В приемной боль в ноге стала такой невыносимой, что нездоровый румянец вскоре сошел с лица Сорензы, и вместо этого она побелела как мел.

Следующие полчаса, пока ей делали снимок, стали для молодой женщины настоящим испытанием. А потом, когда врач объявил, что у нее перелом и придется на несколько недель наложить гипс, она чуть не расплакалась от досады.

Через час, когда они уже сидели в машине, Соренза лихорадочно перебирала в памяти все запланированные на завтра совещания и встречи. Конечно, большую часть работы можно выполнить в офисе, а вот походы на стройплощадку придется совершать кому-то еще. Потом, через некоторое время, она сможет вызывать такси. Ничего, как-нибудь выкрутится…

— Ну, как вы себя чувствуете?

Заботливый голос Доуэлла прервал ее размышления.

— Что? — рассеянно спросила Соренза.

Следовало признать, что Николас обладал огромной выдержкой — чего она совсем от него не ожидала, — если все это время терпел ее строптивый характер. Кроме того, он отказался взять с нее деньги и сам заплатил за обследование.

— Как вы себя чувствуете? Как ваша нога? — переспросил он.

— Хорошо, спасибо.

Легкое раздражение в голосе Доуэлла напомнило Сорензе о том, что у него назначена встреча.

— Надеюсь, я вас не слишком задержала? Вы упомянули о каком-то свидании.

— Деловой ужин.

Держу пари, с женщиной, подумала Соренза. Он безумно боится опоздать, поэтому и оплатил с такой поспешностью больничный счет. Странное чувство, названия которому она не знала, а скорее, не хотела знать, охватило ее при этой мысли, и Соренза поспешила строго отчитать себя за это.

Доуэлл может иметь столько женщин, сколько хочет, и ей нет до этого никакого дела. Его личная жизнь ее не интересует.

Она взглянула на него украдкой из-под длинных ресниц. Соренза уже успела привыкнуть к очертаниям его мускулистого тела — в больнице в течение почти часа он не отходил от нее ни на шаг, — но до сих пор не могла налюбоваться мужественным профилем и правильными, четкими линиями подбородка и рта. Он так сексуален, подумала молодая женщина, и под действием снотворного, которое дал ей врач, взор ее затуманился и мысли закружились в голове, как пушинки одуванчика. Она зевнула.

— Можете откинуть спинку сиденья назад и немного вздремнуть, — предложил Доуэлл.

Она вздрогнула. Значит, он заметил, что у нее закрываются глаза. Соренза не могла себе объяснить почему, но она вовсе не хотела спать в его машине. Она представила, как он будет смотреть на нее, и сонливость словно рукой сняло.

— Спасибо, мне и так удобно, — сказала она и добавила, на этот раз не слишком отклонившись от истины: — Я не усну ночью, если посплю сейчас. Я и так страдаю от бессонницы.

— Неужели? И как давно она вас мучает?

С тех пор как закончилась ее печальная история с Саймоном.

Стараясь скрыть охватившее ее волнение, Соренза сдержанно произнесла:

— Это началось совсем недавно. Впрочем, я всегда плохо сплю.

— Верный признак нервного стресса.

Соренза напряглась.

— Я так не думаю, — резко возразила она, уставившись в одну точку перед собой. — Мне очень нравится то, чем я занимаюсь.

— К сожалению, работа — это не все, что нам нужно для душевного спокойствия, — мягко заметил Доуэлл.

— Я вполне довольна моей жизнью, благодарю вас, — подчеркнула Соренза, плохо скрывая раздражение.

— Боюсь, мало кто в наши дни может назвать себя абсолютно счастливым человеком. Надеюсь, вы хоть иногда отдыхаете? Не хотите же вы сказать, что постоянно заняты на работе.

Жестоко было с его стороны бесцеремонно продолжать допрос теперь, когда она так измучена и не может защищаться. Но Николасу страстно захотелось стать ближе к женщине, которая — он был вынужден признать это — так перед ним и не раскрылась. Соренза возбудила его любопытство так же, как и тело, черт побери, и ее равнодушие начинало действовать Доуэллу на нервы и даже несколько принизило его в собственных глазах.

— Ни мой отдых, ни моя работа вас совершенно не касаются.

