Налив в чашки чай и кофе, она поставила их на поднос и направилась в гостиную. С благодарностью приняв протянутую ему чашку кофе, Адам виновато улыбнулся.

— Прости, что разбудил тебя. Я, наверное, разговаривал во сне. — Голос его уже звучал ровно и спокойно.

— Ничего, — отмахнулась Селма. — Ночью эти места выглядят загадочными, почти мистическими.

— Да, — согласился тот.

— Лес кажется таким живым. Все эти растения, животные и насекомые, которые вносят свою лепту в жизнь Вселенной… Это вызывает чувство, сродни благоговению, правда?

— Да. — Он улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься?

— Я вспомнил, как ты благоговела перед крокусом, вылезавшим из земли.

— Это же так интересно!

На какое-то мгновение их взгляды встретились, но Адам быстро отвел глаза и тихо произнес:

— То, что мне всегда в тебе нравилось, — это твое восторженное отношение к мелочам. Ты заставляла меня обращать внимание на вещи, которые я бы даже не заметил.

— Ты часто за это подтрунивал надо мной, — тихо сказала Селма, неожиданно охваченная чувством потери.

— Не поверишь — ты открывала для меня совершенно новый мир.

От таких слов — голова кругом. Молодая женщина прикрыла глаза и, переведя дыхание, промолвила дрожащим от волнения голосом:

— Я даже не знала, что у тебя возникали подобные мысли.

Недолгое молчание прервал его голос:

— Помню, когда первый раз встретил тебя: красивая, элегантная, в длинном вечернем платье. И полной неожиданностью было услышать от тебя: я люблю надеть ботинки и пойти в лес за молодой крапивой. Весной, ты сказала, из нее что-то очень вкусное можно приготовить.

— И я это помню, — заметила Селма, улыбнувшись.

— Ты продолжала что-то говорить мне, а я смотрел на твое элегантное платье, пил шампанское и никак не мог представить тебя в грубых ботинках и джинсах, продирающейся сквозь кусты в поисках каких-то листьев.

А на следующий день вдвоем отправились в лес за крапивой. Она захватила с собой бутерброды и кофе. Они бродили по лесу несколько часов. И каких часов! Ей казалось, что их, околдованных волшебными чарами, приютило сказочное царство.

Когда сидели на поваленном старом дереве, покрытом мхом, Адам поцеловал ее. Часы и минуты, которые предшествовали этому поцелую, были полны лихорадочного предвкушения. Они упали на траву одновременно, словно договорившись об этом заранее, мир для них перестал существовать. Селма смотрела ему в глаза, дрожа от возбуждения, и понимала, что сейчас происходит что-то необыкновенное, гораздо более прекрасное, чем то, что она испытывала до сих пор.

Воспоминания, воспоминания…

В саду раздался крик кукушки. Женщина медленно перевела дыхание.

— А что, если в этом лесу есть крапива? — спросил Адам со странным оттенком в голосе.

— Не знаю, возможно. — Селма почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Рука, державшая чашку с чаем, задрожала.

Оба молчали. Адам улыбнулся ей, потом протянул руки, взял ее лицо в свои ладони и стал целовать. Его губы были теплыми и нетерпеливыми.

По телу женщины пробежала горячая, приятная волна. Все чувства, навсегда, казалось бы, заснувшие, мгновенно ожили. Адам обнимал ее хрупкую фигурку, крепко прижимая женщину к своей груди. Отвечая на поцелуи, она растворилась в знакомых ощущениях. Стон вырвался из груди мужчины.

— Пойдем ко мне в спальню, — прошептал он нетерпеливо.

Тело Селмы трепетало в его сильных руках. И не было сил что-либо говорить.

— Пойдем?

— Я не могу.

— Почему?

— Это… это будет неправильно, — сказала и сама поняла, что похожа сейчас на жеманную девственницу. Но как объяснить этому человеку свои страхи? Как дать понять, что невозможно вернуться к тому, что уже было и безвозвратно утрачено?

Адам рассмеялся.

— Мы оба взрослые люди, ничем и никем не связанные. Мы хорошо знаем друг друга. Неужели для тебя это так ужасно, дорогая?

