— Давай посмотрим. Во-первых, я забрал ребенка из лагеря без разрешения. Не знаю точно, какой закон запрещает это делать, но такой должен быть.

— И даже не один.

— Во-вторых, я незаконно переправил ее через границы многих стран.

— В-третьих, угон самолета, то есть взятие его взаймы у друга. Кстати, без его разрешения, — подсказала Дора с легкой улыбкой.

— Спасибо, чуть не забыл. Но Генри тут же отзовет свое заявление, как только я позвоню ему и объясню, как обстоит дело. Кроме того, несанкционированное приземление и ввоз в страну ребенка, не являющегося ее гражданином. Что, впрочем, можно оспорить моему адвокату.

Дора немного помолчала, ожидая продолжения списка, а когда Геннон не ответил, спросила:

— И это все?

— Это все, что я смог вспомнить. Не считая вторжения в частные владения и взлома. Об этом ты уже знаешь. Собираешься писать заявление?

— Не умничай, Геннон. После всего, что мы натворили, я уже давно твоя сообщница. Я имела в виду провоз наркотиков, контрабанду, производство оружия, словом, серьезные вещи. Если уж я буду просить друзей о помощи, мне надо знать все, и в первую очередь — что ты не… — она запнулась, подумав про себя: «Не преступник, использующий Софи и меня для прикрытия своих махинаций». Он обиженно смотрел на нее. Так, словно догадывался, о чем она думает. — Ладно, я ведь очень мало о тебе знаю, — тут ей в голову пришел еще один вопрос, и она решила прояснить ситуацию. — Геннон, если Софи — твоя дочь, почему ты не воспользовался официальными каналами?

— Ты думаешь, я не попробовал сначала этот путь? — Джон откинулся в кресле с видом смертельно уставшего человека. — Мы были не в том месте, где можно провести анализ крови за считанные часы.

— Да, в этом ты прав. Но то, как ты увез ее…

— Было ли это актом отчаяния? — Несмотря на боль и усталость, его взгляд вдруг стал острым как бритва. — Да. Я был в отчаянии. Я не мог оставить ее там, пока будет поворачиваться эта тяжелая бюрократическая машина.

— Они знают, что это ты увез ее?

— Конечно, знают! Именно поэтому мне пришлось воспользоваться самолетом Генри. Я бы никогда не прошел с ней через кордон. И никогда не смог бы попросить своего друга нарушить закон и отвезти нас.

— Но ведь ты не стал так же беспокоиться, когда втянул меня в эту историю, — заметила она, неожиданно разозлившись.

— Может, и так. Но я собираюсь кое с кем переговорить и как можно скорее все утрясти.

— В первую очередь ты должен поговорить со своим адвокатом. Он наверняка сможет выправить временные документы для Софи, и девочка будет здесь жить на законных основаниях. — Дора помолчала. — Можно будет использовать и твои связи в прессе. Если на твоей стороне будет пара влиятельных газет, вся страна станет следить за этим делом с сочувствием.

— Спасибо, но мне не нужна такая реклама.

— У меня тоже есть некоторое предубеждение против повышенного интереса общественности. Но это может здорово помочь, когда тебя арестуют.

— Думаешь, они собираются запереть меня в камере?

— Трудно сказать, как все обернется. Ты ведь нарушил международные законы. И вполне возможно, что боснийские власти потребуют немедленной отправки Софи на родину, к матери…

— Ее мать мертва, Дора.

Мертва. Какое пустое и холодное слово. Дора пыталась найти слова сочувствия и не находила их. Все, даже самые ласковые, слова в эту минуту ничего не значили. Джону нужна была конкретная помощь.

— Ты можешь это доказать?

Геннон вздохнул с облегчением. Она ничего не спросила. Но раньше или позже спросит. Тогда он расскажет ей всю историю, но будет ли она так же помогать ему, если узнает все?

— У меня нет свидетельства о смерти, если ты это имеешь в виду. Я даже не знаю, где она похоронена. У меня есть лишь письмо, в котором сообщается о ее смерти. Его написала женщина, бывшая с ней до последней минуты. Она умоляла меня забрать Софи и позаботиться о девочке.

— Ты уверен, что Софи — твоя дочь, Геннон?

