Как же он был наивен! Узы крови оказались куда более сильными, чем все ее чувства к нему. Даже нося его дитя, она предпочла стать предметом местных сплетен, но не признаться отцу, что была близка с одним из Хановеров. Что ж, теперь Флер придется заплатить за все. Возможно, она уже оправилась от первого шока, вызванного их сегодняшним разговором, и снова полна решимости защитить отца, но это ничего не изменит, и ничто ее не спасет. Если она уже успела посоветоваться с юристом, тот наверняка предупредил Флер, что ей не стоит встречаться с Мэттом наедине, без свидетелей, и что ей нужен юридический советник. Конечно, она могла также и поддаться панике, схватить сына в охапку и попытаться сбежать с ребенком, ведь если она не решилась бросить своего старого отца на произвол судьбы ради него, Мэтта, ради ребенка, возможно…

Его горькие мысли прервал тонкий лучик света. Кто-то перелезал через ограду.

Флер и без фонарика нашла бы это место в ограде, где перелезть было проще всего. Ее тело не забыло даже точного количества шагов, которое отделяло ее теперь от амбара, где ее всегда ждал Мэтт, от того места, на которое она то и дело смотрела все последние шесть лет, чувствуя, как ее сердце истекает кровью. Сейчас тропинка показалась ей намного уже и темнее, наверное, заросла, заброшенная хозяевами. Она медленно продвигалась вперед, повторяя про себя, что не должна была бы этого делать. Впрочем, что еще ей оставалось? Всю вторую половину дня она провела у телефона, и ее рука десяток раз тянулась к трубке. Позвонить адвокату, объяснить ситуацию, не называя имен. Просто сообщить, что внезапно объявился отец Тома и предъявляет права на сына…

Но всякий раз Флер останавливала себя — она прекрасно знала Мэтта: как только к делу подключатся юристы, его больше нельзя будет образумить. Она уже не сможет попытаться заставить выслушать ее, понять ее чувства. Надежда на это была весьма иллюзорной. Если бы она оказалась на его месте, то отнюдь не вела бы себя благоразумно. Мэтт был деликатнейшим и нежнейшим из мужчин, но он наверняка изменился за эти шесть лет. К тому же не приходится винить его за то, что он так разозлился на нее…

Флер замерла на месте, не зная, двигаться ли ей вперед или лучше убежать прочь, но тут рядом под чьими-то ногами хрустнула ветка. Она вскрикнула, не столько от страха, сколько от неожиданности, и в тот же миг кто-то зажал ей рот и сильная рука притянула ее за талию.

— Ради бога, Флер! Ты же не хочешь, чтобы вся деревня была в курсе наших дел?

Мэтт! Разве она могла не узнать его? Запах Мэтта был самым родным для нее, она наизусть знала каждую линию его тела и сейчас не сомневалась, что смотрит прямо ему в глаза, хотя в темноте не было видно ни зги. Он был первым и единственным мужчиной в ее жизни, и теперь от его прикосновения все ее чувства вспыхнули, как новогодний фейерверк. Одно бесконечно длинное мгновение Флер боролась со своим желанием прильнуть к нему, позволить ему делать с ней все что угодно, только бы он продолжал держать ее в своих объятиях и никогда больше не расстался с ней!

Однако, если он одной рукой поддерживал ее за талию, не давая упасть, вторую Мэтт все еще держал на ее губах, как бы отталкивая ее от себя прочь, поэтому Флер не оставалось ничего иного, кроме как помотать головой в знак того, что она не собирается впадать в истерику. Он сразу же отпустил ее и решительно отступил назад, наполняя Флер чувством глубокого уныния и одиночества.

— Болван! Ты меня напугал, — резко проговорила она.

— По-моему, ты сама себя прекрасно напугала, — ответил он, ловя ее за запястье. — Что это?

— Нормальный фонарик, — пробормотала она. — Просто у него садятся батарейки.

— И ты еще называешь меня болваном?

Весь день Флер гадала, какими окажутся первые слова их диалога. Наверное, такими же жесткими, как и при предыдущей встрече, по крайней мере тон Мэтта не сулил ей ничего хорошего. Конечно, в глубине души она продолжала надеяться, что, увидев ее снова в тот самом месте, которое было приютом их любви, Мэтт немного оттает и все пойдет по-другому… Но такое начало разговора не могло привидеться даже ее очень пылкому воображению.

