- И что сделали с этим матросом?

- А что ему сделаешь? Он уже гражданский человек. Не ведал, что творил. Командир отвечает за все. Командиру сделали… Между прочим, мне мои матросы, зная, что меня представляли за этот поход к званию Героя Советского Союза, подарили искусно выпиленную из латуни геройскую звездочку. Вон она - на стене висит. Для меня это очень дорогая награда.

Как и в каждой затяжной войне, в морской холодной были свои затишья и пики.

Ни одна великая морская держава не имела такого подводного флота, как Советская империя, - ни по числу кораблей, ни по скорости хода, ни по глубине погружения, ни по выносливости экипажей.

И все же это была неравная война - мы не имели ни одного атомного авианосца и удобных по географическому положению баз.

Не случайно в 1970-1980-е годы главную ставку сделали на подводные ракетоносцы. И не ошиблись. Прежде всего потому, что именно атомарины - кочующие подводные ракетодромы - оказались наименее уязвимыми носителями ядерного оружия. Тогда как подземные ракетные шахты рано или поздно засекались из космоса с точностью до метра и тут же становились целями первого удара. Сознавая все это, американцы, а потом и мы стали размещать ракетные шахты в прочных корпусах подводных лодок.Советский первенец - атомная шестиракетная субмарина К-19 - был спущен на воду в 1961 году. Очень скоро она получила среди моряков весьма выразительное прозвище

- «Хиросима». Не только из-за того, что в своих ракетных боеголовках она несла десятки «хиросим», а в большей степени из-за того, что, когда из аварийного реактора чуть не потек расплавленный уран, она сама едва не превратилась в атомный гриб. «Хиросима» унесла десятки жизней моряков - сначала после чудовищной радиации во время первой аварии, затем, спустя несколько лет, после жестокого объемного пожара, вспыхнувшего в девятом отсеке.

В 1970 году советский ВМФ провел маневры "Океан". Фактически это был грандиозный смотр-парад качественно нового советского флота - атомного и ракетоносного.

В назначенный день и час, несмотря на весенние штормы, все четыре флота - Северный, Тихоокеанский, Балтийский и Черноморский - выслали свои корабли в Северную Атлантику и Тихий океан, Средиземное море и Арктику, в Японское, Норвежское, Филиппинское моря. Все эскадры и флотилии действовали по единому стратегическому замыслу из Москвы.

Этот глобальный триумф советского флота омрачила гибель атомной подводной лодки К-8 в Бискайском заливе. После неукротимого пожара в одном из отсеков она затонула. Погибли пятьдесят два подводника. Это была первая гибель советской атомарины. К тому времени на дне Атлантического океана уже лежали два американских атомохода - "Трешер" и "Скорпион".

Президент США Ричард Никсон в своем ежегодном послании конгрессу отметил: "Неотвратимой реальностью 70-х годов является наличие у Советского Союза мощных и совершенных стратегических сил, по многим параметрам приближающихся к нашим, а по некоторым категориям даже превосходящих их".

Результатом таких высказываний стал подписанный обеими сторонами договор ОСВ-1.

Спустя два года, словно в подтверждение опасений Никсона, ВМФ СССР принял на вооружение подводный ракетоносец нового поколения (проект 667 Б). Подводные крейсера этого типа стали главными фигурами на «шахматной доске» мирового океана в стратегической игре…

Об этом корабле судачили бы до скончания века, как о советском подводном "Титанике" или как об еще одной мрачной загадке океана: шутка ли бесследно исчезла огромная атомная подводная лодка с шестнадцатью баллистическими ракетами на борту, а главное со ста тридцатью живыми душами в отсеках? И имя командира капитана 1 ранга Виктора Журавлева, как и имена всех его соплавателей окутал бы мистический флер вечных молчальников. И рождались бы мифы и легенды об их безвестном исчезновении в пучине Северной Атлантики… По счастью, они остались живы и теперь - по истечении всех сроков секретности - сами могут рассказать о том, что с ними стряслось. и, смею заметить, это впечатляет не меньше иной крутой фантазии.

Итак, 13 (!) сентября 1983 года тяжелый атомный подводный крейсер стратегического назначения К-279 раздвигал могучим лбом океанские воды, спресованные 250-метровой толщей. Большая глубина обжимает не только сталь прочного корпуса, но и весьма напрягает душу. Вроде бы все нормально в отсеках, реакторы работают в заданном режиме, турбины выдают положенные обороты, гребные винты исправно вспарывают и отбрасывают стылую воду тугими струями, но ухо сторожко ловит каждый "нештатный" звук: не вырвало ли где сальник, не лопнул ли где трубопровод забортной арматуры? Да мало ли что еще может случиться на такой глубине? Тут любая поломка может стоить жизни всему экипажу. Как на зло, еще и мысли черные лезут про злосчастную американскую атомарину "Трешер", которая примерно в этом же районе и на такой же глубине вдруг канула в двухкилометровую впадину Уилкинса и лежит там вот уже двадцатый год. А все потому, что лопнул плохо сваренный трубопровод, и подводная лодка была в мгновение ока затоплена и смята чудовищным давлением пучины. Никто из 129 человек на борту и ахнуть не успел - гидравлический удар вмял сферические переборки одна в другую, как стопку алюминиевых мисок… Все эти леденящие кровь подробности услужливая не к месту память выдает при первом же взгляде на глубиномер.

Конечно же, можно было бы идти и на ста метрах и на пятидесяти, откуда шансов спастись и всплыть куда больше, но дело в том, что на таких глубинах резко возрастал риск наткнуться на айсберг. А в этой части Атлантики их было, по выражению штурмана, как пшена на лопате.

- Но ведь вы же могли включить гидролокатор в режиме миноискания. - заметил я тогдашнему дублеру командира К-279 капитану 1 ранга Владимиру Фурсову. - И тогда вся подводная остановка открылась бы как на ладони?

- В том-то и штука, что мы должны были соблюдать полную скрытность. А звуковые импульсы гидролокатора легко засекаются противолодочными кораблями. Шла Холодная война, и мы должны были крейсировать как можно ближе к берегам Америки. То были "адекватные меры", которые Брежнев принял в ответ на размещение американских "першингов" в Европе. Мы, таким образом, тоже сокращали подлетное время своих ракет.

- То есть вы шли совершенно вслепую? Как если бы автомобиль пробирался сквозь ночной лес, опасаясь включать не только фары, но и подфарники?

- Точно так. Шли, можно сказать, на слух… Дело в том, что небольшие айсберги наши акустики слышали в обычном режиме шумопеленгования. Океанские волны заплескивали на глыбы льда, вода стекала с них ручьями, и по этому журчанию при достаточной изощренности слуха можно было взять пеленг на опасного соседа. Большие же - столовые - айсберги оставались неслышимыми. О них-то и зашел разговор в кают-компании во время ужина. Кто-то вычитал в Наставлении по плаванию в Арктике, что осадка плавучих ледяных гор может достигать пятисот метров. Разгорелись споры. Автора Наставления подняли на смех. Мы считали, что глубина в 250 метров вполне безопасна для того, чтобы разминуться с айсбергами по вертикали. Потом кто-то вспомнил, что в этих местах погиб легендарный "Титаник"… Вобщем, ужин закончился обычной флотской травлей, и я отправился в жилой отсек в свою каюту. Сел на диванчик, взял в руки книгу… До сих пор помню, что это была парусная эпопея супругов Папазовых. Где-то играла гитара, и кто-то пел:

Океан за винтом лодки скомкан,

Глубины беспросветный покров.

Третий месяц идет "автономка"