Она не хотела звучать легкомысленно, но Иррис фыркнула, а Шарон помрачнел.
— Не бросай ее, ради Граций, Печаль. Нужно выразить хоть немного уважения.
— Я не собиралась швырять ее через плечо, — Шарон не ответил, но Печаль отвлекла его. — Все готово к возвращению? — спросила она, не дав ему снова отругать ее.
Он кивнул.
— Я послал птицу во время пересадки. Бумаги будут готовы к нашему возвращению. Тебе нужно подписать их, потом их подпишем мы. А потом на них поставят печать, и ты будешь заменой канцлера в Ранноне. Мы подготовим и бумаги, чтобы сообщить о твоем намерении быть избранной официально и провести выборы через три месяца.
Печаль глубоко вдохнула.
— Думаю, лучше послать весть Мире в Риллу и другим послам в Нирссее, Астрии и так далее, чтобы предупредить о перемене. Уверена, другие правители и лидеры найдут, что спросить.
— Сокольничему было сказано выбрать самых быстрых птиц и готовить их. Но насчет послов… — начал Шарон, нахмурился, вдруг смутившись. — Нужно что-то сделать с атташе Корриганом.
Иррис напряглась рядом с Печалью. Печаль не смогла скрыть отношения с Расмусом от лучшей подруги, хоть они трое от этого были в опасности. Иррис не одобряла, но ни за что не выдала бы их. Иррис смотрела в книгу, и Печаль нахмурилась и сказала:
— Почему? Что он сделал?
— Его внимание к тебе начинает у некоторых вызывать удивление.
— Внимание ко мне? — Печаль ощущала, как нагревается кожа, и молилась, чтобы вице-канцлер не заметил. — Не понимаю.
— Мы — я и некоторые из Йеденвата — переживаем, что его чувства к тебе больше не платоничны. Ты заметила, как он смотрит на тебя?
— Он — мой друг, он заботится обо мне, — Печаль не смогла звучать бесстрастно.
— Печаль, думаю, это не все. Он слишком много времени проводит в твоем обществе, в твоей комнате, не занимаясь своими делами, как помощник посла Риллы. Это опасно. Особенно для тебя и сейчас. Ты вот-вот станешь заменой канцлера в Ранноне. Люди захотят понять, почему. Нам придется постараться, чтобы объяснить все, скрыв дефекты Харуна, но никаких вопросов или скандалов не должно быть с тобой. Закон Раннона и Риллы запрещает близкие отношения между народами. Это измена.
Печаль заерзала, выглянула в окно еще раз, притворившись, что рассматривает белые домики, что они проезжали.
— Знаю, — сказала она. — Но между нами ничего такого.
Это было не совсем ложью. Она хмурилась убеждая себя в этом. Как только они прибудут в Истевар, она расскажет ему о решении Йеденвата и ее.
— Думаю, стоит напомнить, что он в Ранноне работает для блага своей королевы, — Шарон тоже выглянул в окно. — Он не наш. Он — их. Не забывай этого, — карета плавно остановилась, Шарон вздохнул. — Мы здесь. Почти пора. Поговорим об этом позже.
Иррис теперь подняла голову и сжала руку Печали.
— Готова?
Печаль кивнула.
Иррис вытащила из сумки кружевные шарфы, повязала первый на голову Печали, а другой на свою. Печаль знала, что во всех каретах женщины так делают. На улицах женщины будут скрывать лица, а мужчины — опускать головы.
Дверца открылась, Шарон придвинулся к краю, ожидая, когда помощник поднимет его и опустит в его кресло-каталку. Как только он устроился, он кивнул дочери, и Иррис вытащила из сумки сверток черного сатина, передала Печали. И Печаль развернула стеклянную куклу, которую будет нести на вершину Горбатого моста и бросать в реку, отыгрывая то, как ее брат упал из рук отца восемнадцать лет назад.
Шарон подал сигнал, она вышла, прижимая к себе куклу, и пошла к мосту.
Толпа тут же обратила на нее внимание, они поняли, что она, а не ее отец, проведет церемонию сегодня. Волной поднялся слабый гул от понимания, что Харуна тут не было. Она замерла, чуть не споткнувшись о платье. Она замерла, прижимая куклу одной рукой, другой поднимая юбку. Люди следили, как она идет, опуская головы, прижимая ладони к груди, к сердцам. Перед ними стоял ряд стражи порядка, они держали оружие. Они тоже следили за ней, глаза были холодными, и под вуалью лицо Печали пылало.