— Я тоже рада тебя видеть.

— Ты могла в темноте сломать ногу.

Флер небрежно пожала плечами:

— Или шею. Тебе бы это понравилось еще больше.

— Вовсе нет. — Он снова схватил ее за руку, на этот раз жестко и твердо. — Я предпочел бы сделать это сам.

Флер не нашлась что ответить, но он не стал дожидаться, а повернулся к ней спиной и зашагал к амбару. Она поборола мгновенное желание убежать прочь — что толку? Разве что взять Тома и уехать, чтобы провести остаток жизни, прячась ото всех? Она не смогла оставить отца шесть лет назад, как ни умолял ее Мэтт. Нет, она не могла бросить умирающую мать и отца на грани нервного срыва.

Разумеется, она не сделает этого и теперь, когда вообще все в их жизни зависит от нее. Что бы там ни задумал Мэтт, ей не избежать своей участи.

Мэтт распахнул дверь амбара, пропуская ее вперед. Внутри было сухо, и зажженная газовая лампа по-прежнему освещала старый диван, на котором они провели столько времени, вместе представляя свое будущее.

— Тут ничего не изменилось, — проговорила Флер, предпочитая разглядывать мебель, а не лицо холодного незнакомца с голосом Мэтта.

— Лампа новая. Старая вся проржавела.

— Ты позаботился и об этом? Мне бы никогда в голову не пришло…

— Наверное, у тебя полно других дел. Что ты сказала своим сегодня? Предполагается, что ты отправилась к кому-то в гости?

Вот как? Кое-что, значит, не изменилось! Это был первый вопрос, который Мэтт всегда задавал ей, когда она приходила на свидание с ним. На один короткий миг Флер понадеялась, что и дальше все пойдет наилучшим образом, почти поверила, что, обернись она сейчас к нему лицом, Мэтт рассмеется и заключит ее в объятия. Скажет, что он вернулся к ней, что никогда ее больше не покинет…

Однако Мэтт не пошевелился; он стоял, засунув руки в карманы длинного дорогого кашемирового пальто, с виду все тот же, но по сути совсем другой человек. Он стал старше, и несколько седых прядей посеребрили его виски, тонкие черты лица стали резче, определеннее. Уже мальчишкой и подростком он был красив, а теперь, достигнув зрелости, стал просто неотразим.

И к тому же, вне всякого сомнения, Мэтт был успешным человеком — даже малейшие детали его одежды свидетельствовали об этом, он источал уверенность и напор человека, знающего, чего он хочет, и не приемлющего отказа. В этом, впрочем, Мэтт не особенно изменился, подумала Флер, припомнив, как он сокрушил все ее сомнения относительно их брака, убедил ее, что для них это единственный выход.

В ее воображении Мэтт оставался верен принесенным им брачным обетам, но сейчас ей приходилось признать, что стоявший перед ней мужчина уже не был тем Мэтью Хановером, за которого она вышла замуж, — прошло столько лет, он не мог забыть о своей мужской природе. Разумеется, его окружало множество прекрасных и соблазнительных женщин…

Флер поспешно отвернулась, охваченная столь неожиданно переполнившей ее ревностью. Реальность не оставляет места мечтаниям! Ноги у нее подкосились, так что она почти упала на диван.

Мэтт, хотя до того и был преисполнен решимости не дотрагиваться до Флер, сделал было шаг вперед, чтобы поддержать ее, но, к счастью, она добралась до дивана быстрее и вообще не заметила его порыва. Да, все пошло не так, как он ожидал. Все казалось намного проще, когда этим утром он разглядывал ее из окна своей спальни, — она была красиво одета и, очевидно, полностью держала свою жизнь под контролем. И змея ревности, пожиравшая его и твердившая, что столь привлекательная женщина не станет дожидаться его возвращения, шепнула ему, что у Флер наверняка кто-то есть…

Но сейчас она была без косметики и без прически, в одежде, которую наверняка использовала для работы в теплицах.

— Ну так что? — отрывисто спросил он, подавляя желание смягчиться. — Вряд ли ты сказала своему отцу, что отправилась на встречу со мной.