Я заморгал и отвернулся.

— Ритуальная магия? Я думал, что нынче больше предпочитают немедленное воздействие.

— Вы знаете много чего, для старика.

— Это свойственно возрасту. Нахватаешься тут и там.

Она обернула одеяло вокруг тела и теперь босиком прошлёпала ко мне, чтобы потом занять место за столом.

— Ритуальная магия медленнее, чем прямое сотворение заклинания, — она говорила тихо. — Но такая магия намного могущественнее. С её помощью можно сделать кое-что другое. Магию, которая сохраняется в течение продолжительного времени.

Она закрыла книгу, откинулась назад и интонировала песнопение, в котором было так много гортанных звуков, что я испугался за её горло. В течение всего этого времени я не двигался. Я не знал, что она делает, и не хотел её отвлекать или нечаянно попасть в радиус действия того, что она создавала прямо сейчас.

На одно мгновение в комнате стало темнее, свеча почти потухла, даже огонь в камине немного осел, и я задрожал от неестественного холода. Я почувствовал обычное давление на виски, потом, как оно снова исчезает.

— Готово, — сказала она и устало облокотилась на спинку стула.

— Что это было?

— Я заперла дверь. Никто не сможет открыть её до рассвета.

— И я тоже?

Всё ещё не открывая глаз, она затрясла головой.

— Никто. Кроме меня. Только когда я прикоснусь к двери, заклинание будет снято.

Я прошёл к двери и потряс её. То есть, я попытался её потрясти. Она не двинулась с места. Я постучал по дереву: звук был примерно таким, будто я прикоснулся к каменной плите.

— Впечатляет.

Я посмотрел в её сторону. Она сидела, облокотившись на спинку стула, глаза закрыты, голова откинута назад. На её шеи я заметил небольшую рану, которую нанёс ранее.

— Этому учат в храмах?

Она медленно покачала головой.

— Нет. Ритуальную магию почти больше не используют. Она требует слишком большой концентрации.

Я прошёл к моей, нет нашей кровати и сел на соломенный матрас. Хозяин постоялого двора постарался: верёвка под рамой была туго натянута, матрас заполнен свежей соломой.

Кровать была примерно наполовину шире, чем моя старая и занимала намного больше места в комнате. У подножия я увидел мой свёрток, рядом лежал её. Её был намного больше моего, что меня совсем не удивило, потому что я уже давно привык путешествовать налегке.

В стену были вбиты стабильные крючки, там она аккуратно повесила свои доспехи и одежду. Её шерстяные нижние одежды висели над каминным щитом, достаточно близко, чтобы к утру высохнуть, но достаточно далеко, чтобы не загореться.

Свеча на столе, мерцание огня в камине, её вещи, развешанные здесь по комнате, и, наконец она сама, в тонкой ночной сорочке, завернутая в одеяло, чтобы согреться и босиком: всё это странным образом тронуло меня.

Я прислонился к спинке кровати. Может быть и было возможно спать вместе, не прикасаясь к ней, но я в это не верил.

Не смотря на огонь, в комнате было прохладно. Холод поджидал за стенами и в течение ночи он просочится, проникая всё глубже в то, что мы люди, называем прибежищем.

Уже сейчас на внешней стене образовались мелкие кристаллы. Холод и жара имели что-то общее, и тот и другое проникали через стены.

Я прошёл к окну и отодвинул в сторону тяжёлую кожу зимней занавески. Оконная ставня была прочной и лучшего качества, как и всё на этом постоялом дворе. Старое, но отлично сделанное.

Петли были из латуни, железные обручи укрепляли ставню, посередине находилась вертикальная заслонка, бойница для арбалета, тоже утеплённая пеньком и жиром. Всё было покрыто тонким слоем льда. Здесь, в оконном проёме, в пространстве между деревянной ставней и тяжёлым кожаном занавесом, холод собирался словно зверь, поджидающий свою жертву.

— Что вы думаете? — спросила она за моей спиной. Мне не нужно было поворачиваться, я чувствовал её, ощущал запах: аромат роз и тот, что был присущ ей. Я прислонился лбом к ставне и почувствовал холод дерева.

— Я задаюсь вопросом, как такое случилось, что все мы находимся в этом месте. Здесь и сейчас.

