Закат золотой эры ислама в Бухаре начался в IX веке, когда она была известна как оплот веры, и продолжался до XIX века, когда начали брать верх разврат и фанатизм. Но еще раньше власти начали манипулировать религией. Прислуживавшие Тимуру священники поддерживали его власть и давали благословение многочисленным походам против неверных и мусульман, не делая никакого различия. И в таких поворотах судьбы, в общем-то не было ничего нового. Купол Ислама не мог сиять непрерывно, начиная с IX века.
Бухаре понадобилось более ста лет, чтобы оправиться от погрома, учиненного Чингис-ханом в 1219 году. Когда Ибн Баттута в 1366 году проезжал через город, он отметил: «Почти все его мечети, академии и базары лежат в руинах». Путешественник был просто потрясен: «Я не нашел ни одного грамотного человека». Городу пришлось дожидаться прихода Тимура, чтобы возродить былую славу.
Наиля, директор департамента защиты мечетей и памятников Бухары, была вежливой дамой лет пятидесяти с умным, тонким лицом. Однажды вечером мы сидели за бокалом зеленого чая в Ляб-и-Хаузе, оглядывая площадь с веранды на первом этаже маленькой чайханы.
«Люди говорят, что амир Тимур не имел никакой связи с Бухарой, но это не так», — начала она.
Рядом с нами за длинным столом большая семья, в том числе несколько армейских офицеров, праздновала какое-то счастливое событие с помощью бесчисленных порций пива и водки. Я любил возвращаться на эту маленькую площадь, своеобразную Каабу Бухары, вокруг которой днем и ночью крутились и толкались бухарцы. Эта площадь жила своей жизнью, странная смесь стариков и плачущих младенцев, романтически настроенные парочки, утки, гуси, неизменные зимородки и бродячие коты. В знойный полдень здесь царила всеобщая летаргия. Старики, постоянно играющие в нарды, и мальчишки, нырявшие в воду с тутовых деревьев, пропадают, утки старательно прячутся в тени. Пропадают даже повара, готовящие шашлыки. Но когда приближается вечер и становится прохладнее, подземная жизнь, которая раньше скрывалась где-то, снова появляется. Струи фонтанов поднимаются в небо, утки и гуси громко орут, гурманы приходят к водоему, чтобы перекусить, шашлычники со звоном точат ножи и вскоре пропадают в клубах синего дыма от мангалов, мальчишки прыгают в воду, и над площадью опять разносится треск костяшек домино и нардов. Ляб-и-Хауз, как и вся Бухара, имеет свой собственный ритм жизни.
Наиля продолжила: «Начать с того, что мать Тимура, дочь садра, прибыла из Бухары, поэтому в детстве он провел здесь много времени. Он всегда очень уважал этот город, и главной причиной этого было его исламское наследие. В действительности, Бухара стала вторым городом империи. Если Самарканд был светской столицей, то Бухара — религиозной. Вы должны помнить, что в те времена ни один правитель не мог ничего предпринять в области политики, экономики и военной без поддержки религиозных деятелей. Тимур также восстановил много важных памятников, вроде мавзолея шейха Сейф ад-дин Бухари и Хазм-Аюба. Он также восстановил часовню Багауддина Нахшбанди. Человек, который присматривал за библиотекой Тимура, Махмуд-Ходжа Бухари, также родился в этом городе. Тимур несколько раз бывал здесь во время войн. Бухара и ее окрестности всегда были очень важны для него, особенно когда он собирал войска в долинах Заравшана и Кашкадарьи, чтобы отогнать монгольских захватчиков.
Во время многих походов Тимур не раз возвращался на пастбища вокруг Бухары. В 1381 году он зимовал здесь после захвата Герата. Здесь располагались прекрасные охотничьи угодья. Два сына Чингис-хана, Джагатай и Угедэй, посылали отсюда своему отцу верблюдов, нагруженных лебедями, когда бывали здесь. В 1389 году Тимур разгромил Хызр-Ходжу, хана Могулистана, и отправил свой двор и армию на отдых в Бухару, отметив победу грандиозной охотой на озерах и реках у подножия Заравшана.
