— Я встречаюсь с Паулем, — сказала Лиана, и на её лице появилась нетерпеливая улыбка. — У нас снова всё наладилось с того вечера, когда мы ходили в кино.

— Просто расскажи ему всё, тогда мы снова сможем провести время вместе, — предложила Ширли, передвигая ремень дорожной сумки на другое плечо. — Я имею ввиду постоянно это скрывать всё равно не так просто. Что, если ты разговариваешь во сне или нечаянно зажжёшь свечу при помощи мысли, а не спичками?

— Я не могу ему сказать, — ответила Лиана. — Тем более сейчас. В ближайшем будущем разряжение политической обстановки не предвидится. Это слишком опасно, — Лиана убрала со лба светлый локон. — Кроме того, я не верю в то, что Пауль сможет справиться с такой новостью. Он совершенно обычный, и ему нравиться быть обычным.

— Ты имеешь в виду, что он скучный, — усмехнулась Ширли.

— Не всем нужен мускулистый, татуированный парень, который носит кожаные куртки и может обращаться с мечом, — сразу ответила Лиана. — А что ты будешь делать на выходных?

— У меня рабочая смена у Ким Гёрнера, хочу ещё немного увеличить свои финансы. Этим летом вновь собираюсь уехать куда-нибудь подальше и, ну, — Ширли усмехнулась, — каждую свободную минуту, что ещё останется, проведу с Торином.

— Пауль тоже придёт в коммуналку, — испугалась Лиана. — Тогда вам нужно будет сдерживаться.

— Сдерживаться? — спросила Ширли, как будто Лиана предложила ей провести выходные за игрой в Халма.

— Я не это имела в виду, — ответила Лиана, раздражённо застонав. — Просто вам нужно следить за тем, чтобы Пауль не заметил, как вы кипятите воду для лапши, не включив плиту.

— Мы никогда такого не сделаем, — возмутилась Ширли. — Мы уважаем 1 параграф.

— Но именно это вы делали в прошлые выходные.

— Какая же ты зануда, — простонала Ширли.

— Это только для нашей же безопасности, — ответила Лиана, посмотрев на меня и Лоренца. — А что, собственно, хотите делать вы?

— Понятия не имею, — ответила я. — В Беларе я зашла в тупик. Не знаю, где ещё можно поискать, а Нурия как в воду канула. Похоже, в эти выходные мне, для разнообразия, нечего делать.

Зато я решила ещё раз попробовать войти в Виннлу и встретить манящее видение Адама.

— О, — произнесли одновременно Лиана и Ширли.

— Нет, нет, — сразу сказала я. — Вам не нужно обо мне беспокоиться. Проведите хорошо время. Я ведь могу пойти к Седони или к бабушке. Или же я навещу Лоренца, я уже давно не была в Глиняном переулке, — я пыталась придать голосу веселья, но знала, что для меня почти невозможно войти дом под номером 13, не будучи буквально переполненной болезненными воспоминаниями.

— Да, можешь зайти, — пригласил Лоренц. — Этьен и я планируем кое-что грандиозное, но я мог бы посвятить в это и тебя.

Лоренц заговорщически улыбнулся, но я уже догадывалась, что это грандиозное событие могло относиться только к предстоящему Дню святого Валентина. На этой неделе Лоренц не переставал рисовать сердечки в свои тетради, и я точно знала, что он мысленно планирует помпезную и безвкусную вечеринку, на которую хотел пригласить всех влюблённых.

— Да, посмотрим, — ответила я, успокоив его, в то время, как мы вышли на рыночную площадь, где наши пути расходились.

Мысль, чтобы придумывать с Лоренцем и Этьеном романтические сюрпризы, была на удивление гнетущей. Я от всего сердца желала моим друзьям счастья, но всё же не смогла бы пережить вечеринку ко Дню святого Валентина.

— Кстати, я кое-что вспомнила, — быстро сказала я, когда увидела, что на мне покоятся сочувственные и сожалеющие взгляды друзей, и они размышляют, как мне помочь и отвлечь от горя. — Мне срочно нужно заглянуть к господину Лилиенштейну, — я бросила взгляд на его книжный магазин и к моему огромному облегчению увидела, что внутри горит свет.

— Правда? — спросил Лоренц. — Я буду рад, если ты пойдёшь со мной.

— Это мило, но я переночую в Каменном переулке. Моя бабушка, прямо сейчас, тонет в работе, и ей срочно нужна помощь.

— Ну хорошо, но если будешь чувствовать себя одиноко, то дашь знать, ладно? — Лоренц выжидательно на меня смотрел.

— Конечно, — улыбнулась я и обняла его.

Потом попрощалась с Лианой и Ширли, которые направившись в коммуналку, принялись обсуждать, когда и как можно использовать магию в их общей квартире. Я, улыбаясь, смотрела им вслед, а потом ещё раз помахала Лоренцу, который завернул на Кирпичную улицу. Затем прошла к книжному магазину Корнелля Лилиенштейна и вошла в маленький магазинчик.

