Эти старинные помещения у кремлевских стен издревле занимали важные судебные учреждения Российского государства. В 1670-х годах здесь обосновался Разбойный приказ (переименованный в 1683-м в Сыскной [25]). Как известно, этот приказ с середины XVI века занимался расследованием уголовных дел в Московском государстве и руководил деятельностью местных губных и воеводских изб в этом направлении. После того как в 1701 году Сыскной приказ по указу Петра I прекратил свое существование, а его функции были распределены между другими органами [26], в его помещениях на современном Васильевском спуске стали содержать колодников ^{4} различных судебных учреждений Москвы, а в каменной палате обосновался Приказ крепостных дел [27]. Когда в результате Петровской судебной реформы 1718–1722 годов возникла стройная четырехзвенная судебная система (городовые и провинциальные суды — надворные суды — Юстиц-коллегия — Сенат), там разместился Московский надворный суд [28], на который были возложены обязанности решения всех возникавших в Москве гражданских и уголовных дел. Когда же в 1727 году система надворных судов была упразднена, а их функции были переданы в губернские и провинциальные администрации, в Московскую губернскую канцелярию из Московского надворного суда передали 21 388 нерешенных дел [29]. Нагрузка на губернскую канцелярию была огромной особенно ввиду того, что в 1728–1732 годах резиденция императора Петра II, а затем и императрицы Анны Иоанновны находилась в Москве. Тогда в Первопрестольную перебралось большое количество дворянских семей, за ними потянулось купечество, а Петербург в эти годы настолько запустел, что его улицы поросли травой и зимними ночами в город забегали волки [30].

Двадцатого марта 1730 года сенаторы доложили Анне Иоанновне, что Московская губернская канцелярия не может справиться даже с делами чисто административного характера, не говоря уже о судебных и розыскных, по которым истцы «долговременно волочатся» и терпят большие убытки. Вместе с этим докладом императрице был поднесен для рассмотрения проект создания в Москве двух специальных учреждений для решения уголовных и гражданских дел. 22 июня по именному указу Анны Иоанновны учреждались Судный и Сыскной приказы под юрисдикцией Юстиц-коллегии: первый для судных (гражданских) разбирательств по Москве, а второй — для ведения «татийных, разбойных и убийственных дел» [31]. Для Сыскного приказа и были отведены старинные помещения у кремлевских стен [32].

Правда, к тому времени туда уже вселилась Московская полицмейстерская канцелярия. Возникшая в 1722 году для осуществления в Москве полицейских функций (предупреждения пожаров, искоренения нищенства, ареста преступников, надзора за постройками, наблюдения за торговлей и пр.), полицмейстерская канцелярия, между прочим, была наделена судебными функциями и решала уголовные дела [33]. Видимо, именно для содержания колодников были переданы московской полиции в 1727 году, после упразднения Московского надворного суда, тюрьмы бывшего Разбойного приказа. Но с июля 1730 года по сенатскому указу эти помещения отводились под Сыскной приказ.

Кстати говоря, указ об основании Сыскного приказа предусматривал и разграничение его полномочий с Московской полицмейстерской канцелярией: отныне полиция должна была лишь ловить преступников, а затем пересылать в Сыскной приказ, в котором должны были осуществляться расследование уголовных дел и вынесение приговоров. Сыскной приказ, таким образом, получил монополию на решение уголовных дел в Москве и во всём Московском регионе [34].

Переданные Сыскному приказу строения были ветхи и требовали капитального ремонта. Первый судья приказа бригадир Федор Полибин 28 июля 1730 года докладывал в Сенат, что «тюремный двор и застенок развалился». Сенат распорядился выделить на перестройку помещений 500 рублей. Осенью 1730 года был поправлен острог вокруг тюремного двора, а в течение 1731-го перестроены тюремные казармы [35].

Двадцать девятого мая 1737 года в Москве произошел страшный пожар. В Сыскном приказе «деревянное строение, и над оным крышка, остроги, казармы и застенок — всё сгорело без остатку» [36]. Сильно пострадали розыскные дела. Спустя много лет секретарь Сыскного приказа Сергей Попов вспоминал, что в тот страшный день лишь немногие документы удалось вынести из огня, «понеже не токмо всех дел было можно сохранить, но едва и колодников через великую нужду выводом из острогу спасти могли» [37].

