* По традиции в Японии встреча Нового года проходит в первый день и вечер, не предусматривая начало празднования в канун смены календарных дат.

– Я с таким трудом рассчитал смесь сонбутала и сульфонала, чтобы избавиться от снов, но стоило мне наконец-то уснуть, как ты шумишь.

– Простите,- вкрадчиво бормочет Морио,- но мне было страшно. Ей-богу, страшно.

– Где мы? В твоем сне? – Инуи окидывает взглядом столовую.- Ты спишь крепче всех, но мне кажется, сюда проник кто-то еще.

– Знаете, здесь памятное для меня место, где я больше всего был счастлив. Но то было время страха и место опасности…- Морио всхлипывает.- А может, ничего этого на самом деле не было. И это просто остаточная память после стольких повторов во сне.

– Что здесь происходило? – спрашивает Сэйдзиро Инуи, принимая строгий вид психотерапевта.

Морио оглядывается на вход – дверь распахнута настежь. Домочадцы беспрестанно снуют, поэтому весь вечер свет не выключают, дверь не запирают. На огонек временами забредают бездомные. Во сне все это происходит постоянно, а в реальности, возможно, повторялось каждый Новый год. Или же случилось однажды. А может, и не бывало никогда.

Иногда приходил своенравный молодой шалопай – хмыкая, уносил плохо лежавшие в доме вещи. В другой раз – якудза, который зловеще озирался, а затем нападал на людей, отбирал у них золото. Изредка вваливался огромного роста бездомный пьяный мужик – тот все пытался изнасиловать красавицу мать и старшую сестру Осаная. Все как на подбор бесстыжие, они игнорировали усердные попытки семьи Морио избавиться от них, и когда начинало казаться, что от них отделались, они возвращались опять. И не преминули наведаться в новогоднюю ночь.

– Выходит, без непрошеных гостей не обойтись? – удрученно обронил Инуи, отматывая назад память Осаная.- Здесь ты лелеешь слабость, это часть твоего «я». На это и надавят.

Из прихожей раздается крик женщины:

– Кто? Кто там? – Это испуганный голос матери. "Ну вот, уже пришли",- вздыхает Морио, поднимаясь, а сам плаксиво кричит:

– Уходите! Уходите! Нечего вам тут делать.

"Вы нам не ровня. Мы – интеллигентная семья благородных корней. А вы – невежественная голытьба«,- продолжает про себя мысль Морио, а вслух произносит разрозненные фразы:

– Ничего общего… Голытьба… Прочь отсюда.

– Постойте, это вы – Морио Осанай? Вынырнув из мрака, в дверях стоит тот полицейский – Конакава. Никакой не невежа и не голытьба, куда там – элита, внушающая почтение самому Осанаю. Строгие черты лица, ни капли заискивания. Этот полицейский не допускал беспорядка даже во сне, и его костюм с иголочки выглядел безупречно, хотя был повседневной одеждой. Морио Осанай с самого детства ненавидел мужчин такого типа. И вот Осанай в своем сне уже взрослый. Кто знает, вероятно, причиной тому – вторжение Конакавы.

– Вы кто? – Осанай понимает, что задает дурацким тоном глупый вопрос, но не в силах сдержать собственный регресс. У него едва хватает духу собраться с силами, чтобы попытаться выскочить за порог.

– Сами знаете,- без тени улыбки отвечает Конакава. Он уже прощупывает сознание Осаная.

«Главный суперинтендант. Подумать только, главный суперинтендант!» Высокий чин давит на психику Осаная, а мысли спящего Конакавы захлестывают его сознание: «Вот оно какое – побочное действие. Хорошо. Можно считать, что представился случай… спасти Паприку. Нужно во что бы то ни стало, воспользовавшись этим шансом, докопаться до истины. Без боя Осанай не сдастся».

– Где труп господина Химуро?

У Осаная екнуло сердце. «Бежать. Бежать. Сил сопротивляться нет».