Впереди возвышался мост, большой и слепящий в свете солнца, во рту Печали пересохло, она поняла, что придется подняться на него. Она не подумала об это ключевой части церемонии, поглощенная мыслями об отце, Расмусе и Ранноне. Теперь она видела Горбатый мост и думала лишь о том, как ужасна ее задача. Там умер Мэл, на этом мосту, их отец тоже поднимался.
Упасть было так просто.
У подножия моста ждал поднос со смолой, который каждый год давали рилляне, и Печаль напряглась снова, не зная, сможет ли ступить туда в длинном платье и с куклой в руках. Но там была Иррис, помогла ей поднять юбки, чтобы она придерживала их одной рукой и ступила в смолу. Сжимая в одной руке юбки, а в другой куклу, а Печаль глубоко вдохнула и пошла по мосту.
Тут она впервые в жизни на миг посочувствовала Харуну. Мост был намного отвеснее, чем она думала, и даже с резиной каждый шаг был опасным, ее тело напрягалось, чтобы не упасть. Она переживала из-за отсутствия перил по бокам, все внутри сжималось, кости трещали, как хворост, она боролась с диким страхом, что споткнется и упадет в воду, как ее брат.
Она замерла на половине пути к вершине, пот пропитал спину платья. Она медленно повернулась к толпе.
— Я стою перед вами от лица моего отца, — она говорила громко, смотрела на твердую землю за людьми — Восемнадцать лет назад мы праздновали здесь конец войны. Этот день должен был стать самым ярким в нашей истории, а стал самым темным. Ни дня не прошло без груза потери любимого Мэла. Сегодня, в годовщину его смерти, мы вспоминаем его. Мы…
Толпа зашепталась, и Печаль отвлеклась на это, сбившись.
— Мы чтим…
Шепот стал громче.
Печаль смотрела сквозь кружево, чтобы понять, что их беспокоит. Она увидела, что толпа смотрит за нее, на мост. Некоторые даже показывали, сдвигая вуаль с глаз. Печаль увидела Расмуса в толпе, он хмурился из-за чего-то за ней, на лице его были радость и страх.
Печаль обернулась. И застыла.
За ней небольшая группа риллян появилась на вершине моста, где она должна была отпустить куклу.
Она знала, что рилляне приходили смотреть церемонию, они были любопытны, но они никогда не забирались на мост. Не смотрели оттуда на Раннон. Она видела там троих, они стояли без страха, что сковывал ее. Она не узнала двух по краям, но они были похожи, как близнецы: худые, высокие и темнокожие, их волосы были заплетены аккуратными рядами и ниспадали им на плечи. Женщина была в объемном платье того же оттенка охры, что и туника и штаны ее брата.
Но она знала лорда Веспуса, отца Расмуса, стоящего между ними в зеленом камзоле. Он выглядел как его сын: те же волосы оттенка лунного света, сиреневые глаза, острые скулы. Рилляне старели медленно, только постепенное беление волос показывало это, и Веспусу могло быть от тридцати до восьмидесяти.
Только твердость в глазах делала его достаточно старым, чтобы быть отцом Расмуса.
Он был довольно добр к ней, когда был в Ранноне, всегда щедр, когда прибывали посылки из Риллы, он угощал ее сладостями, хитро подмигивая, чтобы она никому не говорила. Но сегодня его губы были сжаты, он искал кого-то взглядом в толпе за ней. Печаль всеми силами не давала себе обернуться. Она смотрела на Веспуса, видела, когда его взгляд остановился, и он ухмыльнулся и кивнул риллянке рядом с собой. Печаль обернулась и проследила за его взглядом, увидела Расмуса, что был бледнее обычного и наблюдал за отцом.
Ее охватила паника, слова Шарона о заметности чувств Расмуса зазвучали в голове. Потому они были здесь? Кто-то сказал им, что поведение Расмуса вызывает подозрения? Они пришли забрать его?
Нет. Это все должно было закончиться. Прошлой ночью был последний раз…
Она посмотрела на Шарона, моля взглядом о помощи, и он сжал колеса кресла, словно хотел поехать к ней. Но не мог. Он беспомощно смотрел, прося ее что-то делать, что она не знала.
Печаль хотела спуститься, но заметила молодую женщину с младенцем в толпе. Женщина следила за ней, хотя поглядывала на риллян на мосту. Она прижала ребенка крепче, посмотрела на Печаль снова. Ждала ее действий. Они смотрели на нее, ждали ее ответа. Она хотела бежать. Все инстинкты просили бежать. Но она не могла. Она будет их канцлером.