Но каким-то непонятным образом все эти столетия опустошений и ужасы режима Талибан не сумел сломить этот город в пустыне. Если смотреть вниз с его восстановленной цитадели, его величие кажется ничуть не уменьшившимся. Талибы оказались последними и далеко на самыми глубокими шрамами на его коже, непродолжительный глупый эксперимент, даже не заслуживающий упоминания в долгой истории города. Древний культурный центр переживет этих фанатичных воинов ислама так же, как пережил всех остальных завоевателей. Яркие самодельные змеи, клочки бумаги и пластиковые лоскуты реют на ветру в чистом небе как символы надежды.

Однажды вечером, когда сумерки уже начали опускаться с темного неба, набросив чудесную призрачную вуаль на Герат, я решил посетить кое-какие часовни города вместе с двумя наиболее уважаемыми старейшинами — маулави Саид-Мухаммед Омар Шахид, президентом Гератского университета, и мавляной Худад, председателем совета мулл, которым исполнилось более 60 лет. Как и все афганцы, которые пережили испытание войной и голодом, они выглядели значительно старше, их морщинистые, высохшие лица резко контрастировали с белыми чалмами.

Вместе мы пошли на север от комплекса Мусалла к часовне суфийского поэта XV века Абдур Рахмана Джами, последнего великого персидского поэта-классика. Это было печальное, продуваемое ветрами место, такое же романтичное, как его стихи, которые волновали, вдохновляли и печалили людей, когда он был жив. Сама гробница была очень простой, ее закрывало от солнца старое фисташковое дерево. Над головой на сильном ветру мотались и хлопали флаги и вымпелы зеленого, белого, желтого цвета. Группа подростков, удивительно молчаливых, также пришла выразить свое почтение Джами, одному из величайших сынов Герата, самому уважаемому поэту того времени. Его литературное влияние и красота поэтических строф были известны всей Азии.

Эта могила в дальнем уголке Афганистана была всего лишь крошечным кусочком обширного культурного наследства, оставленного Тимуром. Поэзия, живопись, каллиграфия, архитектура, ремесла процветали под его бдительным оком. Его наследники следовали примеру завоевателя даже еще более рьяно. Из крови его завоеваний и ударов меча возник культурный ренессанс, который носит имя Тимура и никогда не будет забыт. Герат, столица Шахруха, стал вторым Самаркандом, который он посвятил своей супруге Гаухар-Шад, став благородным покровителем искусств. Зажженный Тимуром огонь культуры пролетел по всей Азии, и его время одной из самых важных эпох в истории Персии. Джами поддерживал этот огонь, и его смерть в 1492 году ознаменовала конец золотого века персидской поэзии. Костер культуры Тимуридов погас в одно мгновение [40].

Я спросил маулави Саида, считает ли он Тимура героем, учитывая это поистине великое наследие. Он даже ужаснулся. «Нет! Конечно же нет. Он был убийцей и захватчиком, кровавым человеком и варваром. Здесь он не сделал ничего для культуры. Только его сын Шахрух восстановил разрушенное отцом и поддерживал искусства. Семья Тимура стала цивилизованной, однако он сам так и остался душителем».

Его старший товарищ покачал головой, но не сказал ничего. Мы двинулись к Газаргаху, комплексу часовен XV века, построенному Шахрухом в нескольких милях к востоку от города. Позади тутовых деревьев и розовых кустов копошилась толпа бродяг, молодых и старых, собравшаяся вокруг узорчатого портала, созданного персидским архитектором Гурамом ад-дин Шерази. Портал был настолько высок, что его было видно из Герата. Кое-кто из бродяг сделал это место своим домом, они устраивались на драных халатах и одеялах. Внутри стояли сотни надгробий. Самые древние уже выгладило время, но многие изящные надписи еще можно было прочитать, они торчали из земли, как расшатанные зубы старца. Старики с неухоженными бородами, мало изменившиеся со времен Тимура, тихо сидели, скрестив ноги, шепча благодарности за милостыню, которую подавали посетители. В нескольких ярдах позади них стояла мраморная колонна XV века, украшенная резьбой. Это было творение очень искусного ремесленника, подобные очень нравились Тимуру. Рядом стоял другой великолепный памятник, гробница амира Дост Мухаммеда, построенная в XIX веке. Мы прошли мимо часовни ходжи Абдуллаха Ансари, суфийского поэта XI века, философа и святого покровителя города [41]. Она стоит в тени старого падуба, и некогда сверкающий синий иван,арочная ниша внутри 80-футовой стены, с обеих сторон окружена башенками с куполами. Куски синей глазурованной плитки еще сохранились на нижнем уровне тана,но самые красивые опали подобно листьям зимой, оставив лишь тусклые пятна штукатурки.

Пока мы медленно шли мимо этих величественных памятников, мавляна Худад продолжил нашу беседу с того места, на котором мы прерывались. Он не соглашался с обвинительным вердиктом, который его товарищ вынес Тимуру. «С моей точки зрения он определенно был героем. Большинство тех, кто называет его варваром, пришли с Запада. Тимур распространял ислам, именно за это они его не любят и клевещут на него».

Он с неудовольствием взглянул на товарища и продолжил: «Хотя сначала он опустошил Герат, он также сделал много блага городу, привез уважаемых исламских ученых вроде Мухаммеда Саифа Шариф Гургани, мавляны Саада ад-дин Тафтазани, мавляны Рази. Его дети и внуки — люди вроде Шахруха, султана Байсункура, Угуг-бека и Абу Сади — хорошо послужили исламу. Во времена Тимура только в Герате было 350 медресе. В одном из них, Мирза-медресе, учились 40000 человек, причем многие из них были иностранцами. 4000 студентов оканчивали медресе каждый год. Все это поддерживал Тимур. И не только ислам получал от этого выгоду. Он имел очень проницательный ум. Например, Тимур построил 12 больших ирригационных каналов вокруг Герата, которые полностью изменили окрестные поля. Вы только вспомните великого художника Бижада, который работал при дворе мирзы Султан-Хусейна [42]. И конечно, вспомним императора Бабура, основатель династии Моголов в Индии. Никого из них не было бы, если бы не было Тимура». Он снова с неприязнью взглянул на друга. «Это был необыкновенный человек. Да, он был военным, но и культурным человеком одновременно. Мы всегда вспоминаем его, глядя на эти великолепные здания. Мой друг неправ. Для Герата Тимур величайший герой, какого когда-либо знал город».

После того как был захвачен Герат и зимние снега начали таять, уступая место первым признакам весны, Тимур решил снова двинуться на запад. Язди писал: «Азия содрогнулась от Китая до границ Греции». Очень может быть, что так оно и было. В 1382 году татарские армии двинулись на северо-запад, в Мазандаран, провинцию, лежащую непосредственно к югу от Каспийского моря. Защищеннас горами Эльбурс, которые поднимаются до 17000 футов, покрытая густыми лесами и предательскими болотами, эта земля неблагоприятна для захватчика. Однако после недолгого сопротивления амир Вали, местный правитель, был разбит и вынужден сдаться. Через четыре года Мазандаран восстал. Тимур находился неподалеку, и для него не представляло труда подавить мятеж. Он написал письмо амиру Вали, требуя сдачи. Однако амир Вали отказался повиноваться, вместо этого он отправил просьбы о помощи правителю Фарса, находившегося чуть южнее, шаху Шуджа Музаффару, а также в Багдад султану Ахмеду и в Азербайджан. Никакой помощи не прибыло. Амир Вали был вынужден вступить в бой без союзников, понимая, что поражение будет означать для него смерть.

«Когда армии приблизились одна к другой, начался обмен ударами дротиков, мечей и копий. Шах Вали некоторое время противостоял удаче своего противника. Потом он повернулся спиной, решив спасаться бегством», — писал Арабшах. Позднее он был схвачен и потерял голову, причем в буквальном смысле. Ее привезли к трону Тимура, что было напоминанием о законах ясы Чингис-хана.