К счастью, от потрясения меняется фаза сна – при этом и сам сон становится другим. Осанай в традиционной гостинице. Нет. Это даже не гостиница, а старинный постоялый двор. В зале, развалившись на татами, отдыхают путники. А что же сам Осанай? Он – молодой самурай. Понимает, что нужно быть начеку, а из исторических романов знает, что в таких местах полно всякого ворья – ночлег-то всем нужен. «Вот куда меня занесло. Что это – предостережение? Чтобы держал ухо востро». Но даже в доспехах самурая у Осаная душа в пятках. Кто там среди постояльцев? Коробейник. Две паломницы – мать и дочь. Борец сумо. Молодые супруги. Балаганщик. Кучка ненавистных простолюдинов. Вдруг Осанай замечает, как из-за голов людей за ним следит седой плотник-десятник с трубкой во рту – Торатаро Сима. Ацуко Тиба в образе бродячей певицы. Осанай поднимается. Ему все опротивело. «Спасите! Меня все время преследуют. Черт! Черт! Всех порубаю!» Он выхватывает меч.

«Все еще сплю»,- думает во сне Осанай. И, решив для себя, что это сон, он вынужден считаться с окружающим бытием. Это свойственно всем: стоит уснуть, как сознание дает команду ни за что не расслабляться, сдерживать себя от позывов к безрассудству.

«А если я сплю не один?» – спрашивает себя Осанай. Доспехи самурая – подтверждение тому, что он видит сон. В руке он сжимает эфес. Крови на клинке нет. «Что было после того, как я обнажил меч? Такое ощущение, что я вынул его из ножен давно, вот только ничего не помню». Осанай видит сон, будто только что проснулся. Он – молодой самурай – сидит на кровати. Напротив еще одна. Рядом с той кроватью психотерапевтическая установка. В спальне – мрак. Похоже, здесь врачебный кабинет на дому. «Эту комнату я знаю из какого-то другого сна. Точно! Из сна Паприки. Здесь – спальня квартиры Ацуко Тибы. В этой комнате она лечит пациентов».

Ему кажется, что его окружает реальность и все вокруг как настоящее. При этом нет ощущения, будто он спит. Возможно ли такое? Но в любом случае это сон, и размышлять в нем глубже не получается. Морио Осанай вяло поднимается с кровати, мало чем напоминая молодого самурая.

Из соседней комнаты доносится голос. Говорит мужчина. Там, должно быть, гостиная. Вполне вероятно, что Ацуко Тиба привела к себе домой мужчину и ведет с ним дружескую беседу. От ревности у Осаная темнеет в глазах, его буквально трясет. Подавшись вперед, молодой самурай прислоняется к стене, приоткрывает дверь и, навострив уши, подглядывает через дверную щель в гостиную.

– …Однако тот тигр на меня не напал. Наоборот, подошел ко мне и так нежно, как бы любя, ко мне прильнул. И замурлыкал.

"Это он – Носэ, управляющий крупной фирмой«,- моментально соображает Осанай. А Носэ, горделиво окинув взглядом компанию, продолжает рассказ. Компания – это Ацуко Тиба, Косаку Токида, директор Торатаро Сима и двое незнакомых Осанаю мужчин. «Странно – в сравнении с моей эфемерностью их присутствие кажется самой что ни на есть реальностью. Говорят-то они, по крайней мере, отчетливо».

– По идее, такого быть не может – чтобы свирепый тигр, ворвавшись в заполненное людьми помещение, прильнул бы к человеку. Я, словно играя с огнем, гладил тигра по жесткой шерсти, а самого словно током било: если это не сон, то тигр объявился из сна. Точнее, не титр, а Такао Торатакэ в облике зверя.

Едва вернувшись из командировки, Носэ прямо с порога поделился приключениями с окружившими его Ацуко, Токидой и Симой. Тосими Конакава замещал шефа и прийти не мог, поэтому отправил вместо себя инспекторов Ямадзи и Убэ. Косаку и Торатаро Сима уже поправились и могли позаботиться о себе сами – им больше не требовался присмотр Кикумуры и Саки.

– Тигр будто растворился у меня на глазах. Я во сне… хотя нет, наяву – повторял вслух как молитву: «Исчезни! Исчезни! Возвращайся в сон». Кто знает, возможно, Всевышний услышал меня. Намба может подтвердить – он стоял рядом и видел своими глазами, как тигр в одно мгновение растворился. Намба, как, впрочем, и я, не отважился рассказать эту нереальную историю полиции, чтобы не выглядеть в их глазах идиотом. Что было дальше, вы знаете из газет. Полиция, пожарные, Общество друзей животных устроили в горах облаву, но никакого тигра, разумеется, не нашли. Однако, как ни пытайся, списать все при двух трупах и многочисленных раненых на коллективную галлюцинацию не удастся, и там по-прежнему не теряют бдительности – вдруг тигр опять забредет.