Слов для ответа не нашлось. Сильны были доводы рассудка, но сильнее оказался зов тела. Рассудок боролся с желанием плоти, с каждой минутой все меньше надеясь на победу.

— Ты меня хочешь, Селма?

— Да, — прошептала она, понимая, что лгать бесполезно. Тот слишком хорошо ее знал. Их все еще соединяла та магическая нить, которая возникла между ними с самой первой встречи. Они по-прежнему испытывали сладостное опьянение друг другом, огонь взаимной страсти. Тело женщины привычно откликалось на прикосновения рук и губ мужчины.

Он знал, как заставить ее тело петь от восторга, как вызвать к жизни самые глубинные чувства, чтобы ощутить себя любимой и единственной. Как долго воспоминания об этом болью отдавались в ее душе!

Но, возразил разум, разве только в физической любви дело, разве этого тебе достаточно? Откуда-то донесся другой, беззвучный голос: отдайся любви и забудь обо всем на свете.

— Нет, — со слезами в голосе промолвила Селма, — я не могу спать с тобой только потому… потому, что это приятно. Только потому, что это так… так… удобно!

Молодая женщина в отчаянии сжала руки, чувствуя, как на смену страсти приходит злость. А с ней и воспоминания о том, как звонил телефон в пустой квартире, потому что ее муж не ночевал дома.

— Забудь об этом! Я скорее умру, чем снова стану удобной партнершей!

Ее слова, полные тоски и мучений, отчетливо прозвучали в тишине. Адам ничего не сказал, только посмотрел на бывшую жену глазами, наполненными горечью. Он сделал шаг назад, словно больше не желая находиться с ней рядом.

— Какого черта тебе надо, Селма? Чего тебе всегда не хватало? Я отдал тебе все. Все! Но тебе было мало!

Разгневанный мужчина резко повернулся и зашагал прочь, не слыша шепотом произнесенного возражения:

— О, Адам, ты отдал мне не все. Нет, далеко не все.

Женщина завтракала в одиночестве. Адам работал в своей комнате и пришел на кухню, когда Селма уже наливала себе кофе. Вежливо поздоровавшись, он едва удостоил ее взглядом. Налив себе чашку кофе, сразу вышел.

Вот сейчас бы схватить свою сумочку, сесть в машину и уехать. Только далеко ли ты доберешься, если у тебя нет ни документов, ни машины, ни денег, ни даже адреса, куда можно направиться. Селма чувствовала себя в западне, что приводило ее в состояние, близкое к бессильной ярости.

Она пошла к себе в комнату, нашла бумагу, ручку, свой блокнот с записями, вышла на террасу и начала писать. Как ни странно, строчки ложились одна к одной, быстро, затейливо и интересно. Пожалуй, даже забавно, несмотря на мрачное вступление:

«Когда вас похитят и будут держать в непроходимых лесах, утешьтесь приготовлением блюда, которое вкусно не только в Индонезии, Малайзии, но и…»

В результате получился неплохой очерк. Но главный итог: пару часов автор написанных строк не думала о том, что мучило ее в последнее время.

За обедом Адама не было. Появился только к ужину. В комнате царило напряжение, плотное, как туман. Молчали оба.

Роза принесла им кофе, пожелала спокойной ночи и ушла к себе. Адам сдержанно произнес:

— Я хочу спросить тебя кое о чем.

— О чем?

— Что произошло? Я так и не понял, что случилось четыре года назад.

Селма почувствовала, как у нее снова участился пульс, стало трудно дышать.

— Наш брак… он просто больше не был нужен.

— Непонятно. Что ты, собственно, имеешь в виду?

— Мы фактически стали жить постоянно врозь! — выпалила Селма дрожащим голосом. — Нельзя сохранить семью, если люди не видятся друг с другом!

У мужчины заиграли желваки на скулах.

— Все в нашем браке было прекрасно до тех пор, пока ты не стала исчезать из дома.

Она чертыхнулась про себя — ей совсем не хотелось препираться.

— Я-то находилась дома большую часть времени!

— Но только не тогда, когда я возвращался домой, — жестко парировал мужчина. — Что-то случилось, и в результате изменилось все.

Да, изменилось — в ее мозгу, в ее восприятии. То, что вначале казалось нормальным, потом стало выглядеть по-другому.