Именно такой реакции он и ожидал.

— Извините меня, — сказал Николас миролюбиво. — Я, кажется, задел вас за живое.

Ее глаза метнули молнии.

— Это просто смешно. С чего вы взяли? — огрызнулась она.

Темные брови слегка приподнялись, но Доуэлл ничего не ответил. И это было куда хуже, чем если бы он наговорил ей кучу гадостей.

— Я хочу сказать, что ваши слова меня совсем не огорчили, — смягчилась она.

— Мне кажется, что леди принимает мои слова слишком близко к сердцу.

А мне кажется, что джентльмен — порядочная свинья, мысленно ответила она.

— Вы сейчас с кем-нибудь встречаетесь? — поинтересовался Доуэлл, прекрасно зная ответ.

Соренза сделала над собой неимоверное усилие, чтобы опять не нагрубить, и ее слова прозвенели в воздухе как льдинки.

— Нет, ни с кем.

Такой ответ обескуражил бы любого мужчину, но не Доуэлла.

— Сколько времени вы одна? — невозмутимо продолжил он.

Ну, это уж слишком! Соренза готова была вцепиться в него как разъяренная кошка. Как он смеет лезть в ее личную жизнь?

— Несмотря на то что в наше время многие ведут себя подобно кроликам и считают это абсолютно нормальным, я предпочитаю качество количеству.

Надеюсь, такой ответ удовлетворит тебя, самовлюбленный болван! Никогда в жизни Соренза еще не сталкивалась с подобной наглостью.

— И все-таки как долго? — не унимался Доуэлл.

И тут, совсем неожиданно, ярость куда-то исчезла и вместо нее возникло сильное желание разрыдаться. Десять лет. Прошло около десяти лет с тех пор, как ее жестоко обидели, посмеялись над ее чувствами. На мгновение Сорензе показалось, что она выкрикнула эти слова, столько боли и отчаяния было в ее сердце, и ее охватила паника. Но точеные черты лица спутника оставались неподвижными, и она успокоилась.

Она никогда никому не рассказывала о своих отношениях с Саймоном, даже тете. Ее близким и друзьям было известно только, что она вышла замуж, а потом вскоре развелась. Что до ее новых знакомых, они не знали и этого.

Набрав в легкие побольше воздуха и всеми силами стараясь побороть дрожь в голосе, Соренза сказала:

— Я не считала. В отличие от некоторых у меня нет привычки вести хронологические записи.

Чтобы посмотреть на реакцию Доуэлла, она повернулась к нему и прочитала удовлетворение на его лице. Кажется, я попала в цель, горько подумала Соренза.

— Намекаете, что я этим занимаюсь? — с угрюмой усмешкой спросил он.

— Я этого не говорила. — Намеренно выдержав паузу, Соренза добавила: — Но, как известно, на воре…

— Только не в моем случае, — перебил ее Доуэлл.

— Это хорошо, — многозначительно произнесла она.

— У меня есть свои недостатки, Соренза, но я не распутник.

— Мне кажется, джентльмен принимает мои слова слишком близко к сердцу.

На какое-то мгновение она пожалела, что наговорила лишнего. Но когда Николас повернулся к ней, она впервые за все время их знакомства увидела искорки смеха в его глазах.

— На этот раз уже вы задели меня за живое, — согласился он. — Должно быть, я сам напросился.

О нет, не делай этого! — мысленно воззвала к нему Соренза. Ты не тот человек, который легко смеется над собой. Высокомерие и самоуверенность не позволят тебе, и это написано на твоем лице.

— Итак, — лениво протянул Доуэлл, — вы отвергли меня как поклонника, да?

Она не ответила.

— Прекрасно, — сухо, но спокойно констатировал он.

Вспомнив о том, что он на данный момент являлся самым лучшим клиентом «Клейтон и партнеров», Соренза попыталась смягчить разговор.

— Послушайте, Ник, я не хотела вас оскорбить. На самом деле я ведь совсем не знаю вас.

— Это правда.

Они остановились у светофора, и Доуэлл, прищурившись, внимательно посмотрел на нее.

— Так как же нам это исправить?

— А разве нужно это исправлять?

Его горящий взгляд медленно скользил по ее лицу, по нежным розовым губам.