Однако не только эти северные королевства воевали между собой. По всей Европе полыхали мелкие войны, бунтовали крестьяне, грызлись правящие династии и мелкие дворяне. В относительно спокойные периоды перерывов в Столетней войне «свободные роты», или попросту банды наемников, шлялись по континенту, сжигая города и разоряя сельских жителей, сея смерть и разрушения на своем пути. «Без войны вы не можете жить и просто не знаете как», — говорил сэр Джон Чандос, один из командиров Черного принца, отчитывая группу своих капитанов. Южная Франция, Италия, Германия страдали от этих солдат, которые отказывались возвращаться домой. Италию раздирали междоусобицы, в которых активно участвовали кондотьеры, ставшие символом наемничества, вроде сэра Джона Хоквуда, капитан-генерала Флоренции, или Франческо Сфорца, правителя Милана. Затянувшийся конфликт между гвельфами и гибеллинами выродился во всеобщую опустошительную феодальную войну всех против всех. Большие города, управляемые деспотами, стремились расширить свои сферы влияния. Сцепились между собой Неаполь и Флоренция, торговая Генуя пришла в упадок. Словно всех этих бедствий было мало, последовал экономический кризис. В 1340-х годах лопнули знаменитые банки Барди и Перуцци, что было результатом действий короля Эдуарда III [20].
Положение в Испании и Португалии было ничуть не лучше, где несмотря на реконкисту Андалузии еще сто лет назад, правили анархия и вражда. Арагон раздирали постоянные гражданские войны дворян, сражавшихся за корону. На западе после смерти в 1349 году короля Альфонсо IX Кастильского — он умер от чумы — началась очередная война за наследство, в которой схватились Педро II и его незаконнорожденный брат Энрике, граф Трастамара. Эта война затянулась на 20 лет.
И самое главное, начались ужасы Черной Смерти, которая пришла с востока вместе с торговыми караванами из Азии и пронеслась по всей Европе. К 1347 году она достигла Константинополя, Родоса, Кипра и Сицилии, перекинулась на Венецию, Геную и Марсель. Через год чума вспыхнула в Тоскане, центральной Италии и Англии. В середине столетия она опустошила Скандинавию, дойдя на севере до Исландии и Гренландии. Около трети населения Европы было уничтожено этой эпидемией с такой ужасающей быстротой, что люди восприняли это как кару небесную, посланную за грехи мира.
«Я не знаю, с чего начать описание этих бесконечных жестокостей. Почти все, кто видел это, онемели от горя. Они умирали почти немедленно. Появлялись пятна под мышками и в паху, и люди падали мертвыми во время разговора. Отцы бросали своих детей, жены бежали от мужей, братья избегали друг друга», — писал хроникер из Сиены Анольо ди Тура дель Грассо, который похоронил пятерых своих детей. Собаки вытаскивали наспех похороненные трупы на улицы и грызли их, а потом умирали сами. «Никто не хоронил мертвых, так как сам ожидал смерти. Умерло так много людей, что остальные начали думать, будто настал конец света». Черная Смерть погубила примерно 25 миллионов человек, вызвав серьезный продовольственный кризис, так как некому стало обрабатывать землю. Неизбежные нарушения закона и порядка еще более усугубили воцарившийся хаос.
Пока войны, чума и голод подтачивали Европу изнутри, начала нарастать и внешняя угроза. Восточная граница христианства находилась под постоянным давлением, так как слабеющая Византийская империя была атакована оттоманами. Она начала терять свои провинции одну за другой. Сначала была захвачена Малая Азия с городами Бруса и Никея, потом пал Адрианополь, что было зловещим знаком, Галлиполи и Фессалоники. В 1389 году христианская армия сербского короля Лазаря была разгромлена на Косовом поле турецкой армией султана Мурада I. К 1394 году Константинополь оказался в осаде. Через 2 года христиан-58 скип мир поднялся с больничного ложа, чтобы дать последний бой мусульманским противникам. Последняя армия крестоносцев отправилась к Никополю на берегах Дуная, где и была разгромлена наголову: Европа содрогнулась при мысли, что дальше будут делать неверные. Ислам начал свое наступление.
