— Включить музыку? — спросил он, видя, что она надулась.

Кэтрин скривила губы и пожала плечами. Волшебные звуки Дебюсси не смогли успокоить ее. Чувство беспомощности и невозможности переломить ситуацию заставляли ее испытывать сильное желание кричать и царапаться, но она не собиралась доставлять ему удовольствия, неожиданно поняв, насколько сильно он задел ее чувства в действительности. Она инстинктивно понимала, что одиночество и Ред были тем сочетанием, которого она должна была бы избегать.

Он остановился только один раз, и то по ее просьбе.

На удивление, он все еще сохранял достаточно сил и бодрости. Она же чувствовала себя, как выжатый лимон.

— Аллапул, — объявил он, когда они проезжали городок, живописно раскинувшийся на берегах залива. — В ясную погоду здесь можно увидеть русские рыболовецкие суда, — он показал рукой в сторону моря.

Ночь была на исходе, и слабый утренний свет освещал окружающие холмы, покрытые плотными облаками тумана. На горизонте они превращались в горы, угрожающе темные, мрачные, а море лишь угадывалось вдалеке. Привыкшая к аккуратно огражденным полям, она чувствовала угрозу в окружающей дикой природе.

— Ты еще многое увидишь.

— Вряд ли я останусь здесь достаточно долго, — возразила Кэтрин. — Нам еще далеко ехать? Я уже устала. — Ей казалось, что еще немного, и она упадет без чувств.

— Двадцать пять миль. И не думай, что мы уже в самой глуши, — заметил он.

Она была почти рада, что не пришлось искать защитные реплики — они ехали по проселочной дороге, временами весьма опасной. Ред должен был собрать все силы, чтобы благополучно доехать до цели. Кэтрин хотелось кричать от страха, когда они делали очередной опасный поворот, она не могла не заметить, как спокойно и уверенно Ред вел большой автомобиль.

Кэтрин оглядела просторную, почти без мебели кухню. Сложенный из камня камин занимал почти всю стену. В центре находилась плита, дрова для нее были аккуратно сложены в сторонке.

К ее удивлению, в доме были все современные удобства. Потолок, состоявший из балок, был низким, выкрашенным светлой краской, и это придавало помещению легкость и уют.

— Здесь довольно мило, — нехотя признала она, в ее голосе слышалось неподдельное удивление.

Ред бросил принесенные сумки на длинный обеденный стол.

— А чего ты ожидала? Отсутствия водопровода, электричества и туалет во дворе? — Он насмешливо взглянул на нее. — Как будто я могу подвергнуть столь нежный редкостный цветок таким страшным испытаниям!

«Нежный цветок» резко выбросил кулак в его сторону, но он ухитрился отклониться от удара.

— Ты ждешь благодарности?

— Благодарности от Келвеев? Едва ли. А сейчас помоги-ка лучше мне внести вещи.

Она обратила внимание на то, что он взял в руки белый конверт, лежавший на столе, и вскрыл его.

— Сам неси свои вещи, — капризно отрезала она. Кэтрин заметила на конверте его имя, написанное округлым женским почерком, и почему-то огорчилась. Глаза Реда потемнели, и он сунул письмо в карман брюк.

— Если вам нужны ваши вещи, мисс Келвей, я не собираюсь выполнять роль лакея. А если ты собираешься обследовать дом, то будь осторожней, это единственная жилая комната внизу. Я переделываю дом комната за комнатой, и некоторые из них находятся пока в полном беспорядке.

— Я хочу домой, Ред, — сказала она; в ее дрожащем голосе послышалась жалобная нота.

Ред поставил свою ношу на вымощенный каменными плитами пол и захлопнул тяжелую дубовую дверь. Задумчивые глаза скользнули по легкой фигурке Кэтрин.

— Разведи огонь, — сказал он, заметив, что она дрожит и обхватила себя руками, чтобы согреться. — Спички в нижнем ящике шкафа.

То, что он был твердо уверен в том, что она сразу же бросится выполнять его поручение, вновь воспламенило ощущение творящейся несправедливости.

— Я сказала тебе, что хочу домой, — повторила она. Невероятно, как ему удалось заманить ее сюда. Еще больше оскорбляло то, что ее роль во всем этом была почти случайной; подумать только, просто инструмент, с помощью которого в ее отца вонзили и повернули нож… отвратительно.

— Я считал, что тебя выгнали из дома и тебе некуда идти, — произнес Ред, все еще отвернувшись. Он согнулся у огня и закатывал рукава. — А на самом деле ты планировала через пару дней вернуться и снова стать послушной дочкой своего отца? Уверен, что даже Карл примет тебя обратно, как только заметит ошибку в своих действиях. — Он повернул голову, его глаза презрительно сверкнули.

— Скорее я выйду замуж… — Ее грудь яростно вздымалась, пока она лихорадочно подыскивала худшую судьбу, какую только могла себе представить, — за тебя, чем за Карла.

Чувство триумфа покинуло ее сразу же, как только она увидела довольное выражение, промелькнувшее в его глазах.

— Будет о чем написать домой, не так ли, дорогая? — Его улыбка была коварной. — Твои слова следует расценить как предложение?

— Не будь глупцом, — отрезала Кэтрин, сбитая с толку его реакцией. — Где спички? — спросила она с целью скорее отвлечь его, чем помочь.

Ироническая улыбка дала ей понять, что ее тактика была легко им разгадана.

— В нижнем ящике шкафа, — повторил он, не обращая внимания на ее вызывающий взгляд. — Спасибо. — Он задержал ее руку в своей, когда она передавала ему коробок, большим пальцем ласково погладил внутреннюю сторону ее запястья.

Прежде чем Кэтрин отдернула руку, ее удивленные глаза на секунду встретились с глазами Реда. Как будто электрический разряд пронзил ее с головы до ног. Это длилось секунду, потом все исчезло и не оставило неприятного чувства. И все же вскоре она рухнула в виндзорское кресло с высокой спинкой, боясь позорно свалиться без чувств.

— Почему ты так нас ненавидишь?

Раздалось шипенье, и огонь стал разгораться. Когда он повернулся, его глаза блестели, как драгоценные камни. Он выпрямился с элегантностью, которая была его неотъемлемой частью.

— Нас?..

Кэтрин глубоко вздохнула; теперь она собиралась добраться до самой сути запрещенной темы. Она уже не ребенок, от вопросов которого можно отмахнуться.

— Ты же знаешь, что я имею в виду, — нетерпеливо отозвалась она. — Какой грех совершили Келвеи? — Этот вопрос волновал ее почти всю сознательную жизнь. Это была не просто антипатия с его стороны, это было что-то гораздо более сложное. Под маской его обычного презрения скрывалось нечто, ускользавшее от нее.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь? — В его голосе появились нотки недоверия.

— Я знаю, что твоя мать была лишена наследства своей приемной матерью и убежала, потому что… — Она внезапно смутилась, ей было трудно откровенно обсуждать жизнь Реда… Она опасалась, не выглядит ли ее любопытство грубым и неуклюжим. Но в то же время была уверена, что все это связано с настоящим, ей хотелось наконец-то докопаться до сути.

— …Потому что была беременна мною, — закончил Ред. На его губах появилась циничная усмешка. — Банально, но точно. Не надо скромничать — я могу вспомнить несколько случаев, когда в ярости ты бросала эти факты мне прямо в лицо.

Кэтрин глубоко вздохнула, на губах ее горели слова горячего отрицания.

— Я… — Обиженная, она поняла, что его обвинения были правдой. Иногда она бывала несносной.

— Мы жили вдвоем с матерью до того, как мне исполнилось десять лет. Не буду утомлять тебя подробностями нашей жизни, которая по твоим меркам, думаю, была нищенской, — проворчал он. — В то время она узнала, что больна и, вероятно, вскоре я стану сиротой.

Кэтрин напряглась, слушая этот монолог, произносимый ровным голосом. Ее глаза потемнели при мысли о дилемме, стоявшей перед незнакомой женщиной; она думала о том, смогла бы она, никогда не сталкивавшаяся с жестокой реальностью, решиться одна воспитывать ребенка?

— Поэтому она проглотила свою гордость и решила вернуться в семью. Приемная мать Эвелин к тому времени умерла, у нее не было прямых наследников, и она оставила наследство твоему отцу, своему племяннику, указав, что он несет ответственность за ее внука в случае смерти его матери. Скотт напомнил это условие моей матери и заявил, что она же еще жива. — Реджинальд поднял глаза на застывшее от ужаса лицо Кэтрин.