В официальных документах такие истории, даже если они соответствовали истине, конечно, не отражались. Возможно, многое в этих рассказах преувеличено, что-то основано на слухах и страхах; но характерно, что ни про кого из начальников тайной полиции такие повести не складывались. Все они рисуют облик настоящего профессионала сыска и следствия, служившего не за страх, а за совесть, каким, по всей видимости, и был Степан Иванович Шешковский, ставший при жизни личностью легендарной.

Реальный Шешковский, безусловно, был человеком доверенным, но непосредственно от фигуры просвещенной монархини-законодательницы отстраненным. По особо интересовавшим императрицу делам (например, во время следствия над Н. И. Новиковым и московскими «мартинистами») его иногда приглашали во дворец для личного доклада, как его предшественников. Но обычно доклады Тайной экспедиции поступали через генерал-прокурора или статс-секретарей, которые передавали Шешковскому указания и резолюции Екатерины. [117]В сенаторы его Екатерина так и не назначила. И уж подавно он не появлялся ни на придворных приемах и празднествах, ни тем более на «эрмитажных» вечерах императрицы. Но, по-видимому, он к этому и не стремился, хорошо осознавая свое место в системе «законной монархии» Екатерины. Насмешливый Потемкин, как говорили при дворе, спрашивал обер-секретаря при встрече: «Каково кнутобойничаешь, Степан Иванович?» – «Помаленьку, ваша светлость», – отвечал Шешковский, кланяясь.

Легендарный начальник Тайной экспедиции скончался в 1794 году и был погребен в Александро-Невской лавре; надпись на могильном памятнике гласила: «Под сим камнем погребен тайный советник и Св. равноапостольного князя Владимира 2-й степени кавалер Степан Иванович Шешковский. Жития его было 74 года, 4 месяца и 22 дня. Служил отечеству 56 лет». Через два месяца после смерти Шешковского генерал-прокурор Самойлов уведомил его вдову, что «ее императорское величество, помня ревностную службу покойного супруга ее, высочайшую свою милость продлить соизволила и на оставшее его семейство всемилостивейше повелела выдать ей с детьми десять тысяч рублей».

Со смертью императрицы Екатерины произошли большие перемены. Отставленный Самойлов был заменен на посту генерал-прокурора князем Алексеем Борисовичем Куракиным. После ухода Шешковского дела Тайной экспедиции, оказавшиеся в «неустройстве», приводил в порядок его преемник – коллежский советник Алексей Семенович Макаров (1750–1810). Он поступил на службу в 1759 году, был секретарем при рижском генерал-губернаторе Ю. Ю. Броуне, потом служил в Петербурге при генерал-прокуроре Самойлове. При Павле I он оставался управляющим Тайной экспедицией, а в 1800 году стал сенатором; сложившиеся порядки ведения следствия и наказаний при нем не менялись. Макаров, как и его предшественник, дослужился до тайного советника, но фанатиком сыска не был и страшной памяти по себе не оставил даже в суровые времена павловского царствования.

Будущий наместник Кавказа, а в те годы молодой артиллерийский офицер Алексей Ермолов, арестованный по делу нескольких офицеров смоленского гарнизона, обвинявшихся в заговоре, был милостиво прощен, а затем истребован с фельдъегерем в столицу: «В Петербурге привезли меня прямо в дом генерал-губернатора Петра Васильевича Лопухина. Долго расспрашиваемый в его канцелярии, фельдъегерь получил приказание отвезти меня к начальнику Тайной экспедиции. Оттуда препроводили меня в Санкт-Петербургскую крепость и в Алексеевском равелине посадили в каземат. В продолжение двухмесячного там пребывания один раз требован я был генерал-прокурором: взяты от меня объяснения начальником Тайной экспедиции, в котором неожиданно встретил я г. Макарова, благороднейшего и великодушного человека, который, служа при графе Самойлове, знал меня в моей юности и наконец его адъютантом. Ему известно было о дарованном мне прощении, о взятии же меня в другой раз он только то узнал, что по приказанию государя отправлен был дежурный во дворце фельдъегерь, и причина отсутствия его покрыта тайною. Объяснения мои изложил я на бумаге; их поправил Макаров, конечно не прельщенный слогом моим, которого не смягчало чувство правоты, несправедливого преследования». [118]Ермолов и много лет спустя помнил о «несправедливом преследовании», но все же считал следователя человеком благородным и великодушным. Макарову выпало заниматься ликвидацией Тайной экспедиции. В апреле 1801 года он подготовил к сдаче на хранение архив своего ведомства «в совершенном порядке» – с делами, разобранными в связки по годам с описями и «алфавитом о бывших в прикосновенности людях». Он же позаботился не только о бумагах, но и о своих подчиненных: отметил их «усердие к службе», каковую они несли «в беспрерывной безотлучности во всякое время», и просил наградить чинами и определить к желаемому каждым из чиновников новому месту работы. [119]

Теперь, пожалуй, самое время познакомиться с персоналом сыскного ведомства, чьи скромные усилия обеспечивали его непрерывную работу, а для историков оставили тысячи дел с запечатленными в них судьбами «прикосновенных» к этому учреждению лиц.

Как уже было сказано, первоначально Тайная канцелярия создавалась как очередная временная «розыскная» комиссия и формировалась подобным же образом: получив царский указ, гвардейский майор определял себе в помощники нескольких офицеров, набирал в разных приказах подьячих, получал деньги, бумагу, чернила и приступал к работе. Так, по указу Петра I весной 1718 года было «велено ‹…› Толстому по розыскному делу (царевича Алексея. – И. К., Е. Н.) исследовать немедленно и донести его величеству, для которого исследования велено быть дьяку Ивану Сибилеву, да подьячим старым 2, молодым 6 человеком», которые были взяты на время из разных учреждений. Для такой важной миссии выбрали людей опытных – подьячих Т. Палехина и К. Клишина, переименованных по случаю переезда в Петербург в канцеляристов. Палехин – Толстой и Ушаков к нему обращались «господин дьяк – по окончании следствия вернулся в Москву, где работал еще долго. По штату 1723 года в Тайной канцелярии состояли – уже постоянно – секретарь Иван Топильский; канцеляристы Тихон Гуляев, Егор Русинов, Иван Кирилов, Семен Шурлов; подканцеляристы Вителев и Басов – всего семь человек, да еще лекарь Даниель Волнерс. В 1719 году жалованье им полагалось выдавать из тех учреждений, откуда они были откомандированы, „для того, что оные подьячие взяты в помянутую канцелярию на время“. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Так и эта комиссия скоро превратилась в одно из самых главных учреждений империи с постоянным штатом и даже своими чиновничьими династиями. Кроме чиновников она включала воинскую команду „для караула денежной казны и колодников“, состоявшую в 1720 году из 88 обер– и унтер-офицеров и солдат, а три года спустя увеличившуюся еще на 50 человек.

Главной фигурой в «присутствии» после начальников был секретарь – правитель дел всей канцелярии, под чьим руководством шли вся текущая работа и делопроизводство. Он принимал и размещал колодников, допрашивал их, но самостоятельно не пытал – посылал докладную записку о первом допросе и спрашивал, «впредь о том что чинить». Он же постоянно докладывал «министрам» о состоянии дел, руководил подготовкой выписок и экстрактов, а затем поступал с подследственными согласно полученным от начальства указаниям.

Секретарь был фигурой непубличной, но на нем держалась вся работа учреждения. Не случайно эти чиновники назначались и перемещались именными указами и жалованье получали высокое: в 1761 году секретарь Шешковский получал 500 рублей в год, а обер-секретарь Михаил Хрущов – 800. На эту должность, как правило, определялись люди, имевшие большой опыт соответствующей работы. Порой они делали неплохую карьеру. К примеру, Иван Иванович Топильский (1691–1761), начав службу подьячим Разрядного приказа, оказался в Рекрутской канцелярии Сената, а оттуда – возможно, по протекции ее начальника Ушакова – перешел вслед за ним в Тайную канцелярию, где работал секретарем. Когда учреждение в 1726 году временно упразднили, опытный чиновник без дела не остался и получил повышение – стал секретарем канцелярии Верховного тайного совета. Оттуда его выпросил к себе президент Ревизион-коллегии И. И. Бибиков. Затем Топильский был секретарем Сената, служил в Коллегии экономии и выслужил дворянство, став асессором Юстиц-конторы. Закончил же он свою трудовую биографию почтенным статским советником и заведующим Московской конторой Коллегии иностранных дел, до последних дней жизни трудясь над приведением в порядок ее богатого архива. [120]