Рано-поздно сундук прибило к острову Сериф, где диковину (не каждый же день сундуки попадаются) выловил рыбак Диктис вместо рыбы, которой питался по бедности. Диктис взял Данаю с приплодом в свой дом и долго жил, наслаждаясь гражданским браком по обоюдному, видимо, согласию. Персей за это время успел возмужать на рыбьих дрожжах. Пропитавшись фосфором до костного мозга, он, однако, вовсе не поумнел, но мойры раскрутили по-другому клубок его жизни.

Диктис был гол как сокол, но имел брата. И этот брат был царем острова Сериф Полидектом! Брата-рыбака он за близкого родственника не держал. Судьба свела однажды Полидекта с Данаей. Тот решил, что и ему неплохо бы позабавиться с ней. Чем он хуже непризнанного брата? Но под ногами путался возмужавший Персей:

— Сначала женись! И точка.

Полидект же собирался именно поразвлечься, а жениться думал на Гипподамии, дочери Эномая, приданое которой перетягивало всех красавиц Греции. Сделать это было не просто. Эномай владел конями, подаренными самим Аресом, богом войны, обогнать которых земным лошадям было не под силу. Пифия в Дельфах, видимо, опять упившись мухоморовки, и Эномаю напророчила смерть от руки внука, поэтому всем кандидатам Эномай предлагал сначала обогнать его в скачках колесниц, а там уж и жениться. Проигравшим он отрубал головы и гвоздями прибивал к стенам дворца для устрашения новых кандидатов в женихи. Таких подарков самому себе Эномай уже наприбивал девять штук.

Будучи в сильном подпитии, Полидект все же решился испытать судьбу: на одной из пирушек он потребовал от подданных подарить ему самых лучших коней. Присутствовавший здесь и не менее пьяный Персей мог подарить только рыбу. Но хмель взыграл в фосфорных мозгах будущего героя, и он крикнул через зал, ибо занимал достойное его профессии место у двери:

— А я принесу голову горгоны Медусы!

Полидект не взял в толк:

— Зачем мне голова?

— Принесу — узнаешь, — отвечал Персей, блаженно улыбаясь.

Наконец начальник серифийской разведки объяснил за пьяного, что, по агентурным источникам, Медуса в сей момент беременна от Посейдона великаном Хрисаором и крылатым конем Пегасом. Уж такой-то не даст спуска коням Эномая в Олимпии (Эномай был царем Элиды).

— Но зачем мне голова? — не понимал Полидект. — Пусть примет роды и принесет жеребенка.

С трудом ему втолковали, что если Медуса посмотрит на акушера, то тот окаменеет и вообще ничего не принесет. Так что голову рубить — условие непременное.

Полидект согласно махнул рукой.

Утром с похмелья Персей вспомнил лишь разговор про коней. Забрав у матери остатки золотого дождя, прибереженные на черный день безрыбья, он купил на рынке животное и привел Полидекту.

— А крылья когда вырастут? — спросил царь. Тут к Персею совсем вернулась память, и под дружный хохот он покинул дворец.

— Смотри! — крикнул вдогонку царь, — не принесешь голову с конем, придется мне жениться на твоей матери. Другого выхода у меня нет. Аргос, конечно, не Элида, да и тесть Акрисий — не подарок, но на безрыбье… Да что я тебе, пасынку рыбака, объясняю, что бывает на безрыбье!

В залитом слезами хитоне вернулся герой домой, рухнул на грудь матери и рассказал, в какую передрягу влип. Но то, что поведала ему мать, повергло будущего героя в настоящий ужас:

— Разве ты не знаешь, что у Медусы и твоего отца Зевса общая бабка Гея-Земля, что отец Медусы Форк приходится отцу Зевса Крону единоутробным братом, а сам Зевс — двоюродным братом Медусе!.. Благодарный сын, ради моего спасения от ненавистного брака с царем и ради счастливой жизни с рыбаками ты готов поднять руку на собственную тетку?!

«И огорченный Персей, оплакивая свое горе, ушел в самый дальний конец острова», — подытоживает страдания героя схолиаст.

