В конце 1977 года Нэнси Дюпре, специалист по культурному наследию Афганистана, писала с восхищением о Садах Бабура:

Два десятилетия боев неузнаваемо изменили это место. Описание Дюпре словно сделано в каком-то ином мире. Сады Бабура теперь не более чем гигантская пустошь на склоне, возвышающемся над полуразрушенным городом. Снаряды и мины изуродовали парк, воронки заменили цветочные клумбы. Аккуратные лужайки, которые сбегали к самому городу, просто исчезли. Некогда величественные платаны превратились в зазубренные пни, их срубили и распилили на дрова.

Моим гидом по садам был Шукур, афганец лет тридцати. Он бежал в Пакистан после того, как его родители погибли при ракетном обстреле Кабула 16 лет назад. Он сказал, что регулярно посещал сады вместе с семьей, но не возвращался в столицу после гибели родителей. Увидеть размеры разрушений в любимых садах Бабура стало для него сильнейшим шоком. Когда мы осматривали царивший там разгром, у него на глазах навернулись слезы. «Здесь раньше были платаны, — сказал он, указывая на зазубренные пни. — А тут были клумбы с цветами, и повсюду росли кустарники. Многие семьи приходили сюда отдохнуть вечером и в выходные. Это было прекрасное место. Но все пропало. Война убила все это».

Мы двинулись дальше по пустынному склону к могиле Бабура, которая находилась рядом с поврежденной мраморной мечетью, построенной в 1646 году могольским императором Шах-Джаханом. Неподалеку находился пустой плавательный бассейн со сломанным трамплином. В 1990-х годах летний павильон, очаровавший Нэнси Дюпре, был разрушен во время военных действий.

Сама могила состояла из простой мраморной плиты на небольшом возвышении, поцарапанной случайными пулями. На ней были начертаны слова:

Бабур очень тщательно выбрал место своего погребения. Отсюда открывается прекрасный вид на город. Война изуродовала эту картину, многие здания, которые виднелись на горизонте, превратились в обгорелые скелеты, которые уже нельзя восстановить. Далеко под нами на равнине вырисовывались темные очертания разрушенного ракетами университета Хабибия. В здании можно было видеть такое множество пробоин, что оно напоминало дуршлаг. Чуть далее виднелся опаленный войной дворец Даруламан, построенный для короля Амануллы-хана в 1933 году. Однако, несмотря на все это, Кабул все-таки сумел сохранить свою естественную красоту. Под безгрешным голубым небом дымка тумана медленно поднималась из долины к кольцу гор, образовывающих ожерелье города. Совсем недавно здесь бушевали бои, но яркие пятна зелени намекали, что парки и сады пережили разгром. А река Кабул лениво струила свои воды через город так же, как это было 2500 лет назад, когда он был основан.

Бабур просил ничем не закрывать его могилу, чтобы на нее мог падать дождь, и солнце могло освещать ее. Долгое время после того, как его афганская жена Биби Мубарика (Благословенная госпожа) Юсуфзаи привезла его тело обратно из Агры в Кабул, его наказ соблюдался. Но при правлении короля Надир-шаха (1929—33) над могилой была установлена мраморная стела, а также беседка, чтобы укрыть ее от непогоды. Ирония судьбы заключается в том, что последние бои помогли исполнить волю Бабура. Артиллерийским огнем крыша была почти полностью разрушена, и сейчас в ней дыр больше, чем черепиц. Это совершенно неподходящий памятник столь заслуженному человеку, однако он, по крайней мере, уцелел.

Шукур сказал мягко: «Люди, которые сделали это, не уважают собственную историю. Это нехорошие люди. Грабеж и разрушения — единственное, что их интересует. Все, что они знают».

Слушая эти горестные воспоминания, рассказы о грабежах, происходивших через шесть столетий после нашествия орд Тимура, я вспоминал описание Кабула, которое дал Ибн Баттута. Он побывал здесь в 1332 году во время своего эпического путешествия вокруг света. Тогда, как и теперь, разрушения были делом привычным. Он писал, что Кабул «некогда был большим городом, но сегодня большей частью он лежит в руинах» [76].

Завершив подсчет несметных сокровищ Кабула, Тимур приказал армии двигаться дальше на юг тремя отрядами. Султан Махмуд-Хан, марионеточный правитель из рода Джагатая, которого Тимур посадил на трон в 1388 году после смерти его отца Суюргатмыша, повел левое крыло на Дели. Сулейман-Шах возглавил авангард, чтобы расчистить путь по вражеской территории. Сам Тимур двинулся на юг, чтобы встретиться с внуком Пир-Мухаммедом, который осаждал священный город Мултан, сегодня находящийся в пакистанской провинции Пенджаб.

К сентябрю император вышел на берега Инда, по утверждению Язди, как раз в том месте, где Джелал ад-дин, султан Хорезма, переплыл реку, спасаясь от Чингис-хана. Был построен новый мост, и за два дня армия переправилась через реку. Но впереди ее ждали новые препятствия: сначала Дже-лум, а вскоре после этого реки Ченаб и Рави. Встревоженные амиры предупреждали Тимура о трудностях преодоления этих естественных преград, которые прикрывали подходы к Дели. Однако ни одна из рек не оказалась серьезным препятствием, и армия продолжала двигаться вперед.

В октябре Тимур остановился на реке Сатледж, чтобы встретиться с Пир-Мухаммедом. Мултан, Город Святых, прежде чем был захвачен, оказал ожесточенное сопротивление татарам. После осады, которая длилась шесть месяцев, условия внутри стен стали совершенно невыносимыми. «Жители испытывали такую жестокую нехватку продовольствия, что были вынуждены есть нечистые вещи и даже трупы», — писал Язди. Но за стенами города положение армии Пир-Мухаммеда было ничуть не лучше. Армию косили болезни, большинство лошадей пало, вокруг вспыхивали мятежи только что покоренных местных правителей. Только когда известие о неминуемом скором прибытии Тимура достигло мятежников, они сочли за лучшее прекратить беспорядки и ударились в бегство. Дед поздравил Пир-Мухаммеда с подавлением мятежей. В награду он получил 30000 свежих лошадей и командование правым флангом.

По дороге к Дели Тимур прошел через Пенджаб, сметая все на своем пути. Особенное внимание он уделял наказанию тех, кто осмелился восстать против его внука. Один за другим целые города и деревни пустели при одном только слухе, что приближается завоеватель, чтобы перебить всех жителей и сжечь их дотла. В Бхатнире беженцы из Дипалпура и Пакпаттана толпились под стенами города, когда армия Тимура обрушилась на них. Их попытки бежать оказались тщетными. Те, кто не был убит, были жестоко избиты и уведены пленными. Бойня была такой жестокой, что город задыхался от вони разлагающихся трупов, сообщает летопись.

К декабрю Тимур был готов нанести удар. Дорога на Дели была расчищена. Оставалось только захватить этот лакомый кусок. В Лони, к северу от города, он устроил свой лагерь и начал осматривать местность с холма на берегу реки Джамна. «Огромный город, где собрались люди, искусные во всяческих ремеслах. Дом торговцев, склад драгоценных камней и благовоний», Дели соблазнительно раскинулся перед ним. Хотя город был опасно ослаблен внутренними раздорами, все-таки внутри его стен находилась армия из 10000 конников, от 30000 до 40000 пехотинцев и 12 боевых слонов.