Он спрашивал себя об этом тысячи раз, пока искал девочку. Сейчас это уже не имело значения. Одного признания умирающей женщины было достаточно. Все, что он знал, — ребенок в лагере беженцев. Об этом сообщало письмо. Правда, за то время, пока оно шло, все успело измениться. Но когда он попал в лагерь и увидел крошечную черноволосую девочку, он узнал ее. Но кто в это поверит?

— У меня есть фотография моей матери, где ей около двух лет. Софи — ее точная копия.

— Это может помочь, — кивнула Дора.

— Анализ крови — еще одно свидетельство в мою пользу. Когда приедет врач? — с нетерпением спросил Джон.

— Сейчас у него операция. Будет в течение часа. Хочешь, я приготовлю поесть?

Геннон покачал головой.

— Лучше позвоню адвокату, а потом полежу.

Дора ушла готовить постель. Пока он будет спать, она сможет подумать в тишине, кому позвонить. Возможно, ее адвокату, да и Фергусу тоже.

Дора поправляла одеяло, когда почувствовала, что Джон за ней наблюдает.

— Уже все уладил? — спросила она беззаботно.

— Да. Мне пообещали оформить для Софи легальные документы, когда я соберу доказательства ее прав на получение гражданства. Адвокат также свяжется с Генри и позаботится о ремонте самолета. Когда все будет готово, мы вместе пойдем в ближайший полицейский участок, и я напишу заявление. Имеешь какие-то возражения? — спросил он.

— Ты никому не причинил вреда, — пожала плечами Дора.

— Это так. Но я нарушил чертову уйму законов.

— Тогда пользуйся моментом и отдыхай на удобной кровати. В камере совсем не такие комфортабельные условия.

— Откуда такие сведения, из опыта? — На его лице появилась полуулыбка.

Она пожала плечами.

— Ты и сам знаешь, как это бывает.

— Нет, не знаю. Расскажи мне.

— Однажды я задумала стать актрисой и даже получила крохотную роль в сериале про полицейских на телевидении. Я провела много часов в камере. Должна тебе сказать, именно это и отвратило меня от карьеры на телевидении.

— Кстати, а чем ты зарабатываешь на жизнь? Ты сказала, что познакомилась с Ричардом на работе.

— Нет, я сказала, что нас познакомила моя сестра. Она — модель, наверное, ты о ней слышал. Ее зовут Поппи Кавана.

— Ну, я не слишком много времени трачу на чтение модных журналов. — Он прищурился. — Ты похожа на сестру?

— Немного.

— Может, я и видел ее фотографии. — Джон хотел было пожать плечами, но ребра тут же дали о себе знать. — То-то я был уверен, что твое лицо мне знакомо…

— Должно быть, так и есть. — Доре хотелось уйти от этого разговора, она принялась взбивать подушки с гораздо большей энергией, чем требовалось. — Вот так! Теперь все как надо. Ты уверен, что не стоит принять обезболивающее? — спросила она, собираясь уйти, хотя больше всего на свете ей хотелось прилечь рядом с ним и ждать, устроив его голову на своей груди, пока он заснет.

— Не думаю, что лекарства в твоей аптечке мне серьезно помогут.

Его голос звучал как-то странно, как будто он говорил совсем не о том. Дора не удержалась и повернулась к Джону. Но, что бы она ни услышала в его голосе, лицо Геннона оставалось бесстрастным и спокойным.

— Ладно, уверена, что доктор пропишет тебе что-нибудь более подходящее. Ложись и постарайся немного поспать. Не беспокойся за Софи. Я о ней позабочусь. — Дора была не в силах уйти. В ее глазах застыла неуверенность. — Доверяй мне, Геннон. Я никуда не пойду. Это теперь и моя проблема, а не только твоя.

Он кивнул и начал расстегивать рубашку. Губы Доры пересохли, когда обнажилась его смуглая грудь, поросшая черными вьющимися волосками. Подняв голову, он понял, что Дора все еще стоит, глядя на него.

— Я очень ценю твою заботу, Дора. Но мне кажется, будет лучше, если ты оставишь мне хотя бы эти простые действия совершать самостоятельно, — сказал он.

Она залилась краской и вышла.

Софи проснулась, капризничая и требуя папу. Дора, как могла, успокоила малышку. Отнесла ее на кухню и дала молока и печенья. Позвонил Брайан и сообщил, что доктор Крофт ждет внизу, утверждая, что прибыл по вызову.