В 1892 году Тимур снова приехал в Бухару, на сей раз заболев после Пятилетного похода в Персию. «Он был настолько болен, что вызвал свою семью из Самарканда, так как ждал смерти. Но врач из Бухары, используя методы Авиценны [113], сумел спасти его, и через месяц он был достаточно здоров, чтобы продолжить поход. Бухара всегда поддерживала Тимура в его завоеваниях, в отличие от Хорезма и других городов».
Однако следует прямо признать, что по своему значению Бухара все-таки заметно уступала Самарканду. Несомненно, бухарцы гордились своим богатым прошлым, но любой разговор о Тимуре неизменно напоминал, что он относился к Бухаре несколько пренебрежительно, если сравнивать ее со столицей империи.
Я спросил Наилю, как правительство сумело восстановить город. Хотя Бухара избежала превращения в Дисней-парк, как это произошло с Самаркандом, многие исторические здания которого было разрушены при полном невнимании властей.
Она ответила: «В районе Бухары мы имеем 462 мечети и других древних зданий, поэтому перед нами серьезная проблема. Но правительство и частные спонсоры тратят на это достаточно денег. Вы должны помнить, что Советы многое разрушили в Бухаре. В 1920-х годах на карте города можно было найти 1000 мечетей и других зданий. Это были 360 мечетей, 280 медресе, 84 караван-сарая, 18 хаммам и 118 хаузов, поэтому вы видите, как много было потеряно. Ленин отдал приказ солдатам сжечь ислам. Бухара являлась пламенем ислама, что же они могли сделать? Они жгли книги, убивали имамов и запрещали людям молиться. Они сожгли много мечетей и медресе, остальные превратили в свои официальные здания, клубы и склады. Они уничтожили Арк (древнюю крепость Бухары) и разбили часть минарета Калон. Русские инженеры приказали засыпать хаузы, потому что они представляли угрозу для здоровья, являясь рассадником малярии и холеры. Медресе Мирзои-Шариф превратилось в тюрьму. До революции все писали на арабском алфавите. Теперь они ввели кириллицу, так что многие из нас больше не могут читать старые книги. Бухара была крупным торговым центром на Шелковом Пути. Теперь нет. Большевики покончили с этим. Крупные бизнесмены внезапно стали врагами государства. Образованных людей бросали в тюрьмы. Необразованные, неграмотные люди превратились в большинство населения Бухары. Вот что случилось с нашим городом.
До недавнего времени нам не разрешали даже говорить о том, что происходило в первые годы советской власти. Мы не могли объяснить туристам, что случилось с некоторыми памятниками. Например, когда мы вели туристов по Арку и они спрашивали, почему крепость в таком плохом состоянии, нам приходилось утверждать, что все это сделало время. Нам не позволялось рассказывать, что Советы просто разбомбили большинство зданий в 1920 году. В музеях были выставлены картины, изображавшие ужасные казни, совершавшиеся по приказу бухарских эмиров — перерезание горла, повешение, побиение камнями, закапывание заживо. Все они должны были показать, насколько страшной была жизнь во времена ислама до того, как Советы спасли и цивилизовали нас [114]. Вы должны понять все это. Это те причины, по которым узбеки вспомнили амира Тимура. Некоторые люди говорят, что в Узбекистане существует тенденция раздувать величие Тимура и все такое. Может, это и так, но мы молодая нация, только что поднявшаяся с колен. Нам нужен символ. Раньше у нас был Ленин. Он даже не был одним из нас. Если и существуют какие-то преувеличения, я думаю, они вполне простительны».
Один из ее рассказов о старых сооружениях звучал просто удивительно. До появления русских в Бухаре было 118 хаузов. Что случилось с ними? Я видел лишь одну или две пустые ямы, жалкие развалины с обвалившимися ступенями. И разумеется, видел Ляб-и-Хауз. Но ведь это все, что осталось от более чем сотни хаузов! Австриец Густав Крисп, торговец коврами и путешественник, скорее всего, недооценил разрушительную мощь Советов. В 1937 году он писал:
«Эти пруды Бухары все так же прекрасны. Вечером после того, как прозвучит призыв к молитве, пропетый муэдзином с минарета, люди в городе собираются вокруг прудов, которые окружены высокими серебристыми тополями и великолепными черными вязами, чтобы насладиться периодом отдыха и безделья. Расстилаются ковры, изо рта в рот передается дымящийся чилим, пыхтит самовар, босоногие мальчишки разносят плоские чаши с зеленым чаем. Появляются меддахи, или рассказчики историй, музыканты и мальчики-танцоры, которые демонстрируют свое искусство. Приходит фокусник или жонглер, чтобы показать удивительные и невероятные трюки. Индийский заклинатель змей присоединяется к толпе и заставляет своих ядовитых змей танцевать, а над всем царит мирный бухарский вечер. Ничей громкий голос не нарушает покой. Самые скандальные новости и события дня пересказываются тихим шепотом. Такой была Бухара несколько веков назад, такой она осталась сегодня. Есть вещи, которые не могут изменить даже Советы».
