еще была его невестой и, естественно, тоже присутствовала на похоронах…