— Скорее всего, — раздражённо ответил Грегор Кёниг. — Они отказались от нас, как будто мы прокажённые. Я до сих пор не могу поверить в то, насколько бесчестен примус.
— Если бы Леннокс послушно носил сумку Скары, мы бы были уже дома, — язвительно произнёс Торин. — Тогда помощники Ладислава Энде, наверняка, взяли бы обратную перевозку драконов на себя, чтобы побыстрее вернуть его.
— А что ты потерял дома? — с горечью спросил Леннокс. Торин молчал.
Я изо всех сил старалась не думать об Адаме, пока беспрерывно работала, при этом лихорадочно ломая голову над тем, где ещё может быть спрятан эликсир. Но слова Леннокса были словно удар, и перед глазами сразу появилась сцена, как Адам неподвижно лежит и умирает в своей постели, а все только наблюдают, как ему становится всё хуже и хуже, потому что ничего не могут сделать.
Мне стало дурно, и я почувствовала, как всё внутри перевернулось от боли. Больше всего мне хотелось рухнуть на месте и больше никогда не вставать. У меня даже не было желания принять эссенцию колючей функии, действие которой между тем закончилось.
Да и для чего? Казалось бессмысленным продолжать поиски.
Я резко встала.
— Куда ты собралась? — немедленно спросил Торин. — Уже полночь, ложись лучше спать.
Я не ответила, пройдя в загон к драконам. Ариэль поприветствовал меня хриплым рычанием. Тон завибрировал в моём животе и успокоил.
Он подтолкнул меня головой, как будто ощущал, как я себя чувствую, и рокот стал громче и интенсивнее.
Я позволила ему, и почувствовала успокаивающий эффект звука. Моё дыхание замедлилось, а боль стала более тупой, без всякой эссенции колючей функии.
На небе поднялась полная луна, и тёплый ветер обдувал дюны. Бледный, белый свет опустился на пустынный ландшафт, и теперь, когда палатки, толпы людей и всё волнение с соревнованиями исчезли, вернулась тишина.
Я задумчиво вышла из палатки и какое-то время бродила по дюнам. Мягкий песок проваливался под ногами, а вдалеке я услышала хохот Рамона. Я ещё никогда не заходила одна в пустыню, хотя так часто бывала в Беларе, что она уже почти казалась мне вторым домом. Но как раз в этот момент меня манило одиночество бесконечного песочного ландшафта, и я хотела углубиться в него, уйти так далеко, чтобы оказаться совершенно одной. Я продолжала идти, пока не стих смех Рамона, и я больше никого не слышала.
Я села на высокую дюну и разглядывала живописный пейзаж, зачерпывая рукой и пуская по ветру песок. Белый свет придавал дюнам вид сугробов, а ветер, обдувающий их и с шелестом передвигающий песок, ещё больше усиливал это впечатление. «Не так уж и отличаются ледяные пустыни Антарктики от дюнного ландшафта вокруг Белары», — подумала я, погружённая в мысли. Пологие изгибы дюн имели на меня успокаивающий эффект, и я долго прислушивалась к веянию ветра.
Вдруг из ниоткуда послышался тихий шепот.
Поначалу я даже не обратила на него внимание, как будто он все время был вокруг меня, и я просто не воспринимала его, словно фон, к которому настолько привыкаешь, что уже даже не замечаешь.
Голоса медленно прокрались в уши, мелодичный шепот, практически пение, и я вдруг вспомнила, что ветер часто приносил мне воспоминания, что я могла слышать песнь природы. В пощелкивании и потрескивании огня тоже была своя мелодия и ритм, которые доносили до меня сцены того, как глубоко под землей куют металл.
Я видела сцены задолго до того, как понимала откуда они появлялись и что означали. Звуки воды тоже были мне не чужды. В Темаллине я ощущала горячее пульсирование земли. Так же, как и у бабушки, у меня была очень тонкая, чувствительная связь с музыкой, и я могла полностью отдаться и раствориться в ней. Я уже давно этого не делала, а во время последней попытки хоть и попала в Виннлу, но при этом чуть не соскользнула в царство мертвых.
Но сейчас все было по-другому, меня не ждало ничего мрачного. Я спокойно дышала, сосредоточившись на том, что хотел сказать мне ветер, и вдруг я услышала песню. В звуке, с которым ветер свистел над дюнами, содержалась мелодия, и я могла ее слышать.
