Он прошел в кухню. И Сорензе показалось, что огромная комната моментально уменьшилась в размерах…
Она начала сумбурно объяснять причину поспешного отъезда Джорджа и Изабелл, когда в открытое окно кухни мягко и бесшумно запрыгнула кошка и беззастенчиво стала тереться о ноги Николаса. Соренза моментально бросилась закрывать дверь, ведущую в гостиную.
— Что происходит? — поинтересовался удивленный ее действиями Николас.
— Это соседская кошка, и ее привлекают попугайчики Белл. И тем не менее кузина попросила ее покормить. Знаешь, насколько мне известно, она отличается довольно независимым нравом. — Соренза указала на кошку, которая, громко мурлыча от удовольствия, ласкалась к Николасу. — А ты ей понравился. Обычно она не столь дружелюбна.
— Она настолько любезна, что сделала для меня исключение, — с усмешкой произнес он.
В следующую минуту Соренза опять поскользнулась и чуть не растянулась на полу.
— Тебе лучше присесть, я сам все сделаю, — услышала она голос Николаса.
Соренза послушно села. Близость этого мужчины, да еще в семь утра, когда она не готова противостоять ему, смущала ее и заставляла нервничать.
— Джем? Тосты? — Он поставил перед ней дымящуюся чашку. — Или, может, приготовить яичницу по фирменному рецепту Доуэлла?
Соренза посмотрела на него с подозрением.
— Ничего необычного, — пояснил Николас, — просто яичница с ломтиками бекона. Но когда я ее готовлю, выглядит аппетитно.
— Ты готовишь? — удивленно подняв брови, спросила Соренза и тут же пожалела об этом.
Его самоуверенность и так не знала границ. Наверняка многие женщины, узнав, что он еще знает толк и в кулинарии, приходили от этого известия в восторг.
— Конечно. — Он ухмыльнулся. — Стоит тебе попросить, и на твоем столе всегда будет отменная яичница.
— На завтрак, на обед и на ужин?
— Ты отлично меня поняла, Соренза.
В серо-зеленых глазах заиграли искорки смеха, и она улыбнулась.
Господи, какой красавец! А она сидит растрепанная и помятая, будто ее волочили по земле. Может, глядя на нее, он передумает с ней встречаться? Странно, но эта мысль Сорензу не обрадовала.
Николас, однако, вместо того чтобы сбежать, приблизился и осторожным движением руки коснулся ее лица. Потом, взяв прядь золотистых волос, пропустил их сквозь пальцы, и они засверкали на солнце.
— Настоящий шелк, и так красиво переливаются. От кого у тебя такой чудесный цвет волос?
— От отца. И глаза у него тоже были серые, как у меня.
Тень пробежала по ее лицу, но Николас не обратил на это внимания, нежными прикосновениями лаская бархатистую кожу. Внезапно, как будто опомнившись, он спросил:
— Из скольких яиц? Мне — из четырех.
— А мне — из двух.
Она наблюдала, как Николас умело нарезал бекон и с видом знатока положил его в шипящее на сковороде масло.
— Подождем, пока поджарится до хрустящей корочки, а пока займемся тостами.
Широко улыбаясь, он повернулся к ней, и Соренза забыла обо всем на свете, не только о еде. Она могла просидеть вот так целую вечность, любуясь им.
— Если уж ты взял на себя ответственность за завтрак, то, будь добр, накорми кошку, — произнесла она, усилием воли прогоняя наваждение.
— С удовольствием. Кстати, это она или он?
— Кошка, полагаю. Говорят, коты не любят охотиться.
— Тогда у них все не как у людей, — подмигнув Сорензе, заметил Николас и открыл дверцу огромного холодильника.
Достав оттуда пакет сливок, он огляделся и взял приглянувшееся ему блюдце — кстати сказать, от свадебного сервиза четы Даймонд, которым пользовались исключительно в наиторжественнейших случаях. Налив в него сливок, Николас поставил блюдце перед кошкой. И ведь ничего-то ему не будет, даже если Белл узнает об этом, вздохнула Соренза.
— Не знаю ни одной женщины, которая не любила бы сливок, — заявил он, снова поворачиваясь к плите.
— И разумеется, ты знаком с большинством из них, — ехидно заметила Соренза.
