Дверь в кухню тихонько закрылась. Четверо за столом замерли. Карл положил ложку перед собой и затеребил пальцами подбородок.

Тут кухонная дверь открылась, и вошел дедушка. Плотно сжатые губы его улыбались, глаза смотрели с прищуром.

— Доброе утро, — сказал он, сел за стол и посмотрел на свою тарелку с кашей.

Карлу требовалась полная ясность.

— Вы… вы слышали, что я сказал?

Дедушка едва заметно кивнул.

— Не знаю, сэр, что на меня нашло, я ничего такого не имел в виду. Просто языком молол.

Джоди, сгорая от стыда, взглянул на мать и увидел, что она смотрит на Карла ни жива ни мертва. Он совершал над собой нечто ужасное. Говоря такое, он подвергал себя жутким мукам. Брать свои слова обратно — это было противно его природе, но куда хуже брать их назад пристыженным.

Дедушка отвел глаза в сторону.

— Я пытаюсь разобраться, что к чему, — мягко ответил он. — И на тебя не сержусь. То, что ты сказал — не страшно. Страшно другое — вдруг это правда?

— Неправда это, — возразил Карл. — Просто я с утра что-то не в себе. Вот и ляпнул, не подумав. Извините.

— Не надо извиняться. Карл. Старики иногда не понимают, как оно есть на самом деле. Может, ты и прав. Переход с востока на запад окончен. Дело сделано, может, о нем и вправду пора забыть.

Карл поднялся из-за стола.

— Я уже наелся. Время работать. Билли, не рассиживайся!

Он быстро вышел из столовой. Билли покидал в себя все, что оставалось на тарелке, и поспешил за хозяином. Но Джоди никакая сила не могла оторвать от стула.

— А вы еще будете рассказывать свои истории? — спросил Джоди.

— Буду, конечно, если только… если только найдутся желающие их слушать.

— Я желающий, сэр.

— О-о! Ты-то конечно, но ведь ты мальчишка. Это была работа для мужчин, а слушать о ней любят только мальчишки.

Джоди все-таки поднялся со стула.

— Подожду вас во дворе, сэр. У меня есть хорошая палка для этих мышей.

Он подождал у ворот, и вскоре старик появился на крылечке.

— Пошли охотиться, — позвал Джоди.

— Пожалуй, Джоди, я посижу на солнышке. А ты убивай мышей сам.

— Хотите, дам вам мою палку?

— Нет, я лучше здесь немного посижу.

Джоди огорченно отвернулся и побрел к остаткам скирды. Чтобы как-то взбодриться, он стал думать о жирных и упитанных мышах. Принялся стучать по земле своим цепом. Собаки вились вокруг него, льстиво повизгивали, но что-то его останавливало. Он видел издалека — дедушка все сидит на крылечке, какой-то маленький, усохший, почерневший.

Махнув на охоту рукой, Джоди вернулся к дому и сел на ступеньку возле дедушкиных ног.

— Уже вернулся? Убил мышей?

— Нет, сэр, как-нибудь в другой раз.

Утренние мухи жужжали над землей, перед ступеньками сновали муравьи. Со стороны холмов тянуло тяжелым запахом полыни. Доски, из которых было сколочено крыльцо, разогрелись на солнце.

Джоди даже вздрогнул, когда дедушка заговорил.

— Незачем мне здесь оставаться, если такое на душе. — Он посмотрел на свои крепкие натруженные руки. — А на душе у меня вот что: идти на запад и вовсе не стоило. — Взгляд его, скользнув по склону холма, остановился на ястребе, что недвижно сидел на высохшей ветке дерева. — Я рассказываю эти старые истории, а ведь поделиться хочется другим. Я знаю, какие струны хочу затронуть в людских душах этими рассказами.

Дело было не в индейцах, не в приключениях, даже не в том, чтобы добраться сюда. Понимаешь, все переселенцы стали будто один ползущий зверь. И я был его головой. Он все полз и полз на запад. У каждого переселенца были свои потребности, но большой зверь — все они вместе взятые — хотел только одного: на запад. Я был вожаком, но не будь меня, головой стал бы кто-то другой. Обезглавленный зверь далеко не уползет.

Представляешь, день раскален добела, под кустиками гнездятся черные тени. Увидели мы наконец горы и заплакали — все до одного, но главное было не в том, чтобы попасть сюда, важнее было само движение, путь на запад.

Мы принесли сюда жизнь, как муравьи несут личинки, принесли и опустили на эту землю. И я был вожаком. Это был великий поход, великий, как сам господь, мы двигались медленно, но шаги наши складывались и плюсовались, и вот мы пересекли весь континент.

А потом мы пришли к океану, и поход был окончен.

Он умолк и стал тереть глаза, пока они не покраснели у краев.

— Вот что я должен рассказывать вместо своих историй.

Когда Джоди заговорил, дедушка даже вздрогнул, так был поглощен своими думами.

— Может, и я когда-нибудь поведу за собой людей, — сказал Джоди.

Старик улыбнулся.

— Вести-то некуда. Дорогу перекрыл океан. На берегу живут несколько стариков, они ненавидят океан, потому что он перекрыл им дорогу.

— А если я поведу людей на лодках, сэр?

— Некуда их вести, Джоди. Все места уже заняты. Но не это самое худшее — нет, не это. Движение на запад умерло из-за людей. Запад их больше не манит. С этим покончено. Твой отец прав. Все в прошлом. — Он сплел пальцы на колене и посмотрел на них.

Печаль сковала сердце Джоди.

— Давайте я принесу вам лимонад.

Дедушке пить не хотелось, но он увидел лицо Джоди.

— Что ж, с удовольствием, — ответил он. — От лимонада не откажусь.

Джоди вбежал в кухню — мама вытирала посуду после завтрака.

— Можно лимон, хочу сделать дедушке стакан лимонада?

— И еще один, — договорила за него мама, — сделать стакан лимонада для тебя.

— Нет, мама. Мне не надо.

— Джоди! Да ты заболел! — Она вдруг смолкла. — Возьми лимон в холодильнике, — добавила она мягко. — Погоди, сейчас дам тебе соковыжималку.