Когда музыка стала смолкать, я попыталась высвободиться, но не тут-то было! Мне не хотелось привлекать лишнего внимания к своей особе, но это было уж слишком!

Помощь пришла со стороны. Около меня появился Мунир, обладатель бритой головы и дипломатических флажков.

— Хорошего понемножку, — насмешливо сказал он.

Кирилл с неудовольствием выпустил мою руку, и я почувствовала к своему новому партнеру подлинную благодарность. Надо сказать, его рука на моей спине волнения не вызывала.

Мунир в танце довольно ловко переместился по комнате таким образом, что мы оказались рядом с возвратившимся с веранды Михайловым. Он передал меня ему, подмигнул и подхватил Женьку. Они довольно забавно исполнили страстное танго, и все захлопали.

Зазвучали первые такты старой песни Элвиса Пресли, и Михайлов повернулся ко мне, вопросительно глянул.

Я медленно плыла в его руках, не решаясь заговорить, и понимая, что нельзя вот так молчать. Никогда раньше я не стояла так близко к нему. Даже с моими шпильками он был намного выше, и для того, чтобы посмотреть ему в глаза, мне пришлось задрать голову. Мы так и не произнесли ни слова. В какой-то момент я увидела мелькнувшее в стороне лицо Женьки. Она покрутила пальцем у виска, и я пришла в себя, виновато улыбнулась.

Михайлов сжал мой локоть, участливо спросил:

— Устала?

Я кивнула. Музыка кончилась, все вышли на веранду, а вскоре решили разъезжаться.

Краем глаза я заметила, что Платонов пошептался с Иосифом и тот, снисходительно улыбаясь, покивал ему, направившись к другой машине.

Я твердо решила, что с Платоновым не поеду ни за что, и вцепилась в Женькин локоть.

Платонов обернулся, разыскивая меня в темноте, и я утянула Женьку в тень.

Неожиданно рядом возник Михайлов:

— Девочки, усаживайтесь!

Платонов, наконец, обнаружил нас и возмутился:

— Игорь, что ты распоряжаешься? Я с удовольствием довезу девушек, тем более, что нам по пути.

Мунир стоял у автомобиля, прислушиваясь к беседе. Он молчал, но чувствовалось, что свой интерес в беседе имеет.

Спор решил Михайлов.

Он решительно распахнул дверцы джипа, усадил нас с Женькой и примирительно сказал:

— Как-нибудь в следующий раз. Договорились? Я девушек привез, я их и отвезу. Все, давайте прощаться.

Мы с Женькой переглянулись, но промолчали. Возражать Михайлову никто не решился, даже бритоголовый министр.

Впрочем, когда мы подъехали к въезду во двор, где жила подруга, мне показалось, что в стороне, под липами, стоял уж очень приметный автомобиль. Мысленно я хмыкнула, но вслух не произнесла ни звука.

Михайлов высадил меня у парадного, я поблагодарила его и хотела уже выйти. При этом неловко зацепилась цепочкой сумочки за подлокотник, она порвалась, и содержимое сумочки разлетелось по коврику.

Михайлов засмеялся, и мы еще несколько минут шарили по полу, собирая мои ключи, пудреницу и рассыпавшуюся косметику. Пару раз наши руки нечаянно соприкоснулись, и у меня от этого краска бросилась в лицо. Наконец, я все беспорядочно запихала в сумочку и вышла.

Михайлов завел машину и тронулся.

Небо уже серело, и я подняла голову. На нашем балконе стоял Демидов и курил. Видимо, он наблюдал за моим возвращением и подумал, что мы с Михайловым… Я так устала этой ночью, что меня это ничуть не озаботило.

Я помахала ему, но он не ответил.

Поднявшись в квартиру, я пристроила злополучную сумочку на полку, с наслаждением сбросила туфельки и босиком прошла в кухню. Налила минералки, понимая, что объяснения не избежать.

В дверях появился Демидов. Он мрачно посмотрел на меня и спросил:

— Обязательно было целоваться с любовником под нашими окнами?

Я подняла на него глаза и устало сказала:

— Если я скажу тебе правду, ты ведь мне не поверишь? У меня порвалась цепочка на сумке, и рассыпалась косметика. Михайлов мне просто помог собрать ее. Вот и все.

Демидов в бешенстве сощурил глаза:

— Ты права, я тебе совершенно не верю! Как будто я не знаю, что ты боготворишь своего Михайлова!

Я поднялась и спокойно сказала:

— Да. Боготворю. Но это не значит, что я с ним целовалась в машине, и тем более не значит, что он — мой любовник. И давай уже пойдем спать, устала ужасно.

Я осторожно обошла его, на ходу сняла браслет и гривну, вынула из ушей тяжелые серьги. Постояла под душем. Потом вытянулась на прохладных простынях, закрыла глаза. Передо мной мелькали лица и впечатления дня.

Демидов в спальню не пришел, улегся на диване в гостиной, и я подумала, что это в первый раз со времени моего замужества мы спим врозь. С этой мыслью я и уснула.

По воскресеньям мы всегда себе позволяем поспать подольше. Я подмерзла под утро, и по привычке хотела согреться около горячего, как печка, Демидова. К моему изумлению, рядом его не оказалось.

Я вспомнила о ночных событиях и загрустила. Перспектива объяснений с Демидовым меня серьезно пугала. Вообще по натуре я не люблю никакие объяснения, а тут я все-таки чувствовала какую-то свою вину.

Я вздохнула и вышла из спальни.

Демидов сидел в холле и держал в руках мою сумочку с оборванной цепочкой.

Он поднял ко мне лицо:

— Это и в самом деле правда? Ну, то, что ты вчера рассказала?

Мне неожиданно стало жалко его, и я присела рядом.

— Конечно, правда. А зачем мне тебе врать?

— Ну, я не знаю…

— И я не знаю. И что нам теперь с этим делать?

Демидов отнес меня в спальню, и наша ссора закончилась так же, как и все прочие до нее.

Утром в понедельник выяснилось, что заказчики прислали разделительную ведомость по оборудованию, которая шла в разрез со всеми нашими предварительными договоренностями.

Женька, которая вместе с двумя сметчиками последние две недели не разгибаясь, увязывала оборудование и комплектующие, злобно и громко выругалась.

— Две недели — коту под хвост! — завопила она.

— Придется поработать вечерами, — грустно заметила я. Последние три месяца мы и так пропадали на работе, отчего у Эдика были перманентные скандалы в семье: теща орала, что Соня — дура, что муж ей изменяет, а она ему позволяет ноги о себя вытирать… Нам с Женькой было легче, хотя Демидову тоже мало нравилось все это.

Неожиданно Женька заявила:

— Я оставаться не могу. Может у меня быть своя личная жизнь?

Мы с Эдиком переглянулись, и я вспомнила, что вчера весь вечер телефон подруги был отключен… Тревожный знак!

Воспользовавшись паузой, я подобралась поближе и тихо спросила:

— Женька! Это — то, что я думаю, или ты все-таки имеешь в голове хоть каплю мозгов?

Женька упрямо наклонила голову и сказала:

— Да, это — оно самое, и даже гораздо больше. Я люблю его.

Я всплеснула руками и сердито прошипела:

— Чокнутая! У него жена и четверо детей, он хвастался, что осенью ждет внука!

Женька пожала плечами:

— Ну и что? И не ори на меня, пожалуйста! Сама хороша! У меня, между прочим, мужа нет, не то, что у некоторых.

Я обиделась. Поднялась и отошла к своему столу.

В молчании мы проработали часа два, как вдруг влетела наша сметчица Оля и возбужденно сказала:

— К нашему Михайлову такой мужик пришел! Конфетка!

Поскольку мне ни до каких мужиков дела не было, я промолчала.

Женька неожиданно насторожилась и спросила:

— Высокий, темноволосый, похож на певца, черт, забыла, как его? Ну, ямочка у него на подбородке…

— На Серова, точно! Вот, вот, а я все думаю, где видела его раньше!

Женька уселась на место и сказала:

— Он с Михайловым учился вместе, я его на юбилее встречала.

Ольга заныла:

— Женечка, расскажи! Женат он, или нет?

Женька ей посочувствовала:

— Конечно, женат! Да ты знаешь ее, она у экономистов работает, вредная — ужас! Он, кстати, тоже у нас работает, только в другом корпусе.

Ольга помечтала молча, а потом спросила: