…Это был обычный среднерусский пейзаж — серые осенние поля, облетевший лес на горизонте, разбитые дороги, деревушка, оживающая только летом, вдалеке на пригорке — руины церкви. Поле отличалось от сотен тысяч других русских полей только тем, что именно на нем лежал клад, что, впрочем, тоже для русских равнин далеко не редкость.
И мы, трое кладоискателей, стоящие на обочине дороги, вооруженные лопатами и металлоискателями, знали об этом совершенно определенно и с пустыми руками с этого поля уходить не собирались.
Нет более древней и отчаянней страсти, чем кладоискательство! И если мы правильно понимаем под словом «клад» когда-то и кем-то спрятанные, а затем по разным причинам невостребованные ценности, то мы потратили несколько часов именно для того, чтобы эти ценности открыть и явить миру.
Двое из нас были кладоискателями с большим опытом и умели пользоваться металлоискателями. Этот прибор при определении в земле монеты издает очень чистый и ясный звук, слаще которого для истинного кладоискателя нет ничего на свете. Процесс самого поиска достаточно сложен для описания, но внешне похож на работу косца или сеятеля, то есть по полю идет человек и машет непонятной штукой с тарелкой на конце, а рядом с ним идут еще двое с лопатами, напряженно вслушиваясь в писк из черной коробочки прибора.
Во всем этом нет ровно ничего романтического, по крайней мере внешне, нет опасных приключений, нет темных подземелий и обрывистых скал. Но есть сладкое замирание сердца, когда из вывороченного пласта земли выскальзывает и взблескивает вдруг серебряным боком старая монета.
Так было и на этот раз. Первый «монетный» писк металлоискателя мы все услышали одновременно. «Здесь!» — сказали одновременно три голоса. Первую найденную монету мы долго передавали из рук в руки, хотя ничего необычного для нумизмата в ней не было — обыкновенный серебряный полтинник с рабочим, кующим какую-то шестеренку. Советская власть велела отчеканить серебряные и золотые монеты точь-в-точь похожие на царские: и размером, и весом, и содержанием драгметалла. Просуществовала такая денежная система недолго. И какая-то часть людьми недоверчивыми копилась, никому не отдавалась и теперь встречается в кладах.
Мы искали так называемый у археологов «распаханный» клад. То есть давным-давно зарытую кубышку зацепили плугом, раздавили тракторными колесами, а лемеха растащили монеты по всему полю. Найти такой клад можно только с помощью металлоискателя. На этом поле мы быстро обнаружили два места, где серебро лежало довольно кучно. Увидеть маленькие, облепленные грязью металлические кружочки было просто невозможно, но прибор находил их безошибочно. Через некоторое время процесс поиска и вынимания их из земли стал довольно привычным, а когда число монет перевалило за сотню, стал вырисовываться некий контур клада. Все найденные монеты были одних лет выпуска — 1921–1927 годов. Было и несколько царских полтинников и просто серебряных бесформенных плашек — владелец клада собирал, видно, все серебро, которое попадалось под руку.
В одном месте нам пришлось выкопать яму глубиной примерно с метр, ибо металлоискатель звенел там снова и снова. На глубине обнаружились черепки обыкновенной крестьянской кринки и остатки плотной дерюги.
Тем временем заинтригованные столь необычным шевелением на поле к нам стали подтягиваться дееспособные жители деревни, мужики в количестве двух человек — кроме них зимой в деревне оставались еще трое старух. В итоге собрался небольшой консилиум, и истина проявилась быстро. На окраине деревни нам показали заросшие бурьяном бугры и ямы — все, что осталось от усадьбы деда Феофана. Его хорошо помнили старухи. Человеком Феофан был нелюдимым, слыл местным богатеем, хотя скорее всего был просто прижимист. К советской власти он относился однозначно — оба его сына погибли в гражданской войне, воюя на стороне белых. В 1928 году старик помер. Его изба и большой яблоневый сад забрали в коллективное пользование, и вскоре те пришли в полное запустение. Дом сгорел, сад зачах — в нем и была зарыта кринка с серебром — затем его вырубили, а место распахали.
Мужики дивились на наши находки, старухи охали, самый бойкий вынес из своего дома драное и пыльное церковное облачение — епитрахиль и пробитый пулей старинный мельхиоровый кофейник, оставшийся от немцев, в 1941-м стоявших в деревне. Получив за все это десять тысяч, тут же собрался на железнодорожную станцию в магазин и исчез. До станции было семь километров, и больше мы мужика не видели.
Собрав основную часть клада, мы побрели с металлоискателем просто по полю. Тут нас ждали еще находки — крестьянская женская пуговица-гирька XVII века, екатерининская монета, уланская кокарда времен покорения Крыма, обломок нательного креста, упряжные пряжки и кольца, несколько свинцовых пуль-картечин, немецкие винтовочные гильзы, французские пуговицы 108 полка времен 1812 года — и тому подобный хлам веков, представляющий большой интерес только для историков и коллекционеров.
Русские поля и перелески хранят в глубинах земли немало реликвий, в том числе и кладов. Несколько лет назад в Смоленской области был собран также распаханный клад монет-чешуек времен Ивана Грозного, уже с год обшаривают пахотные поля кладоискатели в районе Красной Пахры в Московской области. Около тысячи находок было сделано в Горках Ленинских на месте «царева караула», которые составили основу местного краеведческого музея.
В Звенигороде нашли нательный крест XIV века, которым награждали воинов, победивших в ратоборстве. Много кладов находят в Москве — и чаще всего это делают многочисленные любители-кладоискатели.
Наверное, Россия — единственная страна в мире, жители которой закопали и спрятали множество кладов уже в XX веке. Революции, гражданские войны, репрессии волнами катились по стране, и российские граждане предпочитали зарывать свои богатства в землю, прятать под полами и в стенах своих жилищ. Большая часть этих кладов уже найдена, но многое и осталось.
Поиски в городе значительно отличаются от поисков в поле или в лесу. Металлодетекторы тут практически неприменимы, так как город обычно завален всяческим железом, и включенные где-нибудь на чердаке старого дома приборы начинают немедленно «фонить», свистеть, звонить на разные голоса. А между тем именно большие просторные чердаки доходных домов XIX века дали примерно 80 процентов всех кладов, найденных в Москве за последние два десятка лет… Объясняется это просто: ценности прятали на чердаках затем, чтобы никому нельзя было определить его владельца — ведь за хранение, скажем, золотых монет в иные времена можно было понести наказание, а хранение оружия всегда было противозаконным.
6 марта 1985 года бригада рабочих РСУ-8 треста № 2 под руководством мастера В. Трусова заканчивала разборку перекрытий дома № 16 на Второй Красноармейской улице в городе Ленинграде. Работать им оставалось немного — надо было лишь сломать старый чулан у черной лестницы старинного доходного дома. Раньше в чулане дворники хранили метлы, ведра, лопаты. Двое рабочих быстро разломали половицы, обнажив балки перекрытий и засыпку. Подключили отбойные молотки и стали взламывать междуэтажное перекрытие. И тут вдруг молоток рабочего Быстрова целиком провалился в открывшуюся под полом дыру, повиснув на шлангах. Быстрое заглянул в дыру, но там царила непроглядная тьма. Посветили спичками — внизу была комнатка с грудой каких-то вещей. Спуститься вниз вызвался некто Третьяков. Рабочие уже поняли, что наткнулись на что-то необычное. Третьяков повис на руках, тяжело спрыгнул вниз и через минуту, оглядевшись, подал товарищам пуховую подушку и атласное одеяло. Затем в дыре показался большой позолоченный кубок. Ошеломленный увиденным, Третьяков сообщил, что подобных вещей там много… Надо было бежать в милицию.
Трое рабочих остались караулить тайник, а бригадир на такси поехал в ГУВД и вернулся оттуда с двумя офицерами милиции.
Все вместе обследовали тайник и поняли, что когда-то одно из помещений третьего этажа было аккуратно перекрыто антресолями так, чтобы внизу образовалось небольшая потайная комнатка размером 2 на 2 метра и столько же в высоту. Над ним помещался дворницкий чулан, о котором все знали. Тайник был устроен очень умно — попасть в него можно было только через потолок нижней квартиры, в котором ремонтники обнаружили три доски, поднимающиеся на шарнирах.