Пустыня пела песню, а песня принесла с собой видения. Перед моим взором предстал образ прекрасной женщины. Ее длинные, светлые волосы ниспадали на плечи, она стояла в дожде из цветов и постоянно повторяла три слова: «Меррум се лири».
Понемногу я осознала, что песня унесла меня за собой, и постепенно пришла в себя. Я сидела ошарашенная на дюне, в то время как полная луна неизменно продолжала светить, так, будто ничего не случилось. Что это может означать? Я знала, что у каждого элемента есть своя мелодия, и они часто приносили с собой видения. Я снова прислушалась к песне и теперь, когда обратила внимание, снова смогла различить слова. «Меррум се лири». Я прислушалась. Песня всё это время была здесь, с самого первого дня, как я появилась в Беларе. Но я не знала, что могут означать эти слова.
— Пустынная песня, — прошептала я и повторила слова, чтобы понять их значение.
Но я не так хорошо знала древний язык, а сейчас уже было слишком поздно, чтобы вытаскивать кого-то из постели.
Я с трудом поднялась и пошла обратно к драконьему загону. На полпути я встретила Торина, было похоже на то, что он, как бы случайно, собрался посмотреть, чем я занимаюсь.
— Всё в порядке? — спросил он вскользь.
— Да, — хрипло ответила я, направляясь к костру, который всё ещё горел перед драконьими загонами. Грегор Кёниг и Рамон уже уши спать. Лишь Леннокс всё ещё в одиночестве сидел у костра и угрюмо смотрел на пламя.
— Ты смог её отловить? — спросил он, когда мы подошли, и подмигнул. — Тогда мы наконец-то можем пойти спать. В последний раз на более-менее приличной кровати, перед тем, как ещё только будем ночевать в спальных мешках.
Леннокс встал и потянулся. Он уже собирался пойти к спальной палатке, что стояла возле загона.
— Тебя ведь что-то беспокоит? — спросил Торин и Леннокс остановился. — Прости, что я вышел из себя, Сельма.
Он посмотрел на меня взглядом, просящем прощение.
— Ладно уж, — ответила я. — У меня всего лишь было видение, принесённое ветром. Может вы говорите на древнем языке и знаете, что означает «Меррум се лири»?
Торин покачал головой.
— Без понятия. Похоже на заклинание.
— Я думала о том же, — задумчиво сказала я.
— Но для чего оно? — спросил Торин.
— Я не знаю, — ответила я. — Но покину Белару только тогда, когда выясню.
— Как хочешь, — сказал Леннокс. — Мы уезжаем завтра утром, Торин. Ты ведь знаешь, что на этот раз, нам придётся возвращаться на драконах самим, без Грегора Кёниг. Ему нужно вести лекции, и рано утром он исчезнет. Багаж тоже заберут рано утром и, возможно, тут же демонтируют параллельную раму. Тогда мы с драконами застрянем в пустыне.
— Я знаю, — нерешительно ответил Торин и задумчиво посмотрел на меня.
— Вам не обязательно меня ждать, — резко сказала я и потушила костёр. — Я и сама справлюсь.
Затем я отправилась к дому Седони, где хотела лечь спать.
Но сон так и остался мечтой, потому что я никак не могла успокоиться. Я снова и снова прислушивалась к ветру и слышала мелодию. И постоянно погружалась в видение и прослушивала эти три слова, которые произносила девушка со светлыми волосами. Но даже на двадцатый раз я так и не поняла их смысла.
Когда начало светать, я быстро встала и, чтобы оставаться бодрой, приготовила кофе.
По привычке я приняла эссенцию колючей функии и слишком поздно заметила, что этим закрыла доступ к видению. Но это было не важно, поскольку я хорошо его запомнила. Примерно в шесть утра я послала Нурии сообщение, в котором рассказала об открытии, произошедшем прошлой ночью. Я с нетерпением ждала ответ, но она, похоже, закрыла своё сознание.
Я нетерпеливо кружила по дому Седони, погладила большую, песочного цвета кошку, которой не нравилось моё беспокойство, поэтому она вскоре выпрыгнула через окно на улицу. Тогда я решила, что пришло время разбудить бабушку.