Меня встретил запах старых книг, смесь пыли и воспоминаний. Внутри возникло теплое чувство, когда, сделав четыре шага, я услышала, как знакомо заскрипели полы под ногами. Я огляделась вокруг, но господина Лилиенштайна нигде не было видно. Вообще-то, он должен был услышать маленький колокольчик на входной двери.

Наверное, он на верхнем этаже, потому что сегодня уже не ждал клиентов. Я перешагнула через цепь, перекрывавшую лестницу наверх, и поднялась по ступенькам.

Дверь была открытой, и я вошла в большое помещение, в котором господин Лилиенштайн продавал магическую литературу. Первое, что я заметила, это большой стенд, на котором рекламировалось актуальное произведение Константина Кронворта «Конец света», а позади него лежала стопка томов со стихами, чьи простые, темные обложки уже предвещали то, что мир балансирует на краю пропасти.

— Здравствуй, Сельма, — радостно поприветствовал господин Лилиенштайн, внезапно появившись передо мной.

Хотя он был такого же возраста как моя бабушка, его волосы еще оставались темными с несколькими седыми прядками. Как обычно его строго разделенные на пробор волосы были уложены помадой*

Его глаза тоже весело улыбались. Он стоял подбоченившись, отчего рубашка слегка натягивалась на животе.

— Здравствуйте, — ответила я на приветствие. — Как у вас дела и где вы были так долго?

— Не торопись. — Господин Лилиенштайн засмеялся. — Сначала зайди!

Я зашла в заставленную книжными полками комнату и тотчас застыла на месте. За круглым столом, как правило заваленным книгами и бумагами, ссутулившись и закрыв обветренное лицо руками, сидел Константин Кронворт.

— Константин Кронворт у вас? — радостно и одновременно удивленно воскликнула я.

— Да, он здесь, и Парэлсус тоже хотел вскоре присоединится к нам. Тогда ещё не хватает только Ким Гёрнера, и мы в сборе, — он бросил взгляд на наручные часы. — Думаю, через пол часа и он будет здесь.

— Я не могу в это поверить, — радостно сказала я и подошла к Константиру Кронворту. — Я горжусь вами, — сказала я.

Он поднял голову с рук и посмотрел на меня с грустной улыбкой. 

— Не нужно, Сельма, — он улыбался, и я заметила странное чувство в его взгляде.

Мне потребовалось какое-то время, прежде чем до меня дошло, что он испытывает ко мне жалость.

— Я горжусь тобой, — сказал он тёплым голосом.

— Что простите? — я озадаченно смотрела на него. — Мной?

— Да, тобой, — закивал он. — Твоя судьба действительно тронула меня. Ты пережила в жизни так много тяжёлых потерь и всё-таки постоянно поднимаешься на ноги, пытаешься оставаться сильной и продолжаешь бороться.

— Действительно, — недоверчиво ответила я.

Мне совсем не казалось, что я сильная, боль из-за потери Адама парализовала, а с печалью я справлялась с трудом, одурманивая себя травяной смесью.

— Знаешь, автор в каждом своём произведении рассказывает о себе. Он открывается и позволяет миру принять участие в своих чувствах. Это требует мужества, нужно пересилить себя. Иногда кажется, будто идёшь голым через толпу незнакомцев. Но я всегда имел это мужество, потому что многие люди там снаружи любят моё искусство. Они побуждают меня быть открытым и поделиться с ними своими мыслями, даже самыми тёмными, — он сделал глубокий вдох и посмотрел на стопку своих творений. — Когда обнажаешь себя так, то становишься уязвимым. Как автор, я понимаю силу слов. Слова — это оружие. С их помощью можно сражаться, страдать, любить, плакать и причинять боль. И из-за того, что знаю о силе слов, я не могу оставаться глухим к этой силе и ощущаю критику во много раз сильнее, чем это, возможно, происходит с кем-то другим, кто не предаёт словам столь большого значения, — он глубоко вздохнул, как будто собирался с мыслями. — Но я пишу, рисую и создаю произведения искусств не для тех, кто не может найти к ним доступа. Я тяжело работаю для тех, кому нравиться, что я делаю. Потому что благодаря этой любви чувствую себя связанным с ними, а что может быть более прекрасным, чем любить и быть любимым? — он глубоко вздохнул и серьёзно на меня посмотрел. — Запрет моего искусства причинил мне сильную боль. Было такое ощущение, будто я внезапно стал немым. Немота сначала разозлила меня, и я отступил. Но потом я стал бороться, но не мог сделать это сам. Моё оружие — это слова и краски, но в роли Красного мстителя я мог бороться. Красный мститель победил и мог этому радоваться, а вот я нет. Если такой запрет возможен однажды, тогда такое может произойти в любое время.