Я убрал голову от окна, тщательно закрыл кожаный занавес и посмотрел на неё.

— А это имеет значение? — спросила она. — Моё путешествие было напрасным. Вы не тот, кого я ищу. Поэтому я продолжу путь без вас. Это место всего лишь остановка.

Я подошёл к моей связке у подножия кровати, открыл её и некоторое время рылся, пока не нашёл то, что искал. Ножом я вскрыл пломбу на крышке деревянного цилиндра и осторожно вытащил бронзового цвета бутылку из её соломенного ложа.

Как долго я носил эту бутылку с собой? Десять лет, двадцать? Я больше не знал, казалось, что она у меня уже целую вечность. Нашлись также два жестяных кубка. С ними и с бутылкой в руке я направился к столу и сел рядом с Лией. Когда я поставил бутылку и кубки на стол, она посмотрела на них с очевидным удивлением, потом перевела взгляд на меня.

— Я думала, вам не нравятся бабья болтовня?

— А вам не обязательно болтать.

Я разглядывал бутылку. Бронзового цвета стекло выдавало её происхождение — такие бутылки наполнялись только в одном месте плоской земли.

— Ортентальсткое вино эльфов? — спросила она, приподняв вверх бровь. — Какое неожиданное сокровище.

— Вы не любите вино?

— Я этого не говорила, — она посмотрела на меня. — Чем я заслужила такую честь?

Я вскрыл ножом пломбу на пробке. Углубившись в работу, я размышлял, что и прежде всего, как мне ей ответить. Я осторожно вкрутил штопор в пробку и откупорил бутылку. Запах тяжёлого вина сразу же достиг моего носа.

Легенда гласила, что в противоположность другим расам, эльфы появились не на этой земле. На их родине существовало вино, такое хорошее и тяжёлое, что могло даже вызвать зависть богов. Вино с магическими свойствами, вино столь превосходное, что смертный, который испил его, становился зависимым от этого напитка.

Легенда также гласила, будто несколько виноградин прибыли сюда с эльфами, и от них произошла одна единственная виноградная лоза, а уже от этой лозы, в свою очередь, возникли виноградные поля Ортенталя. Давным-давно я сам был там, и видел виноград собственными глазами.

Казалось, склон был окутан жидким золотом, каждая виноградина светилась в золотистом свете, как будто сама впитала в себя силу солнца. Поговаривали, что лозы не могут расти за пределами Ортенталя, а также, что это магия эльфов, с помощью которой они благословили то место, чтобы виноград хорошо родился. Да и вообще, об эльфах много чего болтали.

В любом случае, вино было превосходным, и его можно было встретить в основном только за столом князей, королей и богатых настоятелях.

— Смотрите на это, как на извинение, — попросил я, когда наполнял её кубок.

Вино было тяжёлым, и текло медленно, золотистая жидкость создала для моих усталых глаз иллюзию золотых звёзд — изысканный, золотистый свет, наполнивший кубок.

А может это вовсе не иллюзия, потому что обычно я пил это вино в местах, где было светло. Возможно, я до сих пор просто этого не замечал.

Она молча смотрела, как я налил и себе тоже, а затем снова тщательно закупорил бутылку.

Я поднял мой кубок и посмотрел на неё. Она колебалась лишь мгновение, потом взяла свой. Наши оловянные кубки прикоснулись друг к другу, издав тихий звон.

— За то, чтобы ваше путешествие продолжилось, сэра Маэстра, и вы в конце своего пути нашли покой.

Она кивнула и сделала глоток. Пока я пил, я ощущал, как жидкое золото стекает по горлу, наполняя моё нёбо давно прошедшим летом. Я зачарованно наблюдал, как она сглотнула. Нет никаких сомнений, уже слишком давно я не наслаждался такой обворожительной кампанией.

— Что вас так гнетёт, Хавальд? — её глаза были направлены на меня, вопрошающие и внимательные.

— Я боюсь, что эта буря станет концом для многих, здесь на постоялом дворе.

Я поставил бокал на стол, встал и начал снимать доспехи и мои верхние одежды. Моя кольчуга, тяжёлая и неуклюжая, по сравнению с тонким мифрилем, из которого была сделана её, приземлилась на крючке рядом.