Помещения пришлось ремонтировать, а некоторые отстраивать заново, присутствие приказа даже было вынуждено временно переехать за Москву-реку в один из конфискованных дворов [38]. Пока не были возведены новые деревянные острог и казармы, колодники содержались в различных местах, в частности на Калужском житном дворе и где-то возле Каменного моста [39]. Но в 1737–1739 годах ремонт и реконструкция всех зданий были завершены.

Московские обыватели, подходя к Сыскному приказу, видели вытянувшиеся вдоль Москворецкой улицы два корпуса деревянных казарм (один — для содержания колодников, другой — для караульных солдат и офицеров), которые смыкались воротами, ведущими на территорию Сыскного приказа. За ними находился деревянный острог, вытянувшийся вдоль Москворецкой улицы на 13 саженей ^{5} , а в ширину на 15, вплоть до кремлевского рва. Внутри острога были расположены пять деревянных казарм для содержания колодников и «покаянная» (часовня для исповеди и причастия заключенных). Справа от острога (если смотреть в сторону кремлевской стены), как раз напротив Константино-Еленинской башни Кремля, стояло двухэтажное каменное здание присутствия приказа. К нему со стороны кремлевской стены был пристроен бревенчатый пыточный застенок, а со стороны Москворецкой улицы и Москвы-реки здание ограждали два малых острожка, предназначенных для охраны колодников, содержавшихся в подвальных помещениях. Так же как и Большой острог, они были сделаны из пятиметровых заостренных сверху бревен, на полтора метра вкапанных в землю и плотно связанных друг с другом. Острожки отступали от стен присутствия на два с половиной метра и тянулись почти по всей их длине: южный состоял из девяноста трех бревен и тянулся вдоль стены на пять саженей, а восточный, длиной в шесть саженей, был сооружен из 115 стоячих бревен. Вся эта огороженная малыми острожками территория вокруг здания с помощью внутренних перегородок разделялась на пять маленьких двориков — три мужских и два женских, в каждый из которых вела отдельная деревянная дверь. Со всех сторон к постройкам Сыскного приказа вплотную примыкали обывательские дома и каменные торговые лавки, а на заднем плане величественно возвышались стены и башни Московского Кремля [40].

Как видим, Сыскной приказ занимал очень небольшую площадь, явно недостаточную для главного розыскного органа Москвы: всего около 30 саженей в длину, вдоль по Москворецкой улице, и около 20 саженей в ширину, от Москворецкой улицы до кремлевского рва. Трудно представить, как на ней одновременно могло находиться до шестисот закованных в кандалы заключенных, 20–50 чиновников Сыскного приказа и до 120 стоявших на карауле солдат и офицеров! [41]Положение усугублялось тем, что приказ был со всех сторон зажат обывательскими строениями, которые местами залезали даже на его территорию. Со стороны Москворецкой улицы Сыскной приказ окружали каменные торговые лавки, где целыми днями толпилось множество народа, со стороны Покровского собора к зданию приказного присутствия вплотную примыкал крупный двор московского купца 1-й гильдии Алексея Зайцева, а со стороны Москвы-реки Большой острог окружал дворы церковнослужителей церкви Всемилостивого Спаса, что у Москворецких ворот. Западная часть Большого острога, примыкавшая к кремлевскому рву, была отделена от здания присутствия двором московского купца 2-й гильдии Ивана Иванова сына Попова, торговавшего поблизости, в одной из лавок рыбного ряда [42]. Его двор тянулся вдоль кремлевского рва на девять саженей и углублялся на территорию Сыскного приказа на шесть саженей [43]. Сам купец проживал в Сыромятной слободе, а свой дворик у кремлевских стен он заставил каменными и деревянными строениями, которые приспособил под постоялый двор с харчевней, куда ежедневно приходило перекусить множество всякого люда [44]. Согласно исповедной ведомости 1744 года, в этом маленьком дворике жили 14 постояльцев: пятидесятилетний купец 3-й гильдии Александр Петров с женой и сыном, трое оброчных крестьян с семьями, сторож Главной аптеки Иван Иванов с женой и двумя сыновьями и др. [45]