Николас обернулся и внимательно посмотрел на нее. В его глазах опять плясали озорные искорки.
— И тебе не стыдно?
Не зная, что сказать, Соренза показала ему язык, и он снова усмехнулся. Залив бекон яйцами, он закрыл сковороду крышкой и принялся намазывать тосты маслом и нарезать ветчину.
— Знаешь, — сказал Николас, — мне всегда будет приятно гостить в доме Белл.
Соренза чуть не поперхнулась кофе. Неужели он рассчитывает, что его пригласят снова? Впрочем, даже если признать, что общение с ним буквально выбивает ее из колеи, сегодня утром, в этой кухне, он воплощал собой мечту всех женщин. Даже готовя завтрак, Николас Доуэлл умудрялся выглядеть сексуально. С ним не сравнился бы ни один ведущий кулинарных телепрограмм на телевидении. Правда, Изабелл при этом не присутствовала, но она, похоже, спит и видит его своим зятем. Так что он вполне может надеяться на следующее приглашение…
Когда Николас поставил перед ней тарелку с дымящейся яичницей и стакан апельсинового сока, Соренза поняла, что, несмотря на свои волнительные размышления, достаточно проголодалась.
— Как вкусно! — воскликнула она.
— Спасибо.
— Я хочу сказать…
— Лучше не надо, — предостерег ее Николас. В его словах, произнесенных ровным тоном, была скрыта насмешка. Он явно хотел поддразнить ее. — Либо это прозвучит снисходительно, как будто я справился с задачей, которая под силу только женщине…
Соренза швырнула в него салфетку. Николас, поймав ее, аккуратно положил на стол рядом с собой и невозмутимо продолжил:
— Либо я услышу в твоих словах зависть. — Он задумчиво посмотрел на нее. — Я склонен подозревать последнее.
— Тебе бы этого хотелось.
— Да, Соренза, и мне бы хотелось много другого, что может вызвать в тебе бурю страстей.
Плотоядный блеск в глазах Николаса не оставлял сомнений в его желаниях, и она смутилась. Когда же снова решилась взглянуть на него, он спокойно ел яичницу, и лишь насмешливо поднятый уголок его рта свидетельствовал о том, что Николас получил огромное удовольствие от их последней стычки.
Впервые за многие годы Соренза почувствовала, что о ней заботятся. Сначала она нежилась в саду, сидя в кресле-качалке с историческим романом в руках, и Николас приносил ей то ароматный кофе со сливками, то хрустящее печенье. Потом он предложил ей прогуляться по окрестностям. И они набрели на местный бар, где попили пива с гамбургерами, наблюдая в окно, как двое мальчишек запускают воздушного змея.
Несмотря на то, что холодильник Изабелл был полон, Николас заказал столько еды с собой, что владелец бара проникся к ним необыкновенной признательностью и в благодарность поведал историю всей своей жизни, включая любовное приключение с заезжей красоткой, которая, по его словам, как две капли воды походила на Сорензу. Добродушный, розовощекий старик поманил Николаса пальцем и с заговорщическим видом, но так, чтобы слышала его спутница, прошептал ему на ухо:
— Как она была очаровательна! Местные девчонки ей и в подметки не годились. Это была любовь с первого взгляда. Будь я постарше и поумнее, все сделал бы, чтобы не отпустить ее. Я был дважды женат. Первая жена бросила меня, вторую бросил я. Потом много с кем встречался, но такой, как Ди, больше не нашел.
Соренза не знала, хочется ей плакать или смеяться. Старик был прирожденным комиком и, видимо, знал об этом, потчуя их забавными случаями из своей жизни. Но когда он рассказывал о Ди, в глазах его промелькнула боль, от которой у Сорензы защемило сердце. Когда они уже собирались уходить, старик задержал ее за руку и, заставив наклониться, возбужденно произнес:
— Не отпускай его от себя, дитя мое, или будешь сожалеть об этом всю свою жизнь. Послушайся меня. Я знаю, что говорю…
Николас ждал Сорензу у выхода, держа дверь открытой.
— Что он тебе сказал?
— Ничего особенного. Просто он до сих пор помнит свою Ди.
— Это смешно. — Он покачал головой. — После стольких-то лет!