Оставим на секунду его в горе и поговорим о горгонах. Их было три: Стено (Сильная), Эвриала (Отлично прыгающая) и Медуса (Владычица). Д. Фразер видел в них персонификацию явлений, сопровождающих шторм. Другие же, исходя из того, что Медуса была смертна, а ее сестры — нет, признавали, что горгоны олицетворяют Настоящее, Будущее и Прошлое. Настоящее (Медусу) мы убиваем ежесекундно (особого подвига в этом нет), замахнуться же на прошлое и будущее — у нас руки коротки. Головы горгон были покрыты чешуей драконов, у них были клыки такой же величины, как у кабанов, медные руки и золотые крылья. Милые девушки, ничего не скажешь. Придумал их явный пессимист, раз в тех обликах видел настоящее, прошлое и будущее человечества.

Итак, Персей беспробудно рыдал в дальнем углу, когда перед ним объявились единокровные брат и сестра — Гермес с Афиной. Они сказали, что сами давно имеют зуб на тетеньку и помогут прикончить ее. Чем Медуса насолила Гермесу — неизвестно, про Афину же сообщают, будто Медуса хотела состязаться с ней в красоте (?). Неожиданно обретя таких помощников, Персей воспрял и потребовал руководства к действию. Боги отвели его к граям — родным сестрам горгон и старухам с рождения. У них был один глаз и один зуб на троих, пользовались они своим добром в очередь. Персей отнял и это. Беспомощные старухи пали перед ним на колени, объясняя, что герою ни третий глаз, ни тридцать третий зуб ни к чему, что последнее забирают только самые подлые воры, которых даже в тюрьме за людей не считают. Но Персей лишь самодовольно улыбался, глядя, как граи облизывают его ноги, а укусить не могут. Наконец он пообещал вернуть похищенное, если граи покажут нимф, у которых есть шапка Аида (шапка-невидимка), крылатые сандалии (ковер- самолет) и сума Кибис (скатерть-самобранка). Странно, что дороги к нимфам Гермес, навещавший их через ночь, не знал.

Нимфы дали герою желаемое, и, вооружившись по последнему слову той техники, Персей полетел на подвиг через Океан к местожительству горгон в компании Афины и Гермеса.

Сестер он застал спящими. Пятясь и глядя в медный щит как в зеркало, Персей приблизился к Медусе, отрубил голову и бросил в сумку, лишив человечество настоящего. Потом сел между ног тетеньки дожидаться рождения Пегаса и Хрисаора. Но, надеясь встретить детей в определенном природой месте, Персей просчитался. Дети пробрались по пищеводу и вылетели через горло, при этом они так громко ржали и злорадствовали, что разбудили двух уцелевших сестер. Герою, вместо того чтобы ловить жеребенка, пришлось уносить ноги. Спасли его шапка-невидимка и крылатые сандалии.

Очнулся он в Эфиопии возле скалы, к которой была прикована чернокожая красотка Андромеда. Она рыдала и рассказывала страшные истории: на днях мама ее Кассиопея, жена эфиопского царя Кефея, похвалилась перед нереидами, что они уродины в сравнении с ней. Посейдон обиделся за дочерей и наслал чуду-юду, избавиться от которого можно лишь пожертвовав Андромедой, а она, как назло, собралась замуж. И вот такая судьба у невесты.

Персей уже успел влюбиться. Но, не желая убивать чуду-юду задаром, сначала навестил Кефея и выторговал за спасение Андромеды ее руку и его царство. В любом другом государстве наглеца послали бы подальше, только не в Эфиопии: власть там не была наследственной, царем выбирали самого сильного и самого красивого. До появления Персея таковым считался младший брат Кефея Финей, он уже и с Андромедой почти обручился, но с чудой-юдой предпочел не связываться: ведь девок много, а он один. Персей же убил Посейдонова волкодава легко и с удовольствием, а Финея, злоумышлявшего и плетущего интриги против героя заговоры, превратил в кирпич.

Совершив африканский поход, Персей вернулся на остров Сериф. Там ничего не изменилось, разве что Полидект от словесных домогательств перешел к откровенному преследованию, то есть если раньше он раздевал Данаю взглядом, то теперь тянул трясущиеся от пьянства ручонки, чтобы задрать избраннице Зевса подол. Он уже видел себя верхом на Пегасе и мужем Гипподамии, потому и спешил насладиться белыми телесами Данаи. Ей и Диктису приходилось коротать дни и ночи, припав к алтарю и отдав себя под защиту Зевса, который, однако, помогать не спешил, предоставляя эту возможность сыну. Коня Персей не достал, с поручением не справился. Полидекта надо было убивать во что бы то ни стало, а разумного повода не было. Теперь повод появился.