Перспективы материковой Европы выглядели мрачными, оставалось уповать на небесное заступничество. Хотя церковь в XIV веке чувствовала себя уверенно, и папа римский Бонифаций VIII в 1302 году обнародовал буллу «Unam Sanctam», где утверждал, что «духовная мощь превыше достоинства и благородства, превыше любой земной власти», в это же самое время она начала терять свой авторитет. Оказавшись в кипящем котле раздираемой войнами Италии, папы на некоторое время удалились в Авиньон на берега Роны, откуда французские папы старались как-то пригасить войны в Италии и Европе вообще, чтобы подготовиться в сражениям против мусульман на востоке. Но в 1378 году случилась настоящая катастрофа, и церковь раскололась, когда был смещен вспыльчивый итальянец Урбан VJ. Вместо него был выбран очередной француз Клемент VII, что привело к Великому Расколу. В течение 40 лет один папа сидел в Риме, другой, именуемый анти-папой, находился в Авиньоне. Престиж папской власти резко упал.
Во времена Тимура Европа в глазах мусульман выглядела просто дикими варварскими задворками. Церкви и государства были расколоты и безнадежно слабы. Эпоха имперского величия завершилась, ей предстояло возродиться только в XV веке. Эдуард Черный Принц мог считаться блестящей фигурой на полях сражений Европы, но мусульманский мир не обращал внимания на происходящее в землях неверных. Настоящие сокровища завоеваний нельзя найти в землях неверных, они находятся на востоке. Как писал Бернард Льюис: «Для средневекового мусульманина от Андалузии до Персии христианская Европа была погружена во мрак варварства и неверия, которого залитый солнцем мир ислама мог не опасаться, и учиться там было совершенно нечему».
Но на европейцев дела язычников Востока тоже не производили впечатления. Стремительные завоевания Тимура на Западе оставались практически незамеченными до 1587 года, когда, как чертик из коробочки, на сценах елизаветинской Англии появился в клубах дыма и серы Тамбурлейн.
Западные историки пренебрегали Тимуром, что продолжается и сегодня. Это позволило Марло создать запоминающийся образ кровожадного Тамбурлейна, безбожного восточного деспота, бесстрашного в завоеваниях, беспощадного в победах, однако способного достичь поэтических высот во время разговоров со своей возлюбленной Зенокритой. Злая насмешка судьбы заключается в том, что человек, всегда старавшийся сохранить память о себе для потомков, заставляя тщательно описывать свои военные и прочие дела, посмертную славу получил из рук писаки елизаветинского периода, да к тому же писаки с откровенным привкусом желтизны.
Тимур прилагал титанические усилия, чтобы оставить память о своих блестящих военных победах и грандиозных стройках, но это ни к чему не привело [21]. Эдвард Гиббон писал: «Эти усилия оказались неспособны сохранить его славу, драгоценные памятники с надписями на монгольском и персидском языках были скрыты от мира либо, по крайней мере, от Европы. Нации, которые он покорил, старались отомстить хотя бы по-мелкому. Невежды долго повторяли клеветническую легенду, которая опошляла его рождение, характер, личность и даже имя — Тамерлан. Однако его реальные заслуги будут подчеркнуты, а не зачеркнуты тем, что он возвел крестьянина на трон Азии».
Не замеченный историками, на сцене Тимур появлялся несколько чаще. Хотя пьесе Марло исполнилось более 400 лет, ставилась ома исключительно редко. В хрониках XVII, XVIII и XIX веков мы не видим ни одного упоминания о постановках. Одной из проблем являлась затянутость пьесы. Она состоит из двух полномасштабных пьес, а не действий. Другой проблемой является монотонный показ завоеваний и побоищ, который продолжается до смерти Тамбурлейна. Ч.С. Льюис назвал пьесу «скрытой анаграммой: Великан — победитель Джеков». Следует прямо признать, что сюжет недостаточно сложен. В результате всех этих трудностей первая профессиональная постановка в наше время была предпринята в Лондоне в 1951 году, когда Тайрон Гатри выбрал на главную роль Дональда Волфита вместе с труппой «Олд Вика». Четверть века спустя Питьер Холл выбрал пьесу, чтобы открыть театр Оливье, главную роль исполнял Альберт Финни. Холл решил, что «Тамбурлейн» представляет собой «бессмертное морализаторское представление», «первую атеистическую пьесу» и даже «первую экзистенциалистскую пьесу». В 1976 году он писал: «Одна вещь, которую я сегодня знаю о «Тамбурлейне» наверняка. Он пахнет театром так же, как цирк пахнет песком и лошадиным дерьмом». Если бы театралы обзавелись терпением, они дождались бы, пока в 1993 году пьеса не была поставлена в Королевском Шекспировском Обществе в Стратфорде под руководством Терри Хэндса. Этой постановки стоило дождаться.