113
Ибн Сина (980—1037), или Авиценна, как его называют на Запале, был самым знаменитым исламским врачом, философом, энциклопедистом и астрономом своего времени. Он родился неподалеку от Бухары и служил врачом при дворе местных принцев. Его философские работы восходят к Аристотелю и нео-платоникам, они оказали огромное влияние на развитие науки XIII века. В возрасте всего лишь 21 года он написал «Канон медицины», использовав свои познания в римской и арабской медицине. Эта работа оставалась основой всех медицинских школ Европы и Азии в средние века. Прим. авт.
114
Посетивший Бухару в конце XIX века молодой Джордж Керзон хлопал себя по заднице от восторга, что увидел город до вторжения современного светского мира, который несли с собой русские. «Со своей стороны, покидая город, я не мог не радоваться тому, что увидел явление, которое можно назвать сумерками эпохи в ее славе. Если я приеду сюда через несколько лет, то вполне могу найти электрическое освещение на дорогах. Могу увидеть застекленные окна, а на улицах — людей в брюках. Может быть, придется есть закускув русском ресторане и спать в русской гостинице. Увидеть чиновникаво дворцах Арка и заплатить 50 копеекза подъем на Минор-и-Калон (минарет Калон). Цивилизация может путешествовать в Дьявольском Вагоне, однако Дьявол имеет привычку брать плату. Что можно сказать о Бухаре без ее куш-беги, диван-беги и инака; без ее мулл и каладаров, ее токсабоа и мирза-баши, ее щабраков, чапанов и халатов? Туман веков постепенно поднимается вверх и рассеивается. Очертания теряют свою очаровательную смутную таинственность. Старое и новое разделяет совсем небольшой промежуток времени, поэтому интересно увидеть Бухару, пока она еще сохранила право называться Благородной и не перестала быть одним из самых интересных городов мира.
Интересно отметить, что и в XIX веке Бухара имела свою мрачную сторону. Дисциплина поддерживалась жестоким террором. Был введен строжайший комендантский час по ночам. Население было заперто в городских стенах. Убийц обезглавливали. Некоторым отрезали веки и выкалывали глаза. Венгерский филолог и исследователь Арминиус Вамбери видел, как нескольких человек подвергли наказаниям в 1860-х годах: «Они выглядели как овцы в руках палачей. Пока некоторых вели к виселицам и видел, как по знаку палача восемь стариков легли на землю на спину. Им связали руки и ноги, а потом палач поочередно вырвал им глаза, становясь коленями на грудь несчастных. После каждой операции он вытирал окровавленный нож о белую бороду жертвы. О! Жуткое зрелище! После того, как страшная процедура завершалась, жертву освобождали от пут, и она начинала шарить вокруг, пытаясь встать на ноги. Некоторые падали друг на друга. Остальные лежали на земле, издавая жалобные стоны. Память об этом заставляет меня вздрагивать до сих пор». Женщины носили паранджу и скрывали лица. Любой, кто не успевал опустить глаза, когда мимо проезжал эмир, получал удар дубиной по голове от сопровождавших процессию стражников. Религиозная полиция останавливала людей на улицах и допрашивала, чтобы выяснить, насколько хорошо они знают тонкости исламских законов. Если кто-то давал неправильный ответ, его избивали. Власти обыскивали дома, чтобы найти алкоголь. Жизнь была скудной и жестокой, если только тебе не посчастливилось стать эмиром. В этом случае она становилась разгульной и развратной. Для удовлетворения его прихотей содержались сорок мальчиков